Но и прагматическая концепция истины не решает всех проблем. Каким образом Ницше знает ее? О каком виде постижения здесь идет речь? Далее Ницше говорит, что мир сам по себе является хаосом, но разве, утверждая это, он не использует понятие истины как соответствия, то есть то, что он критикует? Если он утверждает, что знает это, то он не может в то же самое время отвергать все объективные теории истины как соответствия. Утверждение «мир сам по себе является хаотическим, бессмысленным и бесцельным» будет истинным только в том случае, если мир на самом деле хаотичен, бессмыслен и бесцелен. И только в этом случае это утверждение могло бы соответствовать действительному состоянию дел.

Для того чтобы быть последовательным, Ницше должен рассматривать свою философию как одну определенную перспективу среди других возможных перспектив. Мы видели, что Ницше защищает эту перспективу в силу ее полезности для жизни. Но что является полезным для жизни и для кого? То, что может быть полезным для Ницше, очевидно, не будет таковым для Платона. В таком случае, что выступает критерием, когда мы утверждаем, что одно является «жизнеутверждающим», а другое — «отрицающим жизнь»? Не должен был бы Ницше сказать, что объективный критерий — это только «фикция» или скрытая перспектива?

Возможно, мы зашли слишком далеко. Ницше рассматривал себя и свою философию как эксперимент. Он трактует себя в качестве «экспериментирующего» (tentative). Ницше подвергает перекрестному огню наши наиболее глубоко укорененные представления. Он сомневается в ценностях, которые мы часто догматически и беспроблемно принимаем в качестве само собой разумеющихся. Он разрушает то, что мы трактуем как самоочевидное. Ницше ставит эксперимент над истиной. Если мы в конечном счете выясняем, что этот эксперимент в том или ином смысле предполагает то, в чем мы сомневались, а именно идею абсолютной истины, то это не умаляет значения (!) эксперимента. Скорее наоборот: ницшеанский эксперимент оказался для нас поучительным!

Во многом Ницше напоминает нам Сократа. И тот и другой играют роль своего рода интеллектуального овода, который хорош именно тем, что вынуждает нас защищаться от него.

Прагматизм — философская школа, которая была особенно влиятельна в США в начале XX столетия (Уильям Джеймс, William James, 1842–1910, Чарлз Сандерс Пирс, Charles Sanders Peirce, 1839–1914, Джон Дьюи, John Dewey, 1859–1952). Как утонченные, так и примитивные формы прагматизма имеют много современных приверженцев [Ср. с одной стороны, теорию истины, выдвинутую Хабермасом, и, с другой, точку зрения, согласно которой «истина — это то, что служит нашему классу/нашим интересам». По поводу теории истины Хабермаса см., например, G.Skirbekk. «Pragmatism and Pragmatics» — In Rationality and Modernity. Oslo 1993.]. Прагматизм важен не только для философии (включая и политическую философию), но, например, и для педагогики (см. разработки в этой области Дьюи).

Понятие истины занимает в прагматизме центральное место. Грубо говоря, прагматизм заявляет, что мнения являются истинными, если они оказываются полезными и, следовательно, функциональными. Мы говорим «грубо», потому что это может означать, например, что называемое нами истиной является тем, что полезно для моих личных интересов. В таком случае понятие истины помещается в сферу различных политических и практических интересов. Менее «грубые» версии возникают, если с «функциями» и «полезностью» связывается то, что «показало себя в работе», что проверено в повседневной жизни, научном исследовании и обсуждениях.

Возражение, выдвигаемое против «более грубой» интерпретации (Рассел и другие) прагматической концепции истины, заключается в следующем. Часто трудно знать, является ли одно утверждение более полезным, чем другое утверждение о том же состоянии дел. Например, как мы можем знать, что более полезно: утверждать, что Колумб (Columbus, 1451–1506) пересек Атлантический океан в 1491 г., или утверждать, что он сделал это в 1492 г. Для кого или для чего могло бы одно утверждение быть более полезным, чем другое? Далее критическая аргументация разворачивается следующим образом. Для того чтобы знать, что нечто полезно, мы должны думать, что является истинным то, что это нечто полезно. Но это снова означает, что полезно думать, что нечто является полезным. В результате мы возвращаемся к одному и тому же вопросу снова и снова, что ведет нас к регрессу в бесконечность.

Грубую версию прагматической концепции истины мы также обнаруживаем и в некоторых вульгарных идеологиях. Среди них примитивные интерпретации ленинизма или учения, которые оперируют понятием «выживания наиболее приспособленных» на органическом ли уровне или на уровне рынка и т. д. В противоположность этой версии Пирс, помимо прочего, во-первых, утверждал, что понятие истины должно пониматься на основе способа действий, с помощью которого мы находим (обосновываем) истину. Во-вторых, это обоснование (validation) истины должно базироваться на согласии, к которому пришли бы все компетентные люди в условиях неограниченного временем открытого и свободного исследования. Истину гарантирует не эмпирический факт заключения соглашения, а соглашение, к которому приходят компетентные исследователи из вневременного научного сообщества. Это понятие истины является и сложным, и важным (см. «теорию истины» у Хабермаса, Гл. 30). В данной связи достаточно обратить внимание на то, что оно соединяет прагматизм с центральными проблемами современной философии науки и современными дебатами о естественном праве и рациональном обосновании основных прав человека (См. Гл. 29).

Ленин или Владимир Ульянов (1870–1924) возглавил коммунистическую революцию в России. Его теоретическую деятельность определили современные ему обстоятельства. Перед Лениным стояла задача не только возглавить революцию, но и интерпретировать и развить те части марксизма, которые имели отношение к переходу от капитализма к бесклассовому коммунистическому обществу. Сам Маркс был довольно осторожен в характеристике этого перехода.

Ленин должен был объяснить, почему революция произошла в индустриально отсталой России, а не в более развитых капиталистических странах Запада. Он подчеркивает, что капитализм является международным явлением. Когда дело касается международного капитала, то промышленно развитые капиталистические страны и производящие сырье колонии оказываются двумя сторонами одной медали. По Ленину, в международном масштабе капитализм достиг наивысшей стадии своего развития. Поэтому революция началась в его самом слабом звене, в России, а не в таких развитых капиталистических странах, как Германия или Англия.

Ленинская теория империализма является определенным пересмотром [В этом пересмотре Ленин опирался на некоторые соображения Маркса. ] марксовой теории стадий исторического развития, согласно которой революция произойдет в наиболее развитых капиталистических странах.

При выдвижении тезиса о том, что революция начнется в странах с наивысшим уровнем развития капитализма, марксисты пoлагали, что коммунистическое общество будет возможно только тогда, когда коммунисты примут на себя управление сферой производства полностью зрелого капитализма. Сначала должна произойти буржуазная революция, которая позволит созреть капитализму. Лишь затем наступит время коммунистической революции, которая введет более рациональные формы собственности. Итак, должны были произойти две революции, разделенные определенным промежутком времени.

Но в России буржуазная революция произошла в феврале 1917 г., а коммунистическая революция — в октябре того же года. Их разделял очень малый интервал времени. Поэтому российский капитализм не смог использовать все возможности, предоставленные буржуазным обществом.