— Нет, Бланш уже легла спать.
Дейзи бросила многозначительный взгляд на Изабеллу.
— Если вы не против, — извинилась бабушка, — я схожу посмотрю, не сможет ли Нанетта принести чаю. Думаю, у нас еще и булочки с изюмом найдутся. Рада вас видеть, милорд.
— Что ж, может, пройдем к столу и начнем? — Люциан прошел к маленькому столику, за которым недавно разыгрывалась шахматная партия, и, выдвинув для Дейзи стул, улыбнулся. — Tempus fugit,[16] как известно.
— Время и здесь может лететь, — возразила Дейзи, опускаясь на софу, пока не потеряла равновесие. Ей было трудно стоять на одной ноге, и пересечь комнату она могла только короткими прыжками. — Несите столик сюда и садитесь рядом.
— Хорошая идея! Так будет гораздо приятнее заниматься. — Люциан присел рядом. — А вот и табличка.
«Гораздо приятнее заниматься», — сказал он и потом еще это: «А вот и табличка» — все по делу. Чтоб ему пусто было! Дейзи прикусила губу. «Неужели он переломится, если обратит на меня внимание?»
Взяв табличку в руки, Дейзи прищурилась, взглянув на письмена на замусоренном песком воске.
— Часть текста повреждена, — указал Люциан.
— Вижу. — Часть воска была расплющена и не имела текста на неровной поверхности. По краю повреждения тянулась слабая извилистая линия. Дейзи сжала кулак и примерила его к углублению. — У того, кто это сделал, ладонь была гораздо больше моей. Видимо, он в сердцах стукнул кулаком по табличке с еще не застывшим воском. Не отпечаток ли это пальца?
— Возможно. — Люциан подался вперед. — Внизу таблички стоит знак Кая Мерита.
— Верно, — согласилась Дейзи. — Давайте посмотрим, что же такое написал Кай Мерит.
Дейзи склонилась над табличкой. Почувствовав на себе взгляд Люциана, повернулась к нему:
— Почему вы на меня смотрите?
— Простите. — Люциан убрал за ушко выбившуюся у нее прядку волос. От его легкого прикосновения по ее телу пробежал трепет. — Просто вы мне кого-то напоминаете.
Дейзи не решилась спросить, кого именно.
— Может, все же займемся табличкой?
— Согласен. Но вам не нужна моя помощь. Вы знаете латынь лучше меня.
— Так вот, значит, для чего вы здесь.
— К чему вы клоните, Дейзи? Хотите, чтобы я признался, что скучал по вас сегодня? Если это сделает вас счастливее, признаюсь.
Если бы только это было правдой!
— А что Бланш?
— Бланш? Полагаете, она скучает по мне?
Люциан наклонился к ней. Чистый, свежий мужской запах защекотал ей ноздри.
— Я… я ее не спрашивала.
Дейзи отвернулась, избегая его взгляда. Будь она в роли Бланш, привлекла бы его к себе и поцеловала. Но сама не могла решиться на такое и сосредоточилась на древнем воске.
— Что вы думаете об этом? — спросил наконец Люциан.
— Напоминает бухгалтерский отчет о приходах и расходах. — Дейзи указала на одну колонку. — Здесь мы имеем продажу шерсти и янтаря, так что это приход. С другой стороны, груз, испорченный грызунами и…
— И чем?
— Здесь что-то говорится о Дейрдре, рабыне. — Голос Дейзи понизился до шепота. — Думаю, это Кай Мерит стукнул кулаком по дощечке.
— Что позволяет сделать такой вывод?
— Мы знаем, что Кай пытался выкупить Дейрдре. Значит, питал к ней какие-то чувства.
— Это всего лишь догадка. — Люциан пожал плечами. — Что о ней сказано?
— «Mortuus per suus manus». Умертвила себя собственными руками. Девушка покончила с собой.
Глава 22
Мы входим в этот мир одни. И наверняка вступим в великую тьму тоже в одиночестве. Но пока мы здесь, ничто не затмит той радости, что кто-то предпочел провести часть своей бесценной жизни… с нами.
Дневник Бланш Латур
— Как это ужасно! — воскликнула Дейзи. — Я понимаю, что все люди античности давным-давно умерли. Но в моем воображении они продолжают жить своей жизнью. А Дейрдре покончила с собой… Должно быть, она была очень несчастна.
