Так обманом был вынут братский дух Арконы, и ее защитники привыкли искать потерянную силу на дне чарки. В оплот священной чистоты и воинской доблести пришло безумие. Хмельные дружинники шатались по улицам, размахивая мечами, и горланили хвастливые песни. Не отставали и горожане. Большую монету разбили на осколки и растащили по закоулкам, и место прежних святынь занял хмель.

День за днем пировали дружинники, и слышать не хотели о том, что уже возвратился израненный в битвах князь и что звук его серебряных горнов слышен у городских ворот.

Долго ждал Драгомил у ворот Вечного города и, потеряв терпение, повелел снести их с петель. Белый от гнева, прошел он по городу сквозь глумливые улыбки и хвастливые песни. Всего на полгода оставил он Аркону, свою прекрасную Валхаллу, осиянную светом любви и райской чистоты, а вернувшись, нашел мрачное царство Хель, похожее на болотную трясину. Говорят, что тот, кто случайно коснулся Драгомила или края его плаща, пал, пораженный молнией, так силен был его гнев. Другие тотчас же обратились в свиней, и доныне эти животные до странности похожи на людей.

В сильной тревоге светлый князь ворвался в покои княгини. Здесь царила вечная ночь, и проемы окон были занавешены драгоценными тканями из княжьих трофеев. Драгомил сорвал завесы и впустил в окна ясный солнечный свет. Княгиня лежала на смятом ложе, и ее живот возвышался под накидками и покрывалами, как чудовищная гора. Потухший взгляд Руяны остановился на муже.

– Прости, – прошептала она.

Глухо застонал Драгомил и прикрыл глаза ладонями. В эту минуту проклял он дневной свет, дарующий зрение, и из-под пальцев его потекла кровь.

Тем временем верные князю воины ворвались в чертоги Белого старца и застали его недвижно парящим в воздухе. Его седые волосы и борода сияли вокруг головы, как солнечная корона. Словно в грозу, по седым прядям бежали тонкие искры. На долгие полгода старец уходил духом в иные обители, и лишь звоном мечей о мечи разбудили его.

Узнав об измене, неистовый Драгомил приказал перебить всех пьяных и хмельных, а тела их бросить в море.

Белый старец попробовал остановить его руку:

– О мой князь, Первый после Бога! Ты ищешь виноватого в бесчестии города, и твои воины готовы истребить всякого, на кого укажешь ты? Но загляни в себя. Не там ли сидит еще худший дракон – безрассудный гнев?

Он говорил так безо всякой живой надежды, заранее зная, что самое страшное уже нельзя исправить.

– Милосердие к врагам погубило многие царства. Кровью и огнем я очищу мой город от предателей, – отвечал Драгомил.

В ответ на жестокую расправу в городе начались мятежи, привыкшие к хмелю горожане не желали отказываться от ежедневного праздника, и лишь новой волной жестокости Драгомил сумел притушить восстание, и крепость затаилась в мстительном ожидании, кляня князя-губителя. Но еще худшее горе и позор ждали князя впереди. День ото дня росло чрево княгини и зрел под сердцем страшный плод.

В день Сварога, при ясном свете высокого, незаходящего солнца, князь созвал на маяке совет из двенадцати верных витязей.

Все они плечом к плечу бились с драконами и были как братья.

Твердое лицо Драгомила казалось вырезанным из черного дуба, его длинные седые волосы раздувал морской ветер, и дрогнули воины, когда он заговорил:

– Братья, сегодня я сжег мое сердце, и пепел развеял над северным морем. Пока я воевал, мой дом постигло бесчестие, но я люблю княгиню, и по закону Световидову, пока жива она, не будет у меня другой жены. Как скажете, так и сделаю.

– Прежде женщины не зачинали от змеев, – сказал Финист. – Это признак скорого конца Арконы. Это дитя, единожды родившись, будет бессмертным Драконом в теле человека. Лучше убить его, едва он выйдет на свет.

– Женщина, однажды побывавшая с драконом, будет рождать драконов, – сказал воевода Лют, – если останешься с ней, на тебе прервется род Меровеев, великих князей-волшебников.

