В том же 1816 г. возникают и другие формы протеста против режима землевладельцев: петиции и поддерживавшие их восстания в интересах «среднего класса» с соответствующими политическими требованиями. Это движение идет под руководством буржуазной демократии, представители которой в то время стали называться радикалами. Мелкая городская буржуазия принимает в нем активное участие, при энергической поддержке рабочих, которые в конечном итоге не извлекут из этого непосредственной выгоды, но приучатся к формам политической организации и познакомятся с распространенными тогда демократическими учениями. Так, в конце 1816 г. произошло восстание в самом Лондоне. Это восстание было подготовлено радикально-демократическим объединением так называемых Спенсовских филантропов; непосредственными руководителями восстания были члены этого объединения — Генри Хант (1773—1835), известный в то время под именем «Оратора Ханта», и Уотсоны, отец и сын.

Восстание началось с митинга, который был собран на Спа-Филдс[9] — несколько севернее Сити. — где в таверне «Пещера Мерлина» («Merlin's Cave») помещалась штаб-квартира восставших. Вняв призыву Уотсона-младшего: «Если высокие господа не хотят дать нам то, чего мы желаем, неужели у нас не найдется мужества взять это силой?» — толпа двинулась к Тауэру (ч. 52), в арсеналах которого рассчитывала добыть оружие. Но едва толпа, состоявшая из рабочих и лондонского мещанства, достигла Биржи (в Сити), как была рассеяна констеблями (ч. 34) во главе с лордом-мэром.

Весною 1817 г. митинг, собравший в Манчестере на площади Сент-Питерс-Филд несколько тысяч рабочих, постановил идти пешком в Лондон с петицией. обращенной к парламенту. Запасшись шерстяными одеялами, — отчего это шествие получило название «похода одеяльщиков» («блэнкетиров»), — рабочие двинулись на юг, рассчитывая по дороге соединиться с рабочими из Дерби, но шествие было остановлено в самом начале. В июне того же года произошло восстание близ Дерби, также быстро прекращенное отрядом гусар. Повторяющиеся восстания заставили правительство прибегнуть к крайней мере — к отмене применительно к их участникам акта Habeas corpus (ч. 35).

Благодаря урожаю 1817 г. цены на хлеб несколько понизились, что привело к некоторому облегчению положения промышленных рабочих и временному их успокоению. Действие акта Habeas corpus было восстановлено. Но, с другой стороны, тот же фактор — снижение цен на хлеб — привел к разорению едва ли не последних мелких земельных собственников, а также мелких арендаторов. Увеличилась также безработица среди сельскохозяйственных рабочих, массами переходивших на фабрики и заводы. И уже в 1819 г., под давлением промышленной депрессии, предприниматели возобновляют подачу петиций в парламент, а радикалы — агитацию посредством рабочих митингов. В августе состоялся грандиозный митинг, в несколько десятков тысяч человек, сошедшихся из разных частей Ланкашира и Манчестера на Сент-Питерс-Филд. Темою митинга была парламентская реформа. На митинге выступал и председательствовал Оратор Хант (ч. 20). Когда городские власти попытались арестовать Ханта и встретили сопротивление со стороны толпы, они, прочитав Закон о нарушении общественного порядка (ч. 48) так, что его почти никто не слышал, направили на толпу полк пьяных кавалеристов. Безоружная толпа была рассеяна, несколько человек изрублено шашками или раздавлено насмерть, в том числе женщины и дети, и несколько сот ранено и измято. Это побоище окрестили манчестерской бойней, а также Питерлоо. Последнее название намекает на место, где происходил митинг (Сент-Питерс-Филд), и, вероятно, внушено поздравлением, которое прислал принц-регент солдатам, «героям Ватерлоо», участвовавшим в побоище.

Это избиение вызвало всеобщее возмущение в стране и даже в парламенте, главным образом среди вигов, на которых теперь возлагало надежды «среднее сословие» и которые, в свою очередь, искали у него политической поддержки. Тем не менее правительство провело в 1819 г. закон, известный под именем Шести актов (ч. 18), прозванных «затыкающими рты актами». Этим законом ограничивалась свобода собраний и митингов, запрещалось ношение оружия, стеснялась свобода печати и расширялись права городских властей в отношении преследования лиц, подозреваемых в подготовке восстания. Закон этот вызвал общее негодование и не остановил движения в пользу реформы. В самом парламенте из года в год, в 1817, 1818, 1819, 1820 гг., вносились частные законопроекты о лишении избирательных прав одного из «гнилых местечек» и о передаче этих прав какому-нибудь из растущих промышленных центров. Обсуждение политических тем на легальных собраниях и в клубах продолжалось, точно так же как и в журнальной прессе, и даже изящная литература и поэзия, включая таких крупных представителей ее, как Байрон и Шелли, откликались на политические события и запросы времени. Продолжалась и подпольная деятельность, принявшая форму конспиративных заговоров. В феврале 1820 г. был раскрыт так называемый заговор на Кето-стрит, подготовленный при участии провокатора и имевший целью, в виде мести за «манчестерскую бойню», перебить министров, которые должны были собраться на обед в доме лорда Хероуби (Гровенор-сквер). Во главе заговора стоял один из Спенсовских филантропов 1816 г. (ч. 20), землемер Артур Тисльвуд (1777—1820). При аресте заговорщики оказали отчаянное сопротивление, и некоторым из них удалось бежать, в том числе Тисльвуду. Он был захвачен на следующее утро у себя в постели в другой части города (в Сити). Шестеро участников подверглись бессрочной ссылке в колонии на каторжные работы, Тисльвуд и четверо его товарищей были повешены и затем обезглавлены. Такая казнь назначалась в то время за измену, но в данном случае она была применена в последний раз, поскольку зрелище обезглавления мертвых вызвало всеобщий и решительный протест, — когда головы казненных были показаны толпе, она неистовствовала и кричала: «Где голова Эдвардса [провокатора]?»

В 1820 г. еще вспыхивают разрозненные небольшие восстания на севере Англии и в Шотландии (в частности, стычка рабочих с кавалерией близ Глазго), но в следующем году народные волнения на время затихают. С точки зрения внутренних отношений 1821 г. проходит в Англии внешне спокойно. Верхние слои буржуазии были напуганы всплесками недовольства рабочих, а внимание мелкой буржуазии было отвлечено придворными скандалами, связанными со вступлением на престол Георга IV. Едва ли следует приписывать большое значение демонстрации, устроенной лондонским мещанством при похоронах Каролины, жены Георга, и закончившейся пролитием крови, — демонстрации, вызванной исключительно нерасположением к королю, хорошо известному по предшествующим десяти годам его регентства. Для временного ослабления агитации за реформы и прекращения выступлений мелкой буржуазии и пролетариата были причины: экономический кризис изживался. Годы 1822 и 1823 могут быть названы годами процветания: они принесли с собою уменьшение безработицы и пауперизма и некоторое улучшение в экономическом положении классов-производителей.

1822 г., по первоначальному плану Диккенса, был годом основания Пиквикского клуба. В объявлении, составленном, без сомнения, самим Диккенсом, говорилось: «Пиквикский клуб, столь прославленный в летописях Хагин-лейн [улица в Сити], столь обвеянный тысячью интересных ассоциации, связанных с Лотбери и Кейтетон-стрит, был основан в тысяча восемьсот двадцать втором году мистером Сэмюелом Пиквиком».