– Вы прелесть! Раввины. – Она покачала головой. – Конечно. Подождите здесь, – и убежала в стеклянный закуток, со смехом повторяя: «Раввины».

Гриффин ослабил воротничок – от этого разговора его бросило в жар.

Картер собирался, выйдя от Буры, заехать домой и позвонить Джеймсу. Однако тогда пришлось бы сообщить, что он потратил семьсот пятьдесят долларов, а про Фарнсуорта так и не узнал – малоприятные темы для разговора. Кроме того, Джеймс снова начал бы подтрунивать над ним по поводу Фебы Кайл.

На подъезде к приюту для слепых Картер вспомнил ухмылку на лице брата и выкрик: «Развейся!» – как будто он сам уговаривает Ледока раз в жизни попробовать моллюсков. Что ж, сегодня он устроит себе легкое приключение с хорошенькой девушкой. Они будут болтать, целоваться и гулять напропалую.

Однако, поскольку такое отношение к жизни шло ему примерно как детский слюнявчик, решимость Картера ослабла еще до поворота с Телеграф-авеню на ухоженную зеленую аллею. Спрыгнув с мотоцикла и отряхнув штаны, он направился к приюту, имея в запасе несколько вежливых фраз на случай, если Феба даст ему от ворот поворот. Подобно многим достойным мужчинам, Картер сомневался, что может понравиться девушке, которая нравится ему.

Главное здание приюта, расположенное в конце аллеи, походило на бывший частный особняк: высокие фронтоны, полукруглые окна, несколько неравномерно раскиданных башенок с куполами и широкий, протянувшийся вдоль всего фасада портик. В таком месте могли бы проходить концерты. Рядом расположились два невыразительных спальных корпуса, разделенных кирпичной стеной.

Вокруг медленно, по большей части парами, прогуливались люди. Картер кивал, не зная, кто из них слепой. Интересно, где Феба и ждет ли она его? Картер хотел сказать ей несколько вещей – достаточно глупых, если подумать, – но по крайней мере он украл у Буры розу и спрятал в карман. Бура накормил его каким-то мерзким ливером, поэтому Картер открыл коробочку «ПЕЦ» и бросил в рот два холодка.

Дверь приюта с грохотом распахнулась, и выбежали три женщины. В руках у них были Библии. Одна женщина плакала, другие ее утешали.

– Ужасно! – вскричала самая расстроенная из трех, вытирая слезы с подбородка.

– Простите… – начал Картер. Тут на крыльце женщина в белом халате сложила ладони рупором и заорала: «Простите!», так что никто его не услышал.

– Ужасно! – повторила женщина с Библией в руках. Она снова разрыдалась, и приятельницы под руки повели ее к стоящему рядом микроавтобусу. Картер смотрел то на них, то на медсестру, которая сердито качала головой.

– Добрый вечер, – ошарашенно произнес он.

– Простите. – Она остановила его движением руки и, повернувшись к дому, закричала утомленно (видимо, это же имя с такой же интонацией ей приходилось выкрикивать не один раз на дню): – Феба! – Потом повернулась к Картеру: – Я могу вам чем-нибудь помочь?

– Я… вообще-то я пришел к мисс Кайл.

– Господи, что еще она натворила?

– Ничего. Честное слово.

Медсестра запрокинула голову, изучая его. Картер вспомнил, как мать в мясной лавке перебирала кур. Тем не менее он поднялся на крыльцо и заглянул в дом. Вдоль стены, примерно на уровне пояса, был протянут толстый шнур, чтобы держаться.

– Вы – Картер? – спросила наконец медсестра.

– Да, мэм.

– Значит, вы и впрямь существуете.

Картер не понял, одобрительно ли это сказано, поэтому просто приподнял шляпу.

– Вы знаете, она иногда врет, – продолжала медсестра.

– Не знал.

– Она прелесть, я ее обожаю, но она – врушка.

Сказано это было с нажимом, поэтому Картер ответил:

– Хорошо, буду осторожен.

– Не будете.

– Я…

– Феба, – сказала медсестра, на этот раз тихо, потому что Феба, держась одной рукой за шнур, подошла к двери. На ней было клетчатое бумазейное платье. Волосы растрепались, как будто со сна.

