Иногда метод Дюркгейма называют позитивистским. Однако это слово настолько неоднозначно, что при его употреблении всякий раз необходимо объяснять, что под ним подразумевается. Дюркгейм не является позитивистом в смысле логического позитивизма. Он позитивист в том смысле, что интересуется тем, что дано (данное = «позитивное»), и хочет понять, как функционирует общество, когда оно функционирует. Он не пытается осуществлять радикальные изменения («отрицать», ср. с Гегелем, Марксом, Сартром: критическое, изменяющееся = «отрицающее»). Для того чтобы найти лекарство против нездоровой общественной дезинтеграции, то есть для проведения лечения, Дюркгейм хочет понять вещи такими, какими они являются. (Отметим, что он в значительной степени смотрел на современные ему социальные перемены как на ведущие к ослаблению общества.)

Утверждая, что социолог должен рассматривать социальные явления как вещи, Дюркгейм старается с помощью уточненных обыденных понятий собрать статистический материал, который в дальнейшем может быть теоретически обработан. Этот подход представляет разрыв с той традицией социальных исследований, которая полностью основана на понимании. Но натуралистическая редукция, согласно которой социальные явления, так сказать, обладают таким же онтологическим статусом, как и природные объекты, не является необходимой частью такого статистического теоретического подхода.

Исходя из статистического материала по самоубийствам, Дюркгейм полагал, что смог объяснить социальную солидарность и указать причины ее ослабления. Он называет это ослабление социальной солидарности аномией (греч. a-nomi отсутствие закона, нормы), то есть «безнормием». Кратко говоря, состояние аномии — это состояние, в котором ослаблены связи, объединяющие людей. В состоянии аномии индивиды становятся менее устойчивыми к тяготам и трудностям, что ведет к увеличению частоты самоубийств.

Дюркгейм считал, что статистически обоснованно утверждать, что аномия меньше (чем сильнее социальная солидарность, тем меньше самоубийств) среди женатых, чем среди неженатых; среди женатых пар с детьми, чем среди бездетных пар; среди католиков, чем среди протестантов; среди людей из малых общин, чем среди людей из больших городов и т. д. Брак, семья и религия (в качестве социальной формы жизни), особенно католицизм, являются, таким образом, укрепляющими общество факторами.

Экономика, по Дюркгейму, является всего лишь одним и не решающим институтом, который взаимодействует с другими. В этом он расходится с Марксом, отдававшим первенство экономике.

Дюркгейм не считал, что для гуманизации общества разделение труда должно быть отменено. Напротив всестороннее разделение труда позволило бы в будущем стать обществу опять гармоничным. При неразвитом разделении труда между людьми царит равенство, но их индивидуальность находится в зачаточном состоянии. Здесь преобладает, по словам Дюркгейма, «механическая солидарность». По мере углубления разделения труда индивиды в большей степени становятся зависимыми друг от друга, что приводит к возникновению «органической солидарности». Каждый зависит от другого, подобно частям одного организма. Такое углубляющееся разделение труда ведет и к специализации, и к индивидуализации.

Согласно Дюркгейму, общество, основанное на разделении труда, может быть как здоровым, так и больным. Состояние общества определяется тем, функционирует ли экономика в соответствии с нормами или нет. Если нет, то возникает аномия (например, обострение классовой борьбы). Дюркгейм обращен не назад, не к обществу без разделения труда, а вперед, к гармоничному обществу, основанному на разделении труда.

Укрепление норм социально-экономической жизни, необходимое для устранения аномии, не может произойти путем простого морализирования или применения одной лишь государственной власти. В государстве должны существовать институты по гармоничному управлению экономикой — корпорации. Дюркгейм обосновывает идею корпоративного государства, в котором экономикой квалифицированно и умело руководят кооперативные организации. Но это государство отличается от фашистского корпоративизма, так как предполагается, что корпорации обладают определенной политической самостоятельностью.

