Казнь Квятковского и Преснякова послужила косвенной причиной последующего ареста Михайлова. Ширяев же, помещенный в ноябре в Алексеевский равелин и немедленно вступивший в контакт с Нечаевым, сумел затем организовать через распропагандированных солдат контакты с коллегами на воле.
Этих же последних приговор и казнь привели в бешенство. Именно сейчас, по-видимому, и решилась судьба цареубийства, причем и Тихомирову пришлось на это согласиться.
Совершенные же растраты на агитацию достигли к этому времени уже весьма солидных размеров. Не случайно именно в ноябре Фроленко, возникшего неведомо откуда, и направили грабить Кишиневское казначейство.
Вместе с Перовской супруги Тихомировы принимали затем самое деятельное участие в подготовке цареубийства. Об этом рассказывают непосредственные участники наблюдательного отряда:
А.В. Тырков: «Однажды, в начале ноября 80 г., ко мне зашел Л. Тихомиров и предложил принять участие в наблюдениях за выездами царя»;[948]
Елизавета Оловенникова (самая младшая из сестер М.Н. Ошаниной-Оловенниковой): «В ноябре месяце я вместе с Тырковым, Рысаковым, Сидоренко, Тычининым получаю от партии первое серьезное поручение — наблюдение за выездами и проездами царя по Петербургу из дворца и обратно. Наблюдение было организовано таким порядком: на квартиру ко мне или к Тычинину являлись Софья Перовская или Тихомирова и давали нам расписание дежурств в тех или иных пунктах по тому маршруту, которым мог ездить царь. /…/ Лично мне приходилось наблюдать в следующих местах: район Зимнего дворца, около Летнего сада и по Екатерининскому каналу. Мои дежурства чередовались с другими дня через 3–4. За время с ноября по март мне удалось встретить царя около 8-10 раз /…/. Результат наблюдения каждый из нашей группы сдавал при очередном сборе Перовской или Тихомировой (чаще последней), и тут же получали новые наряды»;[949]
Е.М. Сидоренко: «В ноябре 1880 г. по предложению С.Л. Перовской я принял участие в действиях наблюдательного отряда, следившего за выездами Александра II. Выслеживание велось под непосредственным руководством С.Л. Перовской шестью лицами: И. Гриневицким, Е.Н. Оловенниковою, Н. Рысаковым, А.В. Тырковым, студ[ентом] Тычининым и мною, причем наблюдатели обслуживали ежедневно в определенные часы каждую линию предполагаемых маршрутов царя парами с разных концов и обыкновенно раз в неделю собирались на квартире Оловенниковой или Тычинина для доклада Перовской о результатах наблюдения и сводки их. Помнится, из членов Исполнительного Комитета этих собраний никто не посещал, кроме Льва Тихомирова (один раз). /…/ Посещение Тихомирова я связал с предположением, что в наших наблюдениях наступает момент, когда можно уже сделать определенный практический вывод».[950]
В столице уже собирали отряд наблюдателей за выездами царя, а сам он еще продолжал оставаться в Крыму. В Ливадии же бушевали собственные страсти.
В начале ноября цесаревич с женой уехали в столицу, чтобы отпраздновать день рождения цесаревны Марии Федоровны — 14 ноября — отдельно от царской семьи. Это была явная демонстрация!
Только 21 ноября вернулся в столицу царь с новым семейством. Милютин записал в этот день: «прибыл сегодня утром в Петербург, в императорском поезде. Меры, принятые для охранения пути от всяких злодейских покушений, доведены до крайности. Кроме частей войск, расставлено вдоль дороги до 20 тысяч обывателей, конных и пеших. Почти нигде государь не выходил из вагона; на станциях не позволяли быть на платформах ни одному постороннему человеку. Во время самого пути гр[аф] Лорис-Меликов получал тревожные телеграммы об арестовании разных подозрительных личностей, о провозе каких-то снарядов, орсиньевских бомб и т. п. Боялись даже за переезд в самом Петербурге от вокзала до дворца /…/. Однакоже все обошлось благополучно и государь проехал по Невскому проспекту с многочисленным конвоем гвардейских кавалерийских офицеров»[951] — Лорис-Меликов продолжал разыгрывать свой цирк!
