* * * До небосклона за окном Какие-нибудь полквартала, И чёрной трещиною в нём Сухое дерево стояло. И в небо ветками стучась, Живые души будоража, Оно и после смерти — часть Неугомонного пейзажа. Скрипит, за землю уцепясь Окаменевшими корнями. С читателем такую связь Я ощущаю временами. В ЗАЛЕ ВСЕЛЕННОЙ
* * * На площадях танцуют и казнят! Я мог бы так начать венок сонетов. Но мне скучна с сонетами возня. Чистосердечно признаюсь, что я Не из числа усидчивых поэтов. На площадях вожди с трибун кричат, На площадях солдаты маршируют. Но не всегда на площадях парад: В базарный день на площадях торгуют. Для танцев я немного староват, И нет во мне влечения к парадам. Казнить — меня, конечно, не казнят, Но и с вождями не посадят рядом. Что ж, остается только торговать! И, может быть, я выбрал часть благую. Вот я стою на площади опять, Стихом, душою, строчкою торгую. Не нужен ли кому-нибудь закат, Какого нету у других поэтов, — У горизонта дымно-розоват, А выше в небе — темно-фиолетов? Не надо ли кому-нибудь тоски? Мы все живем, в тоске своей увязнув, Но от моей тоски — твои виски Засеребрятся серебром соблазнов. Скорее, покупатель мой, спеши! Я продаю товар себе в убыток. Не хочешь ли билет в театр души, Который я зову театром пыток? Пускай спектакль слегка аляповат, Пускай в нем декорации лубочны, Но там слова на сцене говорят, Которые неумолимо точны. И может быть, то главное, о чём Ты только вскользь догадывался глухо, – Там на подмостках с площадным шутом Разыгрывает площадная шлюха. Я там веду с собою разговор, В моем театре я распорядитель, И композитор я, и осветитель, И декоратор я, и режиссёр, И драматург я, и актер, и зритель. * * * Чайна Таун! Экзотика! В трех кварталах — восток. Китаянка под зонтиком. С веерами лоток. Живописные лавки. Толкотня — не пройти. Гребни, брошки, булавки Из слоновой кости. Безделушки-подарочки Да цветные фонарики, И влюбленные парочки Ходят, взявшися за руки. А турист из гостиницы От музеев устал, И он радостно ринется В этот шумный квартал. Неудачники разные, Экзотический сброд Оглушительно празднуют Свой смешной Новый Год. Пиротехники взрывчатой Искры, сполохи, звон, И веселый, пупырчатый С красной пастью дракон! А чуть-чуть за заборами, Непростительно рядом — Небоскрёбы с конторами Или гавань со складом. Временами мне кажется, Что я — город шутих, Защищаемый тяжестью Небоскрёбов чужих; Что бывает заманчиво И ко мне подойти, Посмотреть на болванчика Из слоновой кости. Интерес только денежный — Или сбыт, или спрос. Что дракон-то всамделишный, Кто ж поверит всерьёз?! А что смертно продрогли мы, По земле проносясь, — Это так — иероглифы, Отвлечённая вязь. И по мне, как по пристани, Комментируя вид, Бойко ходит с туристами Предприимчивый гид. * * * Я запомнил мой праздник мгновенный. Звёзды шли над моей головой. Для меня в этом зале вселенной Фильм пускали цветной, звуковой. Мир шумел надо мной водопадом И ронял за звездою звезду, И смеялись друзья мои рядом Чуть не в каждом соседнем ряду. Только стал я поглядывать хмуро, Только стал я зевать от тоски: Слишком часто уж дура-цензура Вырезает из фильма куски. А друзья? Как осталось их мало! Тот ушёл, а того увели. Вот уже их почти что не стало, Точно сдуло куда-то с земли! Приближается дело к развязке, И куда ни взгляну — предо мной Умирают трагически краски, Погасают одна за одной! Наступает бесцветная скука. Вот и звук обрывается вдруг, И со звуком — со скоростью звука Целый мир исчезает вокруг. И, наверное, в самом финале Билетёр, зажигающий свет, Будет рад, что в просмотровом зале Никаких уже зрителей нет. ЦИРК |