— Ну-ка повтори… — проговорил Ронштфельд. Он изменился в лице: сдавленная злоба уступила место хищному любопытству. Глаза Стила вспыхнули, но мгновенный проблеск чувств не имел ничего общего с яростью или страхом разоблачения. Этот короткий взгляд пронзил Майкла неожиданной мыслью, в которой он не успел узнать чужую.
— Я говорю о том, — продолжил Майкл, отчеканив каждое слово, — что сегодня я побывал на одной "несуществующей" планете, которая кишит киноидами, их кораблями и оборудованием. Главная новость: покой наших врагов хранят алленские крейсеры и пехотинцы, у одного из которых я и добыл вот это милое оружие. Если не верите мне на слово, координаты ваши, проверить их — пятиминутное дело.
Роли менялись, словно спицы в бешено крутящемся колесе. Триумфальная радость, которую Майкл так и не успел прочувствовать, перешла к заместителю главкома; напряженность Стила отошла к Майклу; худое лицо аллена уже не выражало ничего. Ошибка, просчет, о котором говорил Джонсон, — вот чего ожидал Ронштфельд и все те, кто попал в ловушку собственного бессилия в борьбе с алленами.
— Ах, вот что мистер Райдер имеет в виду под "межпланетным сотрудничеством"! — крикнул Ронштфельд. — Похвально, Эшли, похвально!
Майкл вздрогнул, когда оба спорщика вскочили на ноги. Напряженная собранность против развязной беспечности, молчание против тихого смеха, сила против сжатого в руке Ронштфельда "Игнис-3"…
— Это война, Эшли! — рассмеялся Ронштфельд. Его хриплый голос напомнил Майклу о Цвайфеле: радость, сплавленная с ненавистью, делала похожей даже злейших врагов. На лбу Стила проступила багровая жилка; руку Майкла давно пробивала дрожь, но он так и не решился опустить оружие.
— Если вы оба не придете в себя, то дорого за это заплатите.
— Вот как? — бросил Ронштфельд. — Неужели дороже, чем одна никчемная алленская жизнь?!
В руке Стила сверкнуло лезвие ножа. Рука Майкла метнулась к лицу, но ни ладонь, ни опущенные веки не спасли его от ослепительной вспышки "Игнис". Мимолетный страх смерти исчез, сменившись желанием вернуть все назад, кричать, стрелять, делать все, что угодно, лишь бы остановить бессмысленную перестрелку, единственным результатом которой будет объявление войны алленам — и угроза Земле, гораздо более реальная, чем полуфимифеская установка. Но был и второй голос, вплетавшийся в его мысли грубыми, угловатыми интонациями, шептавший, что все было к лучшему, что аллены доказали, чего они стоят, что рано или поздно Земля все равно бы стала слишком сильной для привычного миропорядка…
Пальцы Майкла медленно сползли с глаз. Нож застыл в груди Ронштфельда, лишив красок его лицо, на котором до сих пор угадывались следы гнева. Стил поднялся с колен; его правая рука, от плеча и до кончиков пальцев, чернела обрывками шинели и обуглившейся кожей.
— Ты убил его? — произнес Майкл, хотя его губы едва двигались.
— Рудольфа? — спросил Стил. Его лицо подергивалось от боли, но голос звучал ровно, даже буднично.
— Рудольф в порядке. По крайней мере, физически. Не стоит путать трибуну с дипломатической встречей — она не годится для криков о тотальной войне.
— Вы… начнете войну?
— Да неужели? — усмехнулся Стил. — Если бы я поднимал алленский флот каждый раз, когда меня пытались убить, Галактика бы порядком опустела. У Руди были свои причины для хватания за оружие и пафосных заявлений, но я в его играх не участвую.
— Причины? Какие?
— Когда-нибудь узнаешь. Не смею вмешиваться: все-таки, земные дела…
Коварно подмигнув, Стил смахнул кровь со щеки и проследовал к выходу. Лишь несколько часов спустя Майкл понял, как ошибался в тех, кого возвел в ранг злейших врагов.
Ослепительно-белые точки кружили вокруг темных двойников, выстраивая на бесконечном полотне космоса новые и новые созвездия. Песчинки взрывов казались огоньками фейерверков — настолько непривычно было наблюдать за ними не из гущи боя, а сквозь толстое стекло иллюминатора.
— Все еще не веришь? — усмехнулся Фабио, чьи темные, почти черные глаза насмешливо блестели за стеклами очков. Майкл не спешил с ответом: радость, которую вселяла в него победная атака флота Земли, разбавила ложка чернейшего дегтя в лице Фабио Росса.
— Нет ничего опасней правды, — продолжил ученый, пройдясь перед Майклом. — Кстати, как тебе мои создания? Впечатлили?
— Значит, воешь на два фронта?
— Это не война. Просто работа. Вашему Командованию нужно решать разнообразные проблемы — к примеру, кто-то должен строить новый космический флот, который вот-вот одержит блестящую победу над киноидами. Правда же, они прекрасны, эти новые корабли? Без моего скромного участия проект заморозили бы еще на пару десятилетий. Я умею создавать невозможное — представь, какой на это спрос.
— Ты работаешь на КС?
— Зачем делать такое изумленное лицо? Ты, Майкл, тоже на них работаешь и, по всей вероятности, не считаешь это преступлением.
— Тогда к чему эти двойные игры? Зачем вести дела и с нами, и с Запредельным? Не сговорились с Ронштфельдом о зарплате?
Росса пожал плечами.
— Деньги важны для наемников. Я просто предпочитаю быть там, где необходимы мои умения, и не задаюсь риторическими вопросами "зачем" и "почему". Научный прогресс не спрашивает, на кой черт людям сдалось то или иное открытие, а Запредельный предложил мне проект, от которого меня не заставят отказаться и миллионы. Да, я работаю на него, но я ему не подчиняюсь — равно, как и Ронштфельду, который, кстати говоря, проявляет чудеса щедрости, если к нему найти правильный подход.
— Наука, говоришь… развитие… А как насчет Черной эры? Что чуть не погубило человечество? Случайно не сумасшедшие идеи твоих коллег?
— Ты что-то путаешь, Майк, — ответил Росса, смягчив надменный тон. — Я не историк и не ведущий дешевых утренних программ. Все, что я могу сказать, — без Черной эры человечество никогда не стало бы таким, каким оно есть сейчас. Попробуй, докажи, что не будь всех тех кошмаров, люди бы сейчас жили в раю. Человечество не выдержало битвы с Разумом: оно перенасытилось им внутри себя и извне, в форме технических новшеств. Говоря общедоступным языком, некоторые личности, имеющие такое же отношение к людям, как милосердие к Флэтчеру Роджерсу, захотели втиснуть в скудный объем нашего мозга начинку собственных мозгов. И черта с два у них это получилось. Простая человеческая глупость — самый мощный рычаг защиты от инопланетных посягательств. Перед таким бастионом бессильно любое оружие, и когда все высшие изживут друг друга в бесконечных войнах, люди останутся властвовать над этим миром — одиноко и безраздельно.
— Не хочется верить в такой печальный конец. Впрочем, это не меняет одного: ты предал родную планету. На месте Ронштфельда, я бы выдал тебе похвальную грамоту, после чего поставил бы к стенке и расстрелял.
— Родную планету? — улыбнулся Росса. — Я что, по-твоему, землянин? А, впрочем, какая разница… Помнится, великий дипломат Грей Тинг сказал на этот счет: "Как бы ни разнились умы инопланетный и земной, в бухгалтерских делах мы одинаково прилежны". Принципы, Майк, — это отлично, но в нашем деле больше ценятся компромиссы. Если бы наши руководители не умели уступать, разумная жизнь на данном отрезке бесконечности давно бы прекратила существование. Так что, О'Хара? Надеюсь, вы поумнели за время этой короткой беседы?
— Вы знаете, Фабио, — сказал Майкл нарочито вежливым тоном, — я уверен, мы бы могли продолжить наш спор, но информация о ваших темных делишках непременно дойдет до главкома, с чем я вас и поздравляю.
— Благодарю, — широко улыбнулся Росса. — Оставлю вас наедине с победой, в которую внес свой… скромный вклад.
Фабио исчез. Майкл встряхнул головой, и хрупкая радость рассыпалась, словно страница прошлого, сожженные беспощадным временем. Когда он уходил на войну, мечты о славных победах владели его помыслами. Пусть они были ребячеством, сотканным из глупого геройства, но Майкл упорно верил в них, пока судьба не лишила его пустых надежд. И где он сейчас? Что случилось с его мечтой? Его единственным геройством стали бессмысленные попытки отследить поставки оружия, о которых уже давно было известно. Если бы Стил не предупредил своих, чтобы те вывели алленские корабли с орбиты до внезапной атаки земного флота, в Галактике могла разгореться новая, алленско-земная война. Майкл не мог и подумать, что его желание разделаться с киноидами едва не станет поводом для еще худшей катастрофы, которая могла стать последней в истории Земли.
