Длинные каскады волос закрыли плечи. Служанка помогла снять платье, расстегнув потайные застежки и развязав тугие шнурки корсета. Процедура облачения в мужскую одежду заняла гораздо меньше времени, чем утреннее переодевание в дамское платье. Заплетя волосы хозяйки в тугую косу и свернув их на затылке в аккуратный узелок, Грета завершила перевоплощение принцессы в мужчину, надев на голову Амирии шляпу с коротеньким, но изящным пером. В итоге: перед зеркалом в покоях принцессы стоял паренек лет пятнадцати, чрезвычайно женственный на вид, но многие юноши благородных родов отращивали длинные волосы вплоть до плеч, пользовались косметическими средствами и холили себя, словно девушки на выданье.

Нынче мода такая. Однако младые вельможи всё же были мужчинами. А их легко принять за девицу, особенно, если не брать во внимание мужское платье. Потому любой прохожий, встретив переодетую принцессу Амирию, решил бы, что видит перед собой отпрыска благородного семейства, мужчину, но никак не женщину. А вот если с прекрасной головы принцессы вдруг слетит шапочка и унесется прочь, подхваченная порывом ветра… только тогда обман станет очевиден.

Шесть вооруженных гвардейцев возглавляли кавалькаду всадников, покинув королевскую конюшню. После они выехали за дворцовые ворота и неспешно поскакали по мощеной улочке вдоль высокой каменной ограды, скрывающей от посторонних глаз королевский дворец и прекрасный сад, разбитый под окнами опочивальни августейшей особы. Гвардейцы расчищали путь наследнику престола, принцу Анрелю, молодому человеку лет двадцати с хвостиком. Расчищали дорогу то окриками, то нагайками.

Чуть позади дородного принца следовала немногочисленная свита из отпрысков самых благородных родов Мольгедии — таких же холеных и богато разодетых баловней судьбы. Замыкали процессию десять гвардейцев.

Гулко цокали копыта по мостовой. Народ расступался, пропуская кавалькаду, кланялся, провожая наследника престола любопытным взглядом. Принц Анрель, гордо восседая в седле, иногда вскидывал правую руку вверх, нехотя приветствуя подданных. Таков старинный обычай. Его высочество, судя по экипировке, собрался совершить прогулку по окрестностям столицы в сопровождении друзей и охраны. И никто бы из горожан не заметил среди свиты юную принцессу. Мальчишка на коне, да и только. А одноручный меч-то ему зачем? Того и гляди порежет себе невзначай нежный пальчик. Вот смеху то будет!

Стража северных ворот выстроилась как на параде, разогнав горожан и очистив от крестьянских повозок проход в арке. Офицер вытянулся по струнке, держа меч на уровне груди остриём к небесам и приветствуя его высочество. Простой люд столпился за спинами солдат и беспардонно глазел на бесплатное диво. Переодетые чиновники Тайной канцелярии внимательно всматривались в толпу. Не приведи господь, если кто-нибудь из челяди кинется в сторону кавалькады. Разорвут несчастного, как пить дать разорвут на куски, словно псы цепные.

И вот, торжественно покинув мрачные крепостные стены, кавалькада пришпорила лошадей, вырвалась на необъятные просторы полей и лугов. А впереди уже видна опушка леса. Речка блестит на солнце. Вот где раздолье! Вот когда душа поёт и восторгается от неописуемой красоты родной земли.

Принцесса больше не пряталась среди свиты от любопытных глаз и открыто скакала на послушном откормленном рысаке рядом со старшим братом, стремя в стремя, весело беседуя на тему предстоящих торжеств. Навстречу попадались крестьяне и кланялись господам. А кавалькада, поднимая лошадиными копытами клубы пыли, следовала своей дорогой. Как хорошо властвовать, а не пресмыкаться!

Жизнерадостной девушке была неведома печаль. Её беззаботная жизнь текла ленивым ручейком. Отец и мать души в ней не чаяли, балуя дочку. А брат всей душой любил сестренку. Амирия не знала, что в тот момент по городу носились два странных сукипа, стараясь обнаружить наружное наблюдение. А граф Фларинский, в свою очередь, изучал вражеских лазутчиков, рассматривал будто букашек через увеличительное стекло. Так же девушка не догадывалась, что очень скоро судьба преподнесет ей неприятный сюрприз.

