Нежить забеспокоилась. Ей были невыносимы запах священного масла и смолистый дым из кадильницы. Внезапно вся стая встрепенулась и ринулась на батюшку. Мгновенно ослепнув от липкой зловонной слизи, залепившей глаза, батюшка не устоял на ногах и упал на спину. Из опрокинутой кадильницы посыпались яркие угольки, по соломе веером побежали искры, следом повалил густой дым.

– Ах вы, такие-растакие! – прогремел сквозь визг и гомон грозный глас.

Дверь с треском сорвалась с запертого крючка. Кто-то незримый во тьме, окружившей священника, энергично затоптал занявшийся пожар и стал вручную отрывать когтистые присоски от лица отца Арсения.

– Благодарю вас. – Батюшка с трудом разлепил распухшие веки.

– Кыш, нечисть! – прикрикнул неизвестный.

Один за другим мелкая злыдота отваливалась от тела Самойлы и исчезала с комариным гудением в щелях.

Юркий дракончик, размером не больше скворца, продержался на теле Самойлы дольше других.

– Т-с-с, не пугайте его, – остановил священник своего спасителя.

С внезапно пришедшим озорством он сдернул со стены рукомойник и накрыл им беса. Подпихнув крышку, он наглухо закрыл алюминиевый сосуд, перевернул его и наступил ногой, чтобы пленный не вырывался – Крепко они вас отделали. – Неузнаваемый в сумерках доброхот достал из своего саквояжа марлевую салфетку и протер лицо батюшки.

– Макар, а вы-то как сюда попали? – наконец-то признал местного чудака отец Арсений.

– Да захожу я к Митричу, когда мимо иду. Медицина-то от него давно отказалась, ну а я, скотий доктор, пользую.

Пупорезов показал позвякивающий ампулами чемоданчик – точную копию батюшкиного.

– Странно, Макар, что вы над ними такую власть имеете! – ревниво заметил отец Арсений.

– Так я же непьющий… Трезво смотрю на мир, понимаете?

Батюшка пожал плечами, он все еще попирал ногой рукомойник с бесом, не зная, чем его запечатать.

Макар вынул из кармана скотч, которым иногда пользовался, если отказывали замки в стареньком чемоданчике, и тщательно обмотал рукомойник со всех сторон. Странное дело, носик рукомойника не провалился в глубину, точно алюминиевая капсула была плотно набита.

Батюшка снова стал на молитву, в ту же минуту из рукомойника полились невыносимые для слуха звуки. Бес стучал и ругался площадной бранью.

– Скажите ему, чтобы замолчал, – попросил отец Арсений Макара.

Ветеринар цыкнул на беса, и тот умолк до конца соборования.

Умирающему заметно полегчало, отлегла синюшность с лица, и он, казалось, успокоился. Должно быть, душа парила рядом и с нежной грустью смотрела на свою когда-то красивую, а ныне ветхую и жалкую одежду.

– Ну, вот и все. – Батюшка покропил углы святой водой.

– А что с этим делать будем? – спросил Макар, присев на корточки над рукомойником.

– Получается, друг сердешный, что мы в брани духовной взяли самого настоящего «языка», а пленного полагается допросить, – весело ответил Арсений.

Он был в благостном расположении духа, как всегда после удачной и даже «духоносной» службы. Макар молча одобрил эту идею и для начала попробовал сдвинуть рукомойник с места, но тот оказался неожиданно тяжелым, точно налитым свинцом, к тому же от него исходил мертвенный холод. В довершение напастей алюминиевый снаряд начал медленно вращаться против часовой стрелки, точно в нем была заключена антиматерия, как известно, во всем супротивная нашей правосторонней Вселенной. Батюшка торопливо перекрестил рукомойник. Снаряд перестал вращаться, но заключенный сейчас же возмущенно заговорил на пяти или семи языках!

Надо сказать, что отец Арсений был истинным убежденным сторонником православной монархии и к нарочитому интернационализму беса отнесся несколько враждебно.

– Ну, рассказывай, злыдень, что вы там задумали против нас? – подначил пленника Макар.

– А ты меня выпустишь?

– Это не мне решать, сам понимаешь, твое освобождение будет дорого стоить.

