Что хорошего в жизни у цыгана? – да только молоденькая цыганка. Они были уже перед Эдисон-билдинг; всю огромную стену покрывали не плакаты с Чаплином и не цирковые афиши – от того, что наклеили до четырех утра, не осталось и следа. Она была сплошь залеплена внушительными, в двадцать четыре листа, портретами: человек в тюрбане и фраке на иссиня-черном фоне, в его протянутой руке – ящичек с футуристического вида прозрачным шаром в ореоле желто-оранжевого огня. Вверху каждого плаката стояло: «Великий Картер», внизу: «ПОВСЮДУ!»

Полицейские шли в несколько шеренг, обняв друг друга за плечи. При виде плакатов они разом остановились и обратили пение к портретам Картера, устроившего им такое чудесное развлечение. Кто-то, давясь от смеха, затянул на тот же мотив: «Картер по-всю-ду, Картер по-всю-ду!»

Они поначалу не заметили, что на противоположной стороне улицы пьет кофе из бумажного стаканчика настоящий Чарльз Картер. Он пришел полюбоваться на свои афиши и при виде того, как полицейские исполняют серенаду его портретам, почувствовал прилив гордости. Доброе предзнаменование!

Полицейские увидели его и, приветственно помахав дубинками, позвали с собой. Картер приподнял шляпу и вместе с ними двинулся по улице, напевая цыганский мотив. Времени оставалось немного – надо было готовиться к вечернему выступлению.

Афиши заметили; народ бросился за билетами, несмотря на то, что Картер выступал в Сан-Франциско всего лишь три месяца назад. И еще: немало военных (а в Пресидио располагался довольно большой постоянный гарнизон) обратили внимание, что предмет у Картера в руке весьма смахивает на устройство, о котором им говорили. Полетели телеграммы и письма. Очень скоро полковник Эдмунд Старлинг уже принимал у себя в кабинете человека, с которым, как прежде с Пауком, поддерживал контакт в течение нескольких недель. Однако человек этот обладал куда более специфическими дарованиями, которые рад был бы применить в Америке после продолжительной поездки по Африканскому континенту.

Мистер Картер и его труппа предоставят оборудование, персонал, обеспечат рекламу, охрану и проч., согласно контракту. В свою очередь театр «Орфей» должен предоставить:

Утром четвертого ноября Джеймс стоял за кулисами театра «Орфей» и остановившимся взглядом смотрел на слово «подушка», которое вписал лишь двадцать секунд назад. Нужна ли Чарли подушка для стула в гримерной, и если да, то какая?

На сцене звучал вступительный монолог, который Джеймс знал наизусть. Он помнил шоу в нескольких вариантах: окончательном, по сценарию, для прессы, для упоминания при нескольких ненадежных членах труппы, которые, возможно, шпионили в пользу конкурентов, – короче, целый слоеный пирог из правды и лжи. Меру его усталости можно представить по тому, что, глядя на сцену, где происходил первый каскад карточных фокусов, он едва не выкрикнул вслух: «Ты точно уверен, что тебе нужна подушка?»

Однако ему хватило ума не усугублять кошмар. Он тихонько прошел в боковую дверь, мимо охраны, в огромный зрительный зал. Две тысячи бархатных кресел недавно вычистили, проходы пропылесосили и вымыли. Повсюду курились пахнущие корицей благовония из китайского квартала. И это была лишь малая часть расходов. Помимо афиш и программок пришлось напечатать рекламные колоды карт. Картер превзошел себя, выдумывая новые недорогие иллюзии в пределах сметы; по крайней мере Джеймс надеялся, что они более или менее укладываются в намеченную сумму. Впрочем, когда начали приходить счета, он немного поколебался в этой уверенности и несколько раз готов был наорать на брата. От краха их мог спасти только двухнедельный аншлаг. В данный момент фокусник выступал ровно перед двенадцатью зрителями.

На премьере это стало бы катастрофой, но сейчас, рано утром, шла всего-навсего репетиция, и на сцене стоял не Картер, а Карло, его дублер. Он читал монолог – как всегда, ужасно. Джеймс скривился, когда Карло оттарабанил очередную реплику, безбожно перевирая ритм: «Откуда я знаю, что вы не мой со-общ-ник?» Вокруг Карло рабочие лихорадочно завершали последние приготовления, в частности, сшивали большой занавес, бархатный «арлекин» и «сукна».

К тому времени, как Джеймс поднялся на третий ярус галерки, на лбу у него выступил пот. Он плюхнулся рядом с братом и, отдуваясь, проговорил:

– Я начинаю понимать, за что ты уважаешь зрителей, которым приходится здесь сидеть.

Картер поднес палец к губам и, скрестив руки на груди, повернулся к сцене. Лицо его было непроницаемо и сосредоточено.

– Карло выступает плохо.

– Потому что Карло – идиот.

Картер задумался.

– Вероятно, он запоминает реплики, чтобы завтра продать их тому, кто больше предложит.

– Рад, Чарли, что ты это понял.

– Знаешь, я пытаюсь представить себя зрителем, который будет сидеть здесь, на третьем ярусе галерки, равнодушным, но готовым поразвлечься, и надеюсь, что идиот ростом пять футов девять дюймов на сцене будет выглядеть внушительно. Внушительнее того идиота ростом пять футов десять дюймов, которого я вижу сейчас.

– Остались самые последние приготовления.

– Да.

– Тебе нужна подушка на стул в гримерную?

Картер отвел взгляд от сцены, на которой его монолог по-прежнему звучал с непривычным итальянским акцентом.

– Подушка?

– У Тёрстона в списке была подушка.

– Выясни, какая, и потребуй для меня большего размера.

– Отлично. С шелковой бахромой?

– Давай не будем… Стоп!

Карло замер. Картер, похлопывая рукой по перилам, прошел с одного края балкона на другой.

– Свет! Поставьте один софит на сцену, мы обведем его лучом публику. Можно развернуть на такую высоту? Надо, чтобы всех было видно, когда они поднимут руки, даже на галерке.

Когда выяснилось, что луч софита и впрямь достает до третьего яруса, Картер вернулся и сел рядом с Джеймсом. Тот записывал, что нужна большая подушка без бахромы из красивой, но не чрезмерно роскошной ткани, не обязательно шелковая – вполне сгодится и бархатная.