– Дженкс пытался нас убить. Где ты был? – спросил Чарльз с таким пылом, что отец удивленно поднял глаза.

– Осматривал наш новый виноградник, – объяснил мистер Картер. Ему много еще что было сказать: сделка оказалась феноменальная, куда более сложная, чем он предполагал вначале, они бы оценили, если бы были старше, и ничего страшного, что несколько дней за ними присматривали слуги.

– Но кухарка и Пэтси… – начал Чарльз.

– Вы знаете, что они – героини? – перебил мистер Картер. – Тент, под которым проходило молельное собрание, рухнул под тяжестью снега, и они помогали раненым. Об этом даже в газете написали.

– Почему они не вернулись к нам? – спросил Чарльз.

На лице отца проступило разочарование.

– Там были страждущие бедняки. За вами приглядывал мистер Дженкс.

– Ты должен его уволить, – сказал Чарльз. – Он затолкал нас в…

– Он мне уже сказал, и я сделал ему внушение.

– Ты должен его уволить! – Чарльз тронул глубокие саднящие царапины на щеке.

– Ему не следовало водить вас в ту комнату. – Мистер Картер послюнявил палец и грубо потер Чарльзу лицо. – Эта коллекция не для детских глаз, и вы могли повредить ценные экспонаты.

Чарльз затрясся оттого, что отец ничего не понимает.

– Он засунул меня в маску и…

– Он поставил тебя на место, верно? – Уголки отцовского рта поползли вверх.

– Он ударил Джеймса и поставил его к позорному столбу…

– Вы его дразнили.

– Нет! – Чарльз толкнул брата в бок. – Скажи!

Однако Джеймс только молча держал отца за руку и смотрел вперед. Чарльз проследил его взгляд. К ним приближался Дженкс.

– Сейчас вас накажут, – зашипел Чарльз.

Дженкс не обратил внимания.

– Мистер Дженкс, приношу извинения зато, как вели себя мои сыновья, – сказал мистер Картер, вынимая конверт. – Мальчики, прежде чем вы пойдете умыться, думаю, вы должны что-то сказать.

Чарльз вздрогнул. Отец ничего не понял!

Джеймс прохныкал:

– Простите, мистер Дженкс.

Садовник не шелохнулся. Он смотрел на конверт.

Мистер Картер сказал:

– Ты большой мальчик, Джеймс. Иди умойся. И осторожнее с моей ночной рубашкой.

Джеймс поплелся по ступеням в дом.

– Я не стану извиняться, – буркнул Чарльз.

Отец схватил его за воротник.

– Молодой человек, ты ведешь привилегированный образ жизни, так что изволь, когда надо, владеть собой.

В словах отца Чарльз обрел прилив неожиданной свободы. Он не просто сын богатого человека, он – фокусник. Дрожащими губами он выговорил:

– Мистер Дженкс, приношу свои извинения.

Он ждал ответных слов, но Дженкс молча смотрел, как мистер Картер достает из конверта чек.

– Из-за бури золото прыгнуло в цене. Надеюсь, вас устроят серебряные сертификаты.

Дженкс кивнул. Мистер Картер протянул сыну долларовую купюру.

– Смотри, что придумало министерство финансов. Это называется «образовательная серия».

В то время считалось важным нести образование в массы, и любое правительственное начинание должно было содействовать этой цели.

– Теперь на банкнотах в один, два и пять долларов будут печатать изображения сцен, важных с исторической, научной и мифологической точек зрения.

Чарльз, вопреки обыкновению, не слушал. Он даже не взглянул на банкноту. Он смотрел на отца: на вычищенные до блеска ботинки, накрахмаленную и отутюженную рубашку, на спокойную улыбку, с которой тот отсчитывал Дженксу пятидолларовые бумажки.

– А это за то, что присматривали за мальчиками. – Мистер Картер вложил в ладонь Дженкса последнюю купюру.

Увидев, что Чарльз всё еще стоит рядом, отец погрозил ему пальцем.

– Иди умойся.

Чарльз смотрел, как Дженкс убирает деньги в карман. Сделать бы сейчас так, чтобы они исчезли!.. Однако мальчик безропотно вошел в дом и, крепко держась за перила, начал подниматься по лестнице. Никогда еще он не чувствовал себя таким усталым.

В ванной клубился пар, окна запотели. Джеймс сидел на краю ванны, дожидаясь, когда она нальется водой. Одежда, включая испачканную отцовскую рубашку, лежала на полу. Чарльз тоже разделся. Тут он увидел, что брат держит в пальцах белый камешек – «яйцо».