Дюркгейм (как и Гегель) предлагает своего рода «социал-демократическое» решение. Он выступает против неконтролируемого экспансионизма чистого либерализма и марксовой теории радикальных изменений. Терапия Дюркгейма в значительной степени направлена против того общего, что имеется у либерализма, социализма и марксизма, то есть против общего им политического наследства эпохи Просвещения, а именно идей развития, освобождения и прогресса. Некоторые теоретики придают исключительно сильное значение этим идеям. Но Дюркгейм трактует их как составляющие опасной тенденции к общественному упадку. Общество должно быть стабильным, хотя и не статическим. Дюркгейм ставит под сомнение такие понятия, как развитие и прогресс. Если применять эти понятия ко всем видам изменений, то они могут в действительности представлять лишь красивое переописание разрушительной аномии. Например, согласно Дюркгейму, мы должны не «освобождать» себя от всего, а попытаться достичь общественной солидарности, которая является предпосылкой нашей социальной безопасности и счастья.

Однако спорно, удалось ли Дюркгейму добиться примирения иерархии и гармонии.

В настоящее время принято различать два вида социальных теорий. Одни в качестве основы рассматривают конфликт, другие — гармонию. В этом смысле Дюркгейм несомненно является теоретиком гармонии, а Маркс применительно к классовому обществу — теоретиком конфликта.

Исторически корни учения Дюркгейма восходят к доренессансной политической теории — в частности, к политическим теориям Платона и Аристотеля, подчеркивавшим важность социальной сплоченности и стабильности. В наши дни его учение, по-видимому, представляет интерес и в экологическом аспекте. Оно является своего рода вкладом в возможную социологию общества, находящегося в состоянии экологического равновесия.

Рассматривая отношения индивида и сообщества, Дюркгейм отдает определенный приоритет сообществу и солидарности. Индивиды должны адаптироваться к нормам и правилам, которые необходимы в хорошо функционирующем обществе. Альтернативой этому, в принципе, является анархия (аномия), которая в конечном счете не на пользу индивиду.

Вместе с тем остается открытым следующий вопрос. Могут ли в функционирующем обществе быть гарантированы с помощью, выражаясь словами Гегеля, диалектического опосредствования уникального и всеобщего такие ценности, как индивидуальность и либеральность? Проблемы этого опосредствования индивидуального и общественного трудно решить как теоретически, так и практически. Кстати, это справедливо и для подхода самого Гегеля. Но некоторые ученые все же полагают, что Дюркгейм уделял этому вопросу недостаточное внимание.

Макс Вебер (Max Weber, 1864–1920), один из классиков социологии, оказавших наибольшее влияние на ее проблемы, модели, основные понятия и структуру. Рассмотрим вначале его философию науки и точку зрения на «идеальные типы».

Согласно Веберу, существует фундаментальное различие между фактами и ценностями, то есть между тем, что есть, и тем, что должно быть. В качестве ученых мы можем говорить только о фактах, но не о ценностях. Конечно, мы можем исследовать, какие ценности признают люди на самом деле. Это эмпирический вопрос. Вебер не говорит, что мы не можем (или не должны) занимать определенную политическую и нравственную позицию в отношении ценностей. Но это наша позиция как граждан, а не ученых. Следовательно, мы не должны смешивать эти две сферы — например, вести под видом изложения научной точки зрения политическую агитацию на лекциях. Наука, конечно, может сообщить нам нечто о том, какие средства подходят для достижения определенной цели. Она может сказать нам нечто и о «цене» достижения этой цели. Но как только такая информация предоставлена, действующее лицо должно лично сделать выбор. В этом суть веберовского тезиса о ценностной свободе (die Wertfreiheit) науки. Наука в качестве науки может утверждать нечто лишь о том, что есть, но не о том, что должно быть. В науке мы ищем истину, которая общезначима для каждого: «Правилен и всегда останется таковым тот факт, что методически корректная научная аргументация в области социальных наук, если она хочет достигнуть своей цели, должна быть признана правильной и китайцем» [М. Вебер. «Объективность» социально-научного и социально-политического познания. Перевод М.Левина. — В кн. М.Вебер. Избранные произведения. — М., 1990. — С. 354.].