Ночь словно темный саван внезапно накрыла огромный город. Постепенно смолкли голоса за окном. А ночные птахи и цикады, будто надзиратели, вдруг объявились и затянули на все лады свою нехитрую песню. Бабочки кружили вокруг костра у дома напротив, едва ли не касаясь хищного языка пламени.

Отстояв вечернюю службу и молясь от всей души господу, брат Тор и брат Мелис постно и запоздало отужинали и, пообщавшись для отвода глаз с прочими монахами, вернулись в келью. Лучина мерцала, даря неживой тусклый свет. Сегодня на службе юный Мелис очень усердно просил господа бога о заступничестве, о справедливости.

Сегодня его жизнь совершит крутой поворот. Пока ещё не поздно покинуть пределы вражеской столицы, пока ничего не совершено, путь открыт. А потом… потом обратной дороги не будет. Но юноша не привык трусливо убегать, уподобившись зайцу. Отчасти он сам избрал свой нынешний путь, отчасти не смог отказать кузену. Брат Мелис никогда не был шпионом и не собирался становиться им в дальнейшем. Он не мог объяснить причину, побудившую его, отпрыска благородного и гордого рода тайком пробраться в столицу враждебного государства рискуя навсегда сгинуть в мрачных подвалах Тайной канцелярии. На самом деле причин было несколько. И просьба кузена была далеко не на первом месте. Что ж, этой ночью всё свершится, чему быть, того не миновать.

После обеда монахи-лазутчики бродили по городу, общаясь со случайными людьми, спонтанно выбирая из толпы первого встречного, тем самым привлекая к горожанину внимание и пытаясь понять, следят ли за сукипами, контролирует ли хитрый граф Фларинский каждый их шаг. Монахи то расходились, то вновь встречались в заранее условленных местах, используя различные ухищрения для обнаружения возможной слежки. Исколесили весь город до ломоты в ногах, до мозолей, но так ничего подозрительного и не обнаружили. Люди, к которым они специально привлекали внимание потенциальных соглядатаев, так и остались одиноко стоять на улице возле своих лавок. К ним никто не подошел, ни через час, ни через два часа.

Брат Тор остался доволен, хоть и едва отстоял вечерню на одеревеневших ногах.

Да, молодость не вернуть. Если юный и полный жизненных сил Мелис к вечеру чувствовал смертельную усталость, то что же тогда ощущал престарелый воин в столь преклонном возрасте? Впрочем, лицо Тора оставалось беспристрастным. Он умел достойно сносить любые тяготы.

И вот наступила первая ночь, проведенная сукипами в столице.

Брат Тор дал юноше возможность отдохнуть, после ужина заставил его поспать. А сам долго лежал на жесткой подстилке, глядя в никуда и неизвестно о чем думая.

Старый воин волновался за ученика, он любил его как собственного сына. Но такая уж у лазутчиков доля. Нет места в душе для сомнений и угрызений совести.

Волноваться можно, но сомневаться нельзя.

Колокол на башне пробил два раза. Худой растущий серп далекой луны спрятался за плотные облака. Темень за окном хоть глаз выколи. Где-то во дворе заунывно воет собака, да гугукает на кладбище филин.

— Проснитесь, ваша светлость, — старый сукип растолкал спящего юношу. Тот едва не подпрыгнул от неожиданности. Нервы брата Мелиса были напряжены словно тугая тетива арбалета. Парень успокоился, рассмотрев сквозь ночной мрак лицо наставника, и осторожно спустился на пол, оставив спальное ложе.

Разговаривать особо не о чем. Юноша прекрасно знал маршрут, по которому следует двигаться в сторону королевского дворца. Надо лишь привязать веревку к массивному основанию стола и спустить другой конец в раскрытое окно. Манускрипт, спрятанный в специальном кожаном мешочке, молодой сукип засунул за пазуху, молча обнял наставника, перекрестился на образ, прихватил с собой меч и вскочил на каменный подоконник. А брат Тор уселся для подстраховки на стол, где собирался просидеть вплоть до возвращения ученика, молясь одними губами и вслушиваясь в ночную тишину…