— Так что, Юрай побеждает? — спросил хан уже всерьез, вдоволь насладившись замешательством барона.
— Трудно сказать, — развел руками барон. — Атаку основных сил он отбил, война разделилась на множество мелких стычек. Ни одна из сторон вперед не продвигается. Королевские войска опасаются попасть в окружение, а кавалерии герцога незачем завоевывать чужие земли, они свои защищают.
— Мне говорили, королевская пехота и сам король сдвинулись к северу и пытаются лесными дорогами выйти к Хачору. А противостоит им необученное ополчение во главе с Белуантой. Не подозревал, что она способна вести войска, — без выражения проговорил хан и вновь повернулся к окну.
Шурр, осведомленный о войне в королевстве куда хуже Махмурзака, раздосадовано выругался. Впрочем, он быстро вспомнил, что преодолеть Хачор можно далеко не везде, и все пригодные для переправы места наверняка обороняются, а переправляться в других местах мог лишь авантюрист, не знающий военного искусства. А Белуанта, хоть и возглавила ополчение, но это назначение — лишь выражение лояльности Юраю и демонстрация единства высших слоев герцогства перед лицом общей угрозы. Приказы наверняка отдают другие люди, куда более опытные. Ополченцы же в своих родных лесах будут сражаться не хуже регулярного войска.
— Хорошо, если так, — повернулся к нему хан. — Но всё же исход войны решит, мне кажется, сила колдовская. А в этих делах, мой друг, мы с тобой не разбираемся. Так что все остается без изменений. Добровольцам поддерживать Юрая я не препятствую…
Хитар, уже привыкшая быть Белуантой, сгребла карты с походного столика. Из-за ее плеча Осинец мельком разглядел итог: трон, черная карта и топор. Три карты лежали в ряд, и нервозность в движениях девушки не укрылась от капитана ополченцев. Однако он дождался, пока госпожа приберет со столика все карты Ферро и только тогда водрузил вместо них походную карту, сплошь зарисованную зеленью.
— Ваше Высочество, у Лисьей вырубки объявились гвардейцы короля. Тинтог доносит, что южнее вырубки движется большой отряд. Птицы вьются над вершинами, он сам видел… — пояснил Осинец и его палец сдвинулся от ряда пеньков посреди карты к тонкой черной ниточке, уходящей к югу. — Он думает, что гвардейцев там не меньше четырех сотен….
Капитан замолк, дожидаясь ответа. В глазах ополченцев Белуанта-Хитар обрела уважение очень быстро, едва состоялся первый военный совет. Дотоле не покидавшая дворца девчонка могла, лишь глянув на карту, точно сказать, где и в каком числе находится неприятель. Здесь, посреди лесов, где отряды могли лишь неторопливо пробираться узкими лесными дорогами, такое знание обеспечивало весомое преимущество, и ополченцы умело им воспользовались. Быстренько наплодили маломощной, но опасной нежити на второстепенных дорогах, откуда ожидали лишь разведки. Крупными силами устроили несколько засад, порядком потрепав вражеские отряды. В родных лесах ополченцы держались уверенно, тогда как солдаты короля больше вражеских копий боялись отстать от своих и заблудиться в незнакомом лесу.
Само собой, ополченцы использовали мелкие отряды, атаками которых заставляли противника сбиваться в колонны на дорогах. А уж перекрыть тропу дорогу засекой, которую не разобрать и в полдня, для привычных к ремеслу лесорубов-мужичков было несложным делом.
— Их не четыре сотни, Осинец, — прервала молчание госпожа. — За передовым разъездом следует весь гвардейский кирасирский королевский полк. Две тысячи пехоты и столько же всадников. С ними больше десятка колдунов, и отряд саперов, чтобы разбирать наши заграждения.
Осинец уныло вздохнул. Гвардейские кирасиры, это же надо! Один из лучших королевских полков. И чего они собираются делать в лесу?
— От вырубки есть старинная тропа к Хачору, — ответила на его невысказанные вопросы Белуанта-Хитар.
— Так ее и перекрыть недолго, — брякнул Осинец, вглядываясь в карту.
На лесной тропинке даже двое рядом не везде пройдут. Кирасиры так растянутся, что в любом месте ополченцы создадут преимущество и разрежут атакой тонкую цепочку колонны, разорвав ее и рассеяв по лесу.
— Не стоит, — возразила госпожа, — той тропинкой они выйдут к такому месту, где даже десяток солдат переправить — и то день потеряешь.
Здесь она была права. Знавший наизусть родную реку, капитан ополченцев понимал, сколь мало мест, подходящих для переправы больших отрядов, найдется на берегах Хачора. А переправлять на плотах небольшие группы солдат, когда на противоположном берегу нет ни поселений, ни дорог, просто незачем. Что им там делать, по лесу бесцельно блуждать?
— Так что, пусть идут? — спросил Осинец и недоуменно застыл, услышав слова госпожи:
— Не пойдут они туда. Не переправа через Хачор короля интересует. Им я нужна, сама, это за мной Сумур Первый отправил кирасирский полк. Поднимай людей, капитан, отступаем к северу. И пусть за нами вырастет целый лес боевой нежити!
Очень быстро граф Косма, уже бывший начальник тайной канцелярии королевства Согури, осознал, что серый байг Уфелд, его бывший подчиненный, вовсе не намерен ему не только подчиняться, но даже и безмятежно поворачиваться спиной. В руках байга неизменно оказывался то топор, то порядочных размеров нож, а то и просто крепкая дубинка. Серых байгов не готовили в бойцы, но элементарными навыками самообороны владел любой из них, и граф прекрасно понимал, что он, как боец, ничуть не лучше. К тому же здесь не было привычного оружия: меча или шпаги, а размахивать мужицким топором одному из бывших высших сановников королевства… В общем, и не подобает, и вряд ли толк из этого выйдет.
Если байга и не учили сражаться, то уж умению замечать все происходящее вокруг, и быть всегда наготове, учили. Уж об этом граф был хорошо осведомлен. И не было никаких сомнений, что в каждый момент времени байг точно знает, где находится граф и где располагается их немногочисленное оружие: топор, два ножа, изготовленная байгом дубинка и тонкая пика с костяным острием.
— Так отчего, Ваше Высочество, Вы решили, что Юрай намерен Вас отравить? — спросил граф. Этот вопрос он задавал уж в который раз, в разных контекстах и разными словами, но ответа так и не получал.
Герцогская племянница не была легкомысленной особой, и, если речь заходила о других вопросах, