Возможно, перелом кости. Все мысли о флирте мгновенно улетучились.

— Вам срочно нужен доктор.

Он встал.

— Люциан, помните свое обещание. О, постойте! Все в порядке. Теперь можете снять повязку, — прозвучал ее приглушенный голос.

Сорвав с лица темный шарф, он взглянул на нее и увидел, что она накрылась подушкой. Он с трудом сдержал смех. Она продолжала комедию. Очень хорошо. Пока игра обольщения доставляла ему удовольствие. Теперь, когда Люциан знал еще несколько правил, он намеревался выиграть последнюю партию.

Затем его взгляд проследовал к ее бедной ножке. Даже при скудном освещении было видно, что в области лодыжки расплылся чудовищный кровоподтек. Склонившись над ней, он поднес ко рту ее руку.

— Я с вами прощаюсь, моя маленькая французская птичка.

— Люциан, пожалуйста, скажите…

— Не бойтесь, я предупрежу слуг о вашей проблеме. Пожалуйста, дайте знать, когда сможете принять меня. И поверьте, моя дорогая Бланш, я по-прежнему остаюсь вашим преданным обожателем.

С этими словами он отвернулся и зашагал к двери. Закрыв ее за собой, прислонился на миг к двери. Невидимая рука сжала его сердце и не отпускала. Овладевшее им беспокойство не уступало по силе той страсти, которую она в нем возбудила. А может, даже и превосходило ее.

Дейзи Дрейк! Почему, спрашивается, из всех женщин на земле должна быть именно она?

Лондиниум, 405 год н. э.

Кай закончил суммирование последней колонки накладной на груз, готовый к отправке на парусном судне, направлявшемся в Рим. Олово и янтарь, шкуры тюленей и толстая шерсть из-за Адрианова вала на далеком севере, где дикари все еще раскрашивали себя голубой краской перед битвой. Это была внушительная добыча во славу Рима.

Кай проверил последнюю цифру, поставил свой знак и отложил перо.

Провел рукой по лицу. За каждый груз, который он поставлял и за которым следил, он получал небольшие комиссионные. Может быть, в следующем месяце, когда проконсул вернется к вопросу, денег Кая хватит, чтобы выкупить Дейрдре.

В тот счастливый день он сделает ее своей женой.

Но это будет еще не скоро. Они продолжали ежедневные встречи при свете луны. Их любовь становилась все неистовее и нежнее. Они сливались друг с другом не только телами.

Она рассказывала ему о своем детстве возле крохотного острова на середине большой реки. С незапамятных времен это место было для ее людей священным, местом запретной магии. Поскольку римляне провозгласили друидизм вне закона, исполняемые там ритуалы прекратились, но камни все еще стояли, и потаенная пещера манила ее исследовать глубины внутри «богини», как она это называла. Дейрдре, к своему сожалению, не обладала магией, но ей доставляла удовольствие сама мысль, что надменные римляне считали этот клочок земли населенным духами и боялись туда соваться.

Прошлой ночью, когда Кай и Дейрдре лежали в благоухающем саду, усталые и покрытые потом, она призналась, что, возможно, ждет ребенка.

Его ребенка. Он сдержал слезы. С тех пор как его похитили из германской деревни, когда он был мальчиком, и заставили служить Риму, он и мечтать не смел стать отцом.

Если родится мальчик, он назовет его Артос. Это имя похоже на его собственное, которое он носил до того, как на его плече поставили клеймо раба. В тот же день ему дали новое римское имя, а на клеймо наложили обезболивающую мазь, ускорившую заживление кожи. Со временем рубец от ожога зажил. И хотя позже он обрел свободу, его дух так и не оправился от шока рабства.

Теперь Дейрдре врачевала его покореженную душу.

Кай гадал, где она теперь работает. Он знал, что было глупо открыто демонстрировать свои чувства. Уже сам факт, что он собирался выкупить ее, вызвал среди его друзей добродушные насмешки. Но он внезапно испытал потребность ее увидеть, погреться в лучах ее мимолетной улыбки.

Оставив свою контору на пристани, он отправился на виллу проконсула. Если Дейрдре находилась на половине хозяйки дома, увидеть ее он не сможет. Она также могла работать на кухне или, если ему повезет, в саду. Тогда, возможно, им удастся обменяться поцелуями.

Он нашел Дейрдре за виноградной беседкой, но все мысли о тайном поцелуе тотчас испарились. Она плакала. Ее тело сотрясали безмолвные рыдания. Белую ткань палия на груди и ниже омрачали коричневые пятна засохшей крови.

— Ты ранена.

Кай упал рядом на колени.

Она покачала головой.

— Проконсул… — Ее голос оборвался.

На ее запястьях и лодыжках виднелись следы веревки и кровавый засос на затылке. Римский губернатор предавался своей любимой потехе — насиловал связанную жертву.

И на этот раз Сципион выбрал Дейрдре. Кай обнял ее — пусть выплачется. В груди его клокотала ненависть.

— Он…

— Молчи.

Кай обнял ее. Пересказ пытки заставит ее заново пережить страдания и причинит боль обоим.

Они ничего не могут сделать, только надеяться, что проконсул быстро потеряет к ней интерес. Если она перестанет бороться или плакать, он переключится на одного из маленьких мальчиков, которые чистят конюшни, или на новую девушку-птичницу.

Но Дейрдре не могла молчать:

— Он сказал, что завтра снова собирается сделать это со мной.

Запинаясь Кай сказал ей, как притвориться безразличной, чтобы проконсул перестал ее мучить. Эти знания дались ему дорогой ценой. Он был совсем юным, когда Сципион стал его хозяином.

Не осознав, что Кай разделяет ее боль, она пришла в негодование:

— И ты ничего не сделаешь, чтобы остановить это?

— А что я могу сделать?

Она принадлежит проконсулу, как лошадь или собака. Но если проконсул не согласится ее продать, то будет вправе использовать ее по своему желанию.

— Ты можешь поступить как мужчина. — Ее подбородок дрожал. — Можешь убить его.

Прежде чем стать политиком, Сципион был солдатом. Но не бочкообразная грудь или могучие руки делали его таким страшным, а холодная жестокость. Кай до сих пор порой просыпался в поту по ночам, дрожа от страха. Он снова чувствовал себя маленьким мальчиком, обдаваемым зловонным дыханием, чувствовал на себе грубые толстые пальцы, делавшие ему больно.

Кай ненавидел Сципиона всеми фибрами души.

Но еще больше боялся его.

Только жизнь имела значение. Этому научили его годы рабства. Пока живешь, есть надежда. Сила закона на стороне проконсула. Если Кай убьет проконсула, ни он, ни Дейрдре не встретят следующий восход солнца.

— Я не могу его убить, — признался он и почувствовал стыд. — Пожалуйста, Дейрдре, скажи что-нибудь.

Взглянув на него с нескрываемой ненавистью, Дейрдре отвернулась.

— Неужели ты не понимаешь? — Он схватил ее за плечи и повернул лицом к себе. — Если я убью проконсула, они не оставят нас в живых.

И смерть эта будет ужасной. Публичной, медленной и мучительной.

— Ты живешь не среди своих людей. Это мир римлян, — сказал Кай. — Но мы как-нибудь пробьемся. Я добьюсь твоего освобождения. Обещаю.

— Я ненавижу тебя, — сказала Дейрдре. — Я сама себя освобожу.

Она ушла, ни разу не оглянувшись.