Грета ехала в шикарной карете своего жениха, сидя на мягкой подушке и невольно прижавшись к графу — единственному защитнику. Девушка уже не плакала, но сокрушалась, недоумевая:

— Она выгнала меня, будто безродную собачонку.

Граф же всю дорогу старался успокоить любимую женщину.

— Не принимай близко к сердцу, дорогая, — Фларинский отрешенно глядел на город сквозь маленькое оконце и гладил хрупкую ладошку избранницы. — Это моя вина.

— Но что же теперь будет?

— Ничего плохого не случится. Успокойся. Очень скоро её высочество поймет, что поступила безрассудно. Она привыкла считать тебя своей собственностью. Капризы, да и только. Одумается, — граф взмахнул шелковым платком.

— Вы уверены?

— Даже не сомневайся. На кого она может положиться, кому доверяет? Только тебе.

Дай срок, и её высочество перестанет дуться и пошлет за тобой. Она без тебя и шага не может сделать. Только теперь ты станешь не безропотной служанкой, а самой настоящей графиней Фларинской, верной подругой принцессы Амирии. Попомни мои слова.

— И вы не будете возражать?

— Я? Нет, не стану. Разве от такой дружбы отказываются? Ни в коем случае.

Графиня Фларинская ещё займет достойное место подле трона. Да и королева в тебе души не чает, любит едва ли не как собственную дочь. Нельзя разочаровывать её величество. Проглоти обиду и прости Амирию, она ведь просто избалованная девчонка. Грета, надо быть выше всего этого…

После обеда отец Отим направлялся к графу Фларинскому, поднявшись по лестнице на третий этаж. В рукаве он традиционно нес бумаги, скрывая их от любопытных глаз.

Плюс под мышкой держал закрытый неказистой тряпкой портрет в деревянной резной рамке. Но возле распахнутой двери, ведущей в кабинет главы Тайной канцелярии, его ожидал сюрприз. Бледный слуга стоял в оцепенении, ни жив, ни мертв. А из кабинета доносилась громкая и хлесткая брань графа. Он обещал сотрудников построить в шеренгу и тут же повесить, невзирая на прежние заслуги и занимаемые должности. Случилось нечто невообразимое. Серьёзные неприятности, раз граф горланит на всю канцелярию. Увидев монаха, слуга лишь провел ладонью поперек собственной шеи, после поспешно перекрестился.

— Пошли вон! — раздался дикий вопль, и в то же мгновение четыре главы департаментов выскочили из кабинета графа, толкая друг друга. Они тут же исчезли в коридоре, а следом за ними из кабинета вылетел кувшин, ударился о противоположную каменную стену узкой приемной залы и разбился вдребезги, забрызгав испуганного слугу кроваво-красным вином. — Если к вечеру не сыщите — пеняйте на себя!

— Пресвятая Богородица, — слуга вновь перекрестился, покорно отряхивая камзол. — Хоть бы женился поскорее. Всё мягче станет…

А озадаченный монах хмыкнул, покачал головой и погладил окладистую бородку.

— Доложи, — брат Отим явно издевался.

— Что ты, что ты? — слуга замахал руками, после аккуратно прикрыл дверь. — Заходи без доклада, коли хочешь…

Брат Отим рассмеялся в ответ и направился к двери. Слуга поспешно открыл перед ним дверь, пропустил монаха в кабинет и тут же захлопнул дверь, словно опасался, будто разъяренный граф непременно выскочит в приёмную и набросится на несчастного и забитого человечка.

Глава Тайной канцелярии сидел в кресле, откинувшись на спинку и отрешенно взирая на песочные часы, стоящие на столе. Тонкая струйка песка неспешно перетекала из одного сосуда в другой через узкое горлышко, неумолимо отбирая драгоценное время. Граф успокаивал нервы, глядя на изобретение древних.

— Напрасно смотрите на них, ваша светлость, — укоризненно произнес монах. — Они — символ смерти, вернее, завершения жизни, которая, как песчинки, постепенно заканчивается.

— Бог с ней, — граф небрежно махнул рукой.

— Да полно вам. У человека нет ничего ценнее жизни, дарованной Господом.

Фларинский вновь махнул рукой, но взор от часов оторвал.