– В заложники взял? – проревел бес.

– А что поделаешь, если вы среди бела дня людей жрете?

– Это правда, грешники – наше любимое лакомство, – чавкая, подтвердил бес.

Батюшка перекрестился.

– Но этого нельзя, живоглот ты вселенский! – не выдержал он.

– Почему это? Почему? – хором поинтересовались из рукомойника несколько голосов, но батюшка уже начал привыкать к подобному полтергейсту.

– Потому что душа человеческая – искра Божия…

– И бессмертный мотылек, – хихикнул бес, – похоже, вы внимательно прочли галактические правила для новичков. Действительно, живую душу даже нам кушать запрещено. Но в последнее время в этот черный список внесен ряд поправок. Прежде нам было запрещено даже приближаться к человеку. Теперь же мы имеем шанс заполучить человеческую душу при двух условиях. Первое, если нам отдаются добровольно. И второе, если душа эта ничем не отличается от души животного. При таком раскладе мы можем кушать ваши души так же, как вы, люди, поедаете жареный шашлык или котлеты. Души алкоголиков и наркоманов достаются нам тепленькими, хоть они бывают худосочны и подпорчены, вроде позеленевшего мяса, но, тем не менее, это наша обычная еда. Хотя, на мой вкус, души творческих личностей, всяких там художников-безбожников, заметно слаще и, как бы это выразиться, питательнее…

– Воистину, адское семя! – простонал батюшка.

– И нечего брезговать, – почти обиделся узник. – Вот вы, люди, не только плюете на законы Космоса, вы умудряетесь нарушать все заветы и заповеди! Вы ведь, святой отец, сами не прочь глотнуть Боженькиной кровушки и детей приучаете…

– Не стану объяснять разницу, все равно не поймешь, – строго заметил батюшка.

Бес между тем становился все наглее:

– Без просветленного знания вера пуста, не так ли, святой отец? А вы хоть раз задумались, почему Змей был хитрее всех зверей полевых и почему в канонических текстах он назван древним?

Батюшка молчал. Древнее сравнение Сатаны со Змеем всегда немного смущало его, точно все царство пресмыкающихся становилось дьявольской армией, вражеским представительством на Земле.

– А теперь выпустите меня, я и так сказал слишком много.

– Нет, по законам военного времени тебя надобно доставить в штаб, – отрезал Макар.

Пленный обиженно умолк.

– Ну, что, Макар Васильевич, давай хоть чайку хлебнем за победу над зеленым змием! – взбодрился батюшка.

Они прошли в избу Самойлы и вскипятили самовар.

– Давай споем, что ли, – предложил Макар.

Спели «Черный ворон», «Из-за острова на стрежень» и еще что-то такое же раздольно-широкое. На песню с улицы потянулся народ – друзья Самойлы. Жена, так и не ставшая вдовой, причитая, хлопотала около поверженного богатыря. Она заранее наварила самогон на похороны и поминки и теперь была в явном смущении. Друзья Самойлы тоже желали опохмелиться на исход души. Среди них затесался и тракторист, его колесный «Белорусь» стоял на ромашковой обочине, напротив двора Самойлы. При виде «стального коня» отец Арсений радостно перекрестился. Этот богатырь точно с неба свалился, должно быть, там, в неведомых высях, уже было известно, что меньшей мощностью «беса» не одолеть. Алюминиевое ядро зацепили тросом и поволокли по пыльному проселку километров за тридцать, в резиденцию владыки Вениамина.

Когда трое монахов и один бывший бомж, подвизающийся в монастыре за еду и кров, с трудом внесли маленький, но непомерно тяжелый снаряд, владыка немного оробел.

– Оставьте нас одних, – несколько нервно потребовал он.

Едва все вышли, он осторожно постучал по алюминиевой крышке:

– Эй, есть там кто?

– А ты есмь кто? – проревело запертое чудовище.

Владыка скромно представился своим мирским именем, но даже запертого дракона нелегко было обмануть.

– Сейчас же выпусти меня! У нас договор, или ты забыл, так я тебе живо напомню!

– Я лично не заключал с вами никакого договора, – осторожно заметил владыка.

– А договор с красными бесами и с гидрой революции? Вы их юридические наследники!