– Мистер Картер, – проговорила она. – Как мило, что вы пришли. Вы знакомы с Джен? – Феба похлопала медсестру по плечу и взяла ее под руку. – Она на меня сердится.

– Ты должна извиниться, Феба.

– Знаю. Мне ужасно стыдно, – с улыбкой произнесла Феба. – Мистер Картер, спасибо. Спасибо огромное, очень мило с вашей стороны. – Она протянула руки, ладонями вверх, словно собираясь принять подарок.

– Ой! – Роза в пиджаке. Зачем было ее прятать? Неужели нельзя было сообразить, что фокус, с которого он несколько раз успешно начинал легкий флирт, здесь не сработает? Картер почувствовал себя голым. Он мягко вложил розу в протянутые руки. Феба поднесла цветок к носу и погладила лепестки, прослеживая тончайшие жилки, которых Картер и не заметил.

– Прелестно, – шепнула Феба, проводя розой по белой щеке, как будто готова посвятить этому занятию остаток дня.

– Я надеялся вас увидеть, – с натужной бодростью произнес Картер. Вышло совершенно по-идиотски.

– Вам придется подождать своей очереди, – сказала Джен. – Феба…

– Ладно, ладно. Где они? – Она убрала розу за ухо и закрепила заколкой, потом протянула руку. Картер, опередив изумленную медсестру, сам взял Фебу под локоть.

От нее пахло знакомыми духами – «Ля Реноме» фирмы «Д'Орсей». Ими пользовались некоторые женщины в труппе Картера, но только Фебе так шел запах ванили и миндаля.

Они спустились по ступенькам. Картер вложил перчатки в свободную руку Фебы. Та кашлянула.

– Полагаю, уловка была слишком явной.

– Мне сказали, что вы иногда говорите неправду.

– Говорила, когда пила.

– Пили?

– Надиралась в стельку. – Она дважды стиснула его локоть, словно это была азбука Морзе. – Обещаете сейчас не подслушивать?

– Не обещаю.

Женщины уже сели в микроавтобус, шофер заводил двигатель. Ему пришлось снова выключить мотор, чтобы не заглушать слова Фебы, которая невыразительно скороговоркой начала извинения. По-видимому, женщины были последовательницами «Христианской науки». Они приезжали два раза в месяц и сегодня читали лекцию о том, что слепота – в голове: если бы обитатели приюта обладали достаточной верой, то немедленно бы прозрели. Двое мужчин, пострадавших на производстве, встали, объявили, что могут видеть, и начали натыкаться на мебель. В конце концов они сорвали очки и принялись, показывая женщинам пустые глазницы, взволнованно спрашивать, вернула ли вера их глаза.

Это вызвало гомерический хохот слепых и поздравления в адрес Фебы, которая всё подстроила. Стоя возле автобуса и слушая, как она объясняет причины своего дурного поведения, Картер жалел, что не приехал на десять минут раньше – такое стоило посмотреть.

Феба продолжала:

– …правда, честно, искренне сожалею. – Она улыбнулась.

– Заводи мотор, – сказала главная сектантка шоферу и, обращаясь к Фебе, добавила: – Мы еще приедем.

– Будем очень рады.

Когда автобус отъехал и они простояли молча несколько минут, Феба спросила:

– Мистер Картер, вы знаете про Хелен Келлер?[44] – Она произнесла это резким тоном, как будто не веселилась минуту назад.

– Они с помощницей…

– Энн Салливан, – вставила Феба.

– Да. Они были как-то на моем шоу. Потом Хелен пришла ко мне за кулисы и сказала, что ей понравилось представление. Она говорила очень вдохновенно. – Произнося эти слова, он думал, как бы предложить Фебе прокатиться на мотоцикле. Ей бы наверняка понравилось, при ее-то неуемном нраве, но сейчас она словно вросла в дорожку.

– Хелен такая бодрая, – сказала Феба ровно тем же тоном, каким отозвалась о сестрах Чонг. – Когда думаешь о ней и вспоминаешь, что сама – всего лишь слепая, становится стыдно.

– Можно кое-что вам показать?

– Пожалуйста, скажите, что это виски.

Он взял ее за руку.

– Вы говорили, что больше не пьете.

– Но хочется, – мрачно отвечала она. – Хочется каждый день.

Они, хрустя щебнем, подошли к мотоциклу.