– Вот, – сказал Джеймс. – Ты сможешь стать фокусником.

Чарльз взял «яйцо», накрыл ладонью, и оно исчезло.

Джеймс ничего не сказал, Чарльз вынул «яйцо» у него из-за уха.

– Отец прав, ты грязный.

Джеймс шмыгнул носом и промолчал.

– Мне иногда будет нужен помощник.

У Джеймса в глазах выступили слезы. Он отвел взгляд.

– Ладно, – сказал Чарльз. – Сам справлюсь.

Джеймс залез в ванну, нырнул и снова вынырнул.

Чарльз мог бы залезть вместе с ним, но продолжал стоять, сжимая камешек, поскольку уже чувствовал себя неуютно, если не прятал в руке хоть что-нибудь – карту, веревку, монетку.

Миссис Картер вернулась в Сан-Франциско через два года лечения в полном восторге от психоанализа. В первые месяцы она часто предлагала детям лечь в кресло и закрыть глаза. Потом клала ладонь им на лоб и просила рассказать, что они чувствовали в мамино отсутствие и как переживают ее возвращение. Она так часто восклицала: «Это прорыв!», что мальчики обычно просили разрешения пораньше уйти спать.

Она посоветовала мужу записывать и толковать сны. И испытала столь сильное разочарование, что тайком подумывала о разводе – почти все сны мистера Картера оказывались так или иначе связаны с биржей.

Тем не менее супруги оставались союзниками, и мистер Картер всерьез воспринял слова жены об увлечении их старшего сына и о том, что надо не мешать ему самому определиться в жизни.

Из фокусника-любителя Чарльз превратился в профессионала неожиданно для себя. Ему было пятнадцать, он учился в Тетчер-скул, частном учебном заведении в Одже, Калифорния. Помимо того, что тут готовили в Йель (все выпускники Тетчер-скул шли в Йельский университет), каждому ученику полагалась лошадь, за которой он должен был сам ухаживать, поскольку Шерман Дей Тетчер когда-то объявил, что мальчикам это полезно.

Позднее Чарльз заявлял, что изучал в Тетчер-скул оккультные науки. Разумеется, такого курса там не было; школа готовила будущих политиков и предпринимателей. «Грязнулей» – как старшие ученики называли младших – он в свободные часы отрабатывал карточные фокусы.

Чарльз был равнодушен к учебе. Он зачитывался Шекспиром, делал неожиданные успехи в физике, безнадежно отставал по экономике, не блистал в дебатах, зато (как всякий мальчишка с Пасифик-хайтс, выросший в атмосфере акций, чеков и облигаций) неизменно получал высший балл по этикету и социальной гигиене. То, что из Тетчер-скул прямая дорога в Йель, нимало его не интересовало: колледж готовил банкиров, а у Картера, в отличие от однокашников, душа не лежала к банковскому делу. Он не завязал ни одной прочной дружбы. Лошадь, которую он бессовестно баловал яблоками и лакрицей, очень его любила.

Вместо того чтобы допоздна корпеть над уроками, Картер постигал премудрости физиологии и самоусовершенствования. Он таскал из библиотеки книги по анатомии и вникал в устройство своих ладоней. Косточки, похожие на неровные булыжники мостовой, соединялись воедино мышцами и связками. Его завораживали некоторые гравюры, например, бесчисленные мускулы, движущие большим пальцем: отводящие, приводящие, мельчайшие сгибатели, разгибатели и, наконец, дивный musculus flexor ossis metacarpi pollicis,[11] мышца, противопоставляющая большой палец остальным и отличающая человека от животных, а при должной тренировке – фокусника от прочих смертных.

Успех, утверждали Оттава Кейс и другие авторы, достигается приложением воли к физическому телу. Испытания воли предстояли в ближайшем будущем, а пока Картер познавал те орудия, которыми одарила его природа: кожу, мышцы, сухожилия, связки, кости.

Кости ладони получили названия в те времена, когда тайны были в чести; слова «крючковатая», «клиновидная», «полулунная», «гороховидная» звучали так, будто их открыли при свечах и записали на пергаменте гусиным пером люди в черных капюшонах. Пальцы излучали действие, ум, изобретательность. «Это ведь всё не просто, – думал Картер. – Скажем, вот здесь, вдоль наружного края большого пальца, идет musculus abductor pollicis,[12] а кончики моих пальцев – это на самом деле пучки musculus flexor digitorum profundus,[13] выходящие из-под сухожилий musculus flexor digitorumsublimus».[14] Ему казалось, что он может высекать ими искры.