Он не всегда был великим иллюзионистом. Порой он называл себя магом в седьмом поколении, прапраправнуком кельтских кудесников, порой уверял, будто долгие годы учился у восточных мудрецов. Однако его пресс-релизы никогда не сообщали правды: когда Чарльз Картер Четвертый впервые познакомился с ремеслом фокусника, оно было для него не забавой, а средством выжить. Почти все иллюзионисты начинали в детстве. Келлар,[5] Гудини, Тёрстон и многие другие обрели призвание во время болезни, когда родственники дарили им наборы для юных фокусников, чтобы не скучно было лежать в постели. Иное дело Картер. Свой первый фокус он показал в пустом заснеженном доме в возрасте девяти лет.

Дом не всегда был пустым. Картер вырос в Сан-Франциско, в доме 3638 по Вашингтон-стрит. Трехэтажное здание в итальянском вкусе выстроили в 1874 году для русского консульства. Однако в следующее десятилетие пушная охота шла плохо, и русские не смогли платить по закладной. В дом въехал мистер Чарльз Картер Третий с молодой супругой.

На первом этаже располагались прихожая, малая гостиная и большая гостиная с мебелью от Гампа и камином, возле которого дамы пили зимой чай. В малой гостиной стоял рояль; на нем Чарльз вынужден был два раза в неделю играть детские песенки, в то время как угрюмая учительница тыкала в ноты костлявым пальцем.

Между малой гостиной и дальней обеденной залой располагались сорок пять футов свободы – коридор, застеленный вечно сбивавшимися ковровыми дорожками. Когда их уносили чистить, Картер на цыпочках обходил комнату за комнатой, ища взрослых – отца, мать, гувернантку, кухарку, камердинера, горничных. Если все они были наверху, он скидывал ботинки и катался по коридору в носках. Потом стоял на стреме, пока катался брат. Джеймс был младше Чарльза и беззаветно ему предан, не начинал первым шалостей и вообще при необходимости чудесно разыгрывал пай-мальчика. Они никогда не испытывали судьбу. Два-три раза, ровно столько, чтобы найти позу, в которой едешь всего быстрее и дальше – они были скакунами, локомотивами, ракетами, – и Чарльз наклонялся завязать себе и брату шнурки, чтобы через минуту с ангельским лицом попросить у кухарки стакан молока.

Дом, как и большинство соседних особняков, оплачивался из доходов по акциям, облигациям и векселям. Отец занимался размещением привлеченных капиталов; интуиция и характер обеспечили ему успех – он умел не поддаваться панике и не терять расположение духа. Более того, у мистера Картера было подходящее хобби – он коллекционировал. Следуя веяниям моды, он собирал сперва европейскую живопись, потом переключился на Японию. В доме Картеров за стеклом висели три – зато какие! – свитка «Гендзи-моногатари». В приступе япономании многие соседи развесили по стенам все «Пятьдесят три станции Токайдо», однако мистер Картер считал, что три предмета – уже коллекция, и надо переходить к чему-то другому.

Мать Чарльза, Лилиан, была женщина не простая. Она выросла в семье новоанглийских трансценденталистов и увлекалась всем, что связано с духовным внутренним миром. Миссис Картер могла по три часа кряду спорить об избирательном праве для женщин; кроме того, была подвержена обморокам, аллергиям и повышенной нервной возбудимости. За один год она посетила пять врачей. Невролог сказал, что у нее в организме недостает фосфора, поэтому нервные клетки неправильно проводят электричество. Специалист по соматической гигиене прописал постельный режим, дабы восполнить энергию, потраченную на постоянные размышления и переживания. Психоаналитик пытался выудить подавленные воспоминания о конфликтах с родителями. Гипнотизер усыпил пациентку, снимая чрезмерное эмоциональное напряжение, а медиум провел сеанс, дабы избавить ее от вредного воздействия потусторонних сил.

– У меня очень, очень много неврозов, – заявила миссис Картер в малой гостиной, куда мальчиков пускали с условием не открывать рот.

– У меня тоже, – сказала миссис Оуэнс, не желая уступать первенства.

– Меня пригласили в Бостон для исследований, – произнесла миссис Картер, посрамив миссис Оуэнс. Со стороны остальных гостей посыпались вопросы. Не примкнула ли она к теософам? Или это что-то более традиционное?

На самом деле Лилиан Картер ехала в Бостон в качестве пациентки доктора Джеймса Джексона Патнема, психоаналитика и профессора Гарвардского университета.

– Профессор рекомендовал мне свой труд, – объяснила она, гордо демонстрируя «Психотерапию нервных расстройств» с автографом автора.

– О-о, психотерапия, – протянула миссис Оуэнс, сочувственно надув губки. – Это было модно… несколько лет назад.

– Нет, нет, методика совсем новая. Честное слово. – Миссис Картер взглянула на мужа, ожидая поддержки.

– Ну… – Мистер Картер встретился глазами с женой и решил не рисковать. – Безусловно.

Чарльз, которому исполнилось уже почти девять, с растущим интересом слушал разговор. Надолго мама в Бостон? Возьмет ли его с собой? Он взглянул на Джеймса – брат, тихонько мурлыча себе под нос, листал «Деяния знаменитых людей» в кожаном переплете. Чарльз едва не шепнул: «Джеймс, слушай внимательно», но побоялся, что его выставят из комнаты. Разговор перешел на другую тему, однако Чарльз до конца вечера ловил каждую фразу, пытаясь понять – действительно ли мама уезжает?

Несколько вечеров спустя она присела на краешек его кровати и объяснила, что они с братом останутся не одни: есть отец и фрейлейн Рейнхардт, и, разумеется, остальные слуги.

– Держись, – продолжала она. – Джеймс во всем берет с тебя пример.

Чарльз глядел, как мать теребит нитку жемчужных бус.

– Он такой маленький, что будет спрашивать, почему я не беру его с собой.

Тут Чарльз задумался и задал другой вопрос:

– Когда ты вернешься?

– Очень сложно ответить, Чарльз. Пока неясно. Понимаешь, доктор Патнем сравнивает жизненный опыт с «Божественной комедией».

Она кивнула, и Чарльз кивнул в ответ, показывая, что понял. Перед сном мать всегда разговаривала с ним таким вот заговорщицким тоном, словно они в сговоре.

– Врач, как Вергилий, ведет тебя по кругам твоей эмоциональной жизни, и подавленные воспоминания смываются водами Леты.

Мать всегда не говорила, а вещала, к досаде части окружающих, и сопровождала свою речь драматичными жестами, об источнике которых Чарльз почти не догадывался, поскольку еще не бывал в театре. Описывая психоанализ, она взмахивала кончиками пальцев и морщилась, как от боли.

– Стенающая душа проходит через озеро огня, но надо преодолеть отчаяние, – (задумчивый взгляд вдаль), – чтобы обрести, – (вздох облегчения), – скрытые внутренние возможности.

Чарльз видел жесты и выражение лица, слышал звук голоса, но мало что понимал. У мамы будет приключение, она вернется с новым опытом и здоровее душой. Вот только когда?

Ее лицо озарял тусклый оранжевый свет газового рожка. Лилиан Картер умела красиво удалиться. Она поднесла палец к губам, словно поведала тайну, и, отступив назад, закрыла за собой дверь. Чарльз запомнил предвкушение таинственного на еле различимом в сумерках лице. Следующий раз он увидел ее через два года.