Немедленно к нему присоединились и народовольцы: 22 ноября был задействован паспорт на имя Кобозевых, которые в этот день, согласно легенде, прибыли в Петербург, прописались и вступили в официальные переговоры о наеме помещения на Малой Садовой для открытия торговли сырами.
Вслед за этим произошел внезапный арест Александра Михайлова. Об этом рассказывают Анна Корба и Лев Тихомиров.
Корба: «Старание А.Д. [Михайлова] сберечь для потомства карточки товарищей, павших в бою, и послужило причиной его собственной гибели. Накануне того дня, когда он отнес карточки Квятковского и Преснякова к фотографам на Невском, он виделся с несколькими студентами и просил их заказать снимки карточек в любой фотографии. Отказ студентов глубоко возмутил А.Д.; он увидал в нем проявление трусости и нежелание подвергать себя малейшей опасности. Поддавшись чувству раздражения, он на другой день сам отнес карточки фотографам»;[952] «Фотография эта находилась на Невском проспекте. Ее хозяин оказался агентом тайной полиции. Когда А.Д. накануне заходил справиться о карточках, жена шпиона-фотографа, стоя за стулом мужа, и с тревогой глядя на А.Д., провела рукой по своей шее, давая этим понять, что ему грозит быть повешенным»;[953]
Тихомиров: «Карточки, разумеется, были отдаваемы им как принадлежащие будто бы его родственникам. Но фотографы /…/ немедленно узнали Квятковского и Преснякова, и один из них /…/ донес об этом в полицию. /…/ Когда А.Д. явился за своими карточками, он заметил странное поведение фотографа, который не давал карточек под очевидно пустыми предлогами. И убежал куда-то (оказалось — предупредить полицию). А.Д., не дожидаясь дальнейшего, сказал, что он не имеет времени дожидаться, и ушел. Швейцар, мимо которого он проходил, держал себя еще более по-дурацки, старался уговорить А.Д. не уходить, делал движение, как будто имел желание схватить его и т. д. А.Д. опустил руку в карман, и швейцар (оказалось впоследствии, он думал, что у А.Д. есть револьвер в кармане) оставил его в покое»;[954]
Корба: «В тот же день у А.Д. заседала распорядительная комиссия, и он сообщил товарищам о странном случае, который с ним был в это утро. Члены комиссии возмутились тем, что А.Д. рискует головой из-за карточек, и взяли с него слово, что он больше не пойдет в подозрительную фотографию. Он дал слово, вероятно, не вдумавшись в это происшествие и не придав ему надлежащего значения. Он не раз говорил, что не терпит в людях малодушия. И, проходя на другое утро мимо фотографии, подумал, вероятно, что не зайти за карточками и будет актом малодушия»;[955]
Тихомиров: «Странно и невероятно, разумеется, что А.Д., сам рассказывавший об этом происшествии, все-таки пошел после этого в фотографию /…/! Он обещал не ходить, даже в таких словах: «Я не дурак, не беспокойтесь»… и все-таки через несколько дней пошел. Околоточный Кононенко, сильный и смелый человек, все время дежурил около подъезда фотографии, переодетый в цивильный костюм. Когда А.Д., получив карточки, вышел на улицу, Кононенко пошел за ним. А.Д., заметив слежение, сел в конку (по Владимирской улице), куда вслед за ним вскочил и Кононенко. Около Владимирской церкви А.Д. выскочил из вагона и хотел сесть на извозчика, но Кононенко бросился на него и схватил его. Тут подоспели городовые, и А.Д. повели в часть. После недолгого допроса, причем оказалось, что полиция не имеет ни малейшего подозрения о действительной личности А.Д., его попросили показать свою квартиру. На дороге А.Д. пытался бежать, но его снова поймали. Приведенный на квартиру, А.Д. выставил у себя знак опасности и затем после обыска был уведен в Д[ом] П[редварительного] З[аключения]; у него было найдено между прочим значительное количество динамита.