— Все рабы несчастны, я точно был бы несчастен.
— Но ведь Кай собирался ее выкупить. — Дейзи пробежала пальцем по неровному воску и внезапно отдернула его. В какой-то момент она вдруг ощутила жгучую боль, исходившую от дощечки. Живое воображение не всегда радовало. — Почему надежда на свободу не удержала Дейрдре от столь опрометчивого поступка?
— Может, Кай ей не нравился. Если мужчина мечтает о какой-то женщине, это не значит, что она любит его, — сказал Люциан. — Насколько я помню, несколько сезонов назад за вами ухаживал лорд Торнхелд, и все же вы по-прежнему на рынке невест.
— Фу! Мне не нравятся подобные сравнения, — нахмурилась Дейзи. — Послушать вас — я гнилое яблоко, залежавшееся на овощном прилавке.
— Не гнилое, — усмехнулся Люциан. — Скорее, спелое.
Она толкнула его в грудь. Он перехватил ее руку и задержал дольше, чем следовало.
Люциан смотрел на нее так, когда она была в роли Бланш. Под его жгучим взглядом ее решимость растаяла так же быстро, как таяла, когда она играла куртизанку.
— Я рад, что вы не приняли Торнхелда, — сказал он серьезно.
Лорд Торнхелд считался желанной добычей для молодой женщины без приставки «миледи» перед именем, но Дейзи находила немолодого повесу алчным и грубым. Торнхелд вызывал у нее отвращение. А Люциан — трепет.
— Не подозревала, что вы обращаете внимание на подобные вещи.
С одной стороны, Дейзи было неприятно, что Люциан вспомнил о том злосчастном ухаживании, на которое она не ответила взаимностью. С другой — ее радовало, что он все же замечал ее в лондонском обществе.
— Может, я и произвожу впечатление затворника, — сказал Люциан, — но считаю своим долгом следить за тем, что происходит вокруг.
Долг. Вероятно, для Люциана объединение двух домов — исполнение долга. Дейзи решила сменить тему.
Когда она снова накрыла восковую табличку ладонью, ей показалось, будто она ощутила под ней слабое жужжание, словно она накрыла ладонью рассерженную пчелу.
Уж не добавила ли Изабелла в чай из ивовой коры настойку опия?
— Предметы, которые мы откапываем, говорят о многом, правда?
— У каждой находки своя история, — согласился Люциан. — Многие вызывают вопросы.
— Когда я была маленькой, возле Драгон-Кэрна остановился цыганский табор. — Дейзи закрыла глаза, восстанавливая в памяти события. — Одна старая цыганка предсказывала судьбу и все такое. Честно говоря, я считала все это глупостью, но кое-что из того, что она сказала, запомнила на всю жизнь.
— Что именно?
— Вещи, которыми мы себя окружаем, вбирают в себя частицу нас самих, как морская губка, впитывают события нашей жизни. — Дейзи повернулась к нему: — И когда происходит что-то ужасное, вещи в нашем доме насыщаются сильными эмоциями.
— Подобное утверждение далеко от науки.
— А мне интересно. — Дейзи вставила кулачок в углубление в воске, но на сей раз не ощутила щекотания, хотя чувство трагедии придавило ее. — Интересно, не кричат ли камни на языке, который может услышать только сердце?
— Я, кажется, понимаю, что вы имеете в виду. В некоторых местах мы чувствуем нечто особенное. Солнечный луг поднимает настроение. В темном переулке волосы встают дыбом. В соборе хочется молиться.
— Точно. Может, я говорю чепуху, но от этой дощечки исходит ненависть.
Люциан накрыл ее ладонь своей и задумался.
— Я ничего не чувствую, — признался он. — Кроме мягкости вашей кожи, — добавил, подмигнув.
Отняв у него руку, Дейзи сердито стрельнула в него взглядом. Он относился к ней снисходительно, но она горячо ринулась доказывать свою правоту.
— Учитывая то, что мы эмпирическим путем узнали о ваших римлянах, нетрудно заключить, что между нашим вором и кельтской девушкой существовали романтические отношения, — сказала Дейзи. — Если бы Кай Мерит сумел выкупить Дейрдре, мы наверняка нашли бы извещение об их свадьбе.