– Ты в ответе за жену. Сохрани ей жизнь, – сказал Светень, когда настала его очередь говорить.

Он не был столь родовит, как иные витязи, но ему князь доверял больше других.

– Я послушаюсь твоего совета, – сказал Драгомил.

– Ты выбрал путь ложного милосердия, – напомнили ему.

– Для меня – это самый тяжелый путь, а значит, пойду по нему! – ответил князь.

Утром горизонт покрыли черные лохматые паруса. Тысячи драккаров устремились к стенам Арконы. Зубастые пасти украшали их форштевни, и в каждом сидело до сорока гребцов. Звериное и человечье причудливо смешалось в их обличье. Косматые орды жаждали заполучить несметные сокровища и бьющий из-под земли источник вина, о котором пели им певцы. Они поспешно возвели стенобитные орудия, соорудили метательные машины и забросали крепость пылающими снарядами.

Еще полгода назад князь мог разметать вражеский флот силою заклятий. Он умел ковать кольчуги из воздуха и возводить крепости в небесах, но ослабел его дух, и лишь ценой большой крови удалось ему отбить натиск.

Северный оплот, обескровленный в долгих войнах и внутренних распрях, ждала горькая участь осадного города. День за днем за стенами из белого камня роилась червоточина. Многие воины и знатные дружинники жаждали отомстить за казненных во хмелю сыновей и братьев.

Предательство страшится светлого лица; отравленная стрела прилетела изнутри крепости и пронзила спину Драгомила. Так прервался сей дивный род, и траурно поникли стяги Арконы.

День за днем продолжалась осада, отчаянно бились дружинники Драгомила с несметными полчищами, но в Арконе все еще оставались великие святыни, были и люди, готовые их спасти.

Сила обретается в настоящем, если в прошлом были посеяны семена этой силы, и волхвы Арконы, собравшись в круг, заключили всю силу хлеба бессмертия в одном единственном колосе.

Душа солнца в колосе, душа колоса в зерне, душа зерна в хлебе!

В тот же день Божий конь был отпущен на волю. Он уходил из крепости поверх морских волн, и стрелы и копья, брошенные с берега, не причиняли ему вреда.

После падения Арконы ее воинский дух остался в сердце ее последнего воина Светеня, и Финист наделил это сердце несокрушимой силой.

Под прикрытием густого тумана последний воин Святовида покинул Аркону в ладье под белым холстинным парусом, с ним уходили его яростный меч и зашитый в ладанку колос жизни.

В крепости, захваченной врагом, под звон мечей княгиня Руяна родила дитя и испустила дух, ни разу не взглянув на сына. Серпень вынес младенца на площадь, и хмельные от крови толпы присягнули потомству Дракона. Вскормленный молоком семи кормилиц, он рос быстрее, чем обычные дети. Прошло немного лет, и жестокий, непобедимый враг ринулся по следам Странника, это был Князь-Дракон.

Посреди первозданных дремучих лесов, у гранитного камня-скалы он настиг Светеня. Молод и яр был Князь-Дракон, и в битве той надвое разрубил камень. Храбро бился последний воин, но силы его таяли с каждым ударом.

Взмахом меча разрубил Князь-Дракон грудь витязя, и выкатилось богатырское сердце и упало в травы. Под тяжестью его расступилась земля, и забил на том месте родник, а после разлилось озеро с именем Светень.

Раз в году в месяце июне, в самую короткую ночь, глубины озера начинают играть отблесками живого пламени – это просыпается сердце Светеня…

Зерна колоса Жизни далеко разнес по свету северный ветер…

– В каждом зерне я оживаю, я дух Жизни, я не умираю, – шептались с ветром спелые колосья.

И научились люди варить из хлебного зерна горькую брагу, и пили ее, думая что нашли путь в Сваргу. Так искали русичи великое в малом, позабыв завет последнего оплота.

Варвара очнулась на рассвете, ее голова с рассыпавшимися волосами все еще лежала на плече Воскресшего.

– Теперь ты знаешь, кто я… – дрогнув голосом, сказал Воскресший. – Поэтому, если хочешь выжить, беги! Беги прямо сейчас, я помогу тебе!