— С чем пришел? — глава Тайной канцелярии внимательно посмотрел на визитера. — Хоть ты не разочаровывай.

— Стараюсь, ваша светлость, — монах извлек из рукава бумаги и положил их перед начальником. — Письмо, для принцессы действительно написано рукой графа Ставинского. Мне удалось раздобыть образец почерка. А в ответном письме её высочество, несмотря на согласие явиться на свидание, ставит несколько условий.

Встреча должна состояться недалеко от дворца, вечером, в заранее оговоренный день. И придет она не одна, а с провожатыми. Граф же напротив обязан явиться один-одинешенек. В благоразумии её высочеству не откажешь.

— Я читал письмо. Да бог с ними, святой отец, — граф лишь небрежно прикоснулся к бумагам. — Теперь уж всё равно. Лазутчики заметили слежку, и наши их упустили.

Шпионы будут за версту обходить тайник. Не удивлюсь, если они уже покинули Вальстерум.

— А я думаю, что вы ошибаетесь, ваша светлость. По крайней мере, у одного из них есть веская причина не покидать столицу.

От этих слов граф нахмурился, но промолчал.

— Взгляните на мой подарок, — монах снял тряпку с картины и поставил её к стене напротив стола. — Едва достал. Прекрасная работа. А какая кисть…

Фларинский бросил взгляд на портрет, потом медленно привстал, не отрывая глаз от творения неизвестного, но талантливого живописца, а после и вовсе выскочил из-за стола и ринулся к картине.

— Ты дьявол, святой отец! Истинный дьявол. Сколько стоит картина? Я дам тебе вдвое больше. Считай это прибавкой к жалованию.

— Да к чему мне столько денег, ваша светлость? Я стар и бездетен. Кому оставлю капитал?

— Ничего, мы тебя ещё женим.

— Как же! — монах хохотал. — Мне нельзя, господь накажет.

— Раз сказал женим, значит женим. Я обещания выполняю?

— Всегда выполняете. Как раз это меня сейчас беспокоит.

Теперь и граф смеялся, представив удивленные и в то же время возмущенные глаза кардинала, когда тот узнает, что глава Тайной канцелярии умудрился женить монаха. Отлучит от церкви, как пить дать отлучит.

— Да пусть кардинал лопнет от злости. Зато поживешь в своё удовольствие, святой отец.

— Не богохульствуйте, ваша светлость, умоляю вас.

— Ладно, ладно, — граф вернулся к столу.

А с картины на чиновников Тайной канцелярии смотрел молодой человек в рыцарских доспехах с обнаженным мечом в руке, предварительно изобразив перед художником мужественное лицо. На заднем плане гордо реял стяг королевской семьи Синегории.

— Удивил я вас, ваша светлость? — монах перестал смеяться и указал на портрет.

— Удивил, — согласился граф. — Вот тебе и брат Мелис. Да сам граф Ставинский к нам в гости пожаловал. А эти черти его упустили! Поубивал бы идиотов!

Люди, знавшие в лицо молодого сукипа, брата Мелиса сразу бы опознали его на портрете. Ан нет, это ведь не скромный воин-монах! Это племянник короля Синегории, граф Ставинский собственной персоной. Вот так чудеса.

— Найдется пропажа, — монах успокоил начальника. — Никуда Мелис не денется.

Приманка до сих пор во дворце сидит.

— Думаешь у него не трясутся поджилки и не скачет он сейчас во весь опор в сторону границы, а до сих пор мечтает о встрече с возлюбленной?

— Уверен. Граф Ставинский не трус. У него есть один единственный шанс встретиться с милым сердцу человеком.

— Может быть. Я о графе мало что знаю. Фигура неприметная в Синегории, особенно на фоне старшего брата и колоритного кузена. Ни в каких подозрительных делах граф прежде замечен не был.

— Что верно, то верно. Однако в тихом омуте черти водятся, ваша светлость. Граф Ставинский не отступится. Попомните мои слова. И удалите Грету из дворца.

Лазутчики наверняка считают её вашим осведомителем.

— Истину говоришь, святой отец, истину, — граф поднял вверх указательный палец.

— О Грете я уже позаботился. Подумай лучше каким образом граф Ставинский свяжется с принцессой. Ведь теперь почти все нити оборваны.