Люциан закрыл журнал, где регистрировал находки. Боясь случайного пожара в сарае, куда складывал римские предметы, он не пользовался лампой и прекращал работу, как только начинало смеркаться. Выглянув из открытой двери, он увидел, что мистер Пибоди отпустил остальных рабочих и начал уборку территории на ночь.

Люциан вынул из кармана записку, полученную утром, еще раз перечитал аккуратный почерк.

«Мой дорогой лорд Ратленд.

(Формальность языка заставила его усмехнуться.)

С сожалением, сообщаю, что не смогу сегодня помогать Вам на раскопках. Как Вы знаете, мадемуазель Латур повредила лодыжку, и я буду ухаживать за ней, пока она не поправится. Не ждите моего возвращения недели две по меньшей мере. Зная, что Вы желаете мадемуазель Латур здоровья, остаюсь, конечно, с моей дорогой Бланш.

Ваш партнер по римскому предприятию мисс Дейзи Дрейк».

— О да, мисс Дрейк, — произнес Люциан задумчиво, пряча записку в нагрудный карман. — Вы мой партнер, хороший или дурной. И я уверен, мы оба желаем ей добра.

Накануне вечером Люциан топтался в коридоре, пока доктор пользовал пострадавшую «куртизанку». Леди Уэксфорд сжалилась над ним вскоре после полуночи и сообщила, что перелома костей, по мнению доктора, у Бланш нет. Пиявки помогли снять отек. Однако у Бланш серьезное растяжение, и несколько дней она будет не в форме.

Записка Дейзи, объясняющая ее отсутствие, заставила Люциана улыбнуться. Интересно, как долго сможет она продолжать этот обман? Наблюдать за ее стараниями было забавно.

Бригада рабочих раскопала еще одну восковую табличку. Он собирался отнести находку Дейзи сегодня вечером, поскольку она лучше, чем он, знала латынь. Интересно, согласится ли она принять его в собственном обличье или предпочтет выдать себя за Бланш в соблазнительной маске из перьев?

В глубине души Люциану не хотелось разоблачать Дейзи. Его отец наверняка одобрит ухаживания Люциана за французской женщиной для удовольствий, но связь сына с племянницей Гейбриела Дрейка приведет его в бешенство. Поскольку Люциан не знал, как сможет пережить гнев графа, то был готов подыгрывать Дейзи в ее двойной жизни так долго, как она пожелает.

Если Люциан найдет сокровище, изменение финансового состояния Монтфордов изменит также беспричинную ненависть отца к Дрейкам. Иначе ему придется сделать неприятный выбор. Он так привык ублажать своего родителя, что считал скорую конфронтацию неизбежной.

Солнце скрылось за горизонтом. Сгущались сумерки. Рабочие выбирались из ямы и расходились.

Мистер Пибоди все еще суетился на площадке. Люциан встал и потянулся. Десятник не торопился уходить.

Тут он увидел, как Пибоди украдкой огляделся. Люциан замер, зная, что в тени сарая остается невидимым. Десятник наклонился, поднял с земли что-то, блеснувшее в угасающем свете, и, прежде чем Люциан успел разобрать, что это было, сунул в карман. Возможно, какое-то античное украшение?

Мистер Пибоди вылез из ямы и зашагал прочь. Негодяй совершил кражу! В итальянских венах Люциана взыграла ярость. Он бросился за мошенником, собираясь устроить ему трепку. Но вспомнил слова Дейзи.

Может, все дело и не в деньгах вовсе.

Тогда в чем? Средства Дейзи позволяли хорошо вознаграждать рабочих за их труд. Наверняка Пибоди сознавал, что рискует местом, пряча в карман этот небольшой предмет.

Что все-таки это было? Люциан запер сарай и бесшумно последовал за Пибоди.

Люциан шел за своим бригадиром по широким улицам и кривым проулкам на почтительном расстоянии от него, пока Пибоди не вышел на шумную улицу с многочисленными пабами. Когда вор нырнул в дверь под вывеской «Единорог», Люциан в раздумье остановился.

Если он войдет, мистер Пибоди наверняка заметит его. Даже в рабочей одежде Люциан выглядел гораздо приличнее тех, кто входил в заведение. Среди соли земли он сразу будет заметен как человек, попавший явно не в свою тарелку. Если же он не последует за Пибоди, человек, вероятно, найдет в этом злачном месте скупщика для краденого и выйдет уже с горстью ничем не примечательных золотых монет в кармане.

— Подайте милостыню, добрый сэр, — услышал он рядом жалостливый голос. — Подайте пенни слепому.

Это говорил ворох тряпья, прислоненный к покосившейся стене здания. Глаза человека скрывала грязная повязка. Его рваный залоснившийся сюртук, возможно, имел когда-то шикарный вид, но теперь из-за толстого слоя грязи и следов предыдущих трапез нельзя было разглядеть ни цвет, ни ткань. Протянутую к Люциану руку с черными поломанными ногтями покрывал толстый слой сажи.

Люциан решил никогда больше не считать себя бедным.

— У меня нет пенсов, мил человек, — произнес Люциан. — Лучше продайте мне ваш сюртук за два шиллинга.

Этих денег с избытком хватило бы на новый комплект ношеной одежды и питание в течение недели.

— За такие деньги, босс, можете взять еще и шляпу в придачу.

Оборванец проворно стянул с себя сюртук, от которого исходило зловоние.

Люциан надел сюртук и поднял воротник. Только бы не нахвататься вшей, подумал он, надевая засаленную изнутри шляпу. Вернувшись домой, надо будет немедленно принять ванну.

Войдя в дымный паб, Люциан огляделся по сторонам. Пибоди сидел в дальнем углу спиной к двери и, наклонившись вперед, вел разговор с двумя мужчинами.

Протолкнувшись вперед, Люциан нашел место за соседним столиком и сел. Официантка, не спрашивая, принесла ему пинту и без слов приняла от него монету. Исходившее от сюртука зловоние имело одно существенное преимущество — остальные завсегдатаи паба старались держаться от него на расстоянии. Сжимая в ладонях свою пинту, он напряг слух, стремясь услышать разговор за спиной.

— Нет, нет и нет, — говорил один из мужчин. Люциан не узнал его голос. Шепот мог принадлежать кому угодно. — Эта маленькая побрякушка ничего нам не дает.

— Клянусь, она золотая, — прошипел Пибоди.

— Это мелочь, — подал голос второй мужчина. Говорил он с шотландским акцентом. — Что от нее проку, если ты потеряешь работу до того, как обнаружишь саму золотую жилу?

В груди Люциана вскипела злость. Кто-то, используя Пибоди как свои уши и глаза, норовил стащить римское сокровище у него из-под носа. Он с трудом поборол желание повернуться к ним и встать. Мысль сделать их них отбивную была заманчивой, тем более что в Оксфорде он имел титул чемпиона по кулачному бою. Но Люциан не знал, как много сторонников у них в «Единороге». Лучше выяснить побольше и попробовать победить их потом, на территории, которую выберет сам.

— Неужели ты не понимаешь? — Акцент теперь не вызывал сомнений. Хотя мужчина по-прежнему говорил тихо, Люциану показалось, что он узнал голос. — Истинному королю не стоит служить вполсилы. Подумай о вознаграждении человека, который сделает ему достойное пожертвование в римской монете.

Истинный король?

Люциан изучал в классе историю подавления шотландского бунта пятнадцатого года. Уж не планируют ли эти люди еще одну попытку возведения Якова Стюарта на английский трон?

Их голоса были едва слышны, но отдельные слова Люциан все же улавливал. Чаще всего звучало: «проклятый немец» и «узурпатор».

Люциан с трудом сдерживал гнев. Он правильно поступил, не выдав себя. Этот паб является очагом подстрекательства к мятежу.

Наказание за государственную измену оставалось таким, каким было в Средневековье: повешение, утопление и четвертование. Такая ужасная смерть могла обратить в трусов даже самых смелых людей. Любой сто раз подумает, прежде чем решится выступить против короля.

Но принявший столь безрассудное решение готов на все — ему уже нечего терять.

— Тогда что вы хотите, чтобы я сделал? — услышал Люциан голос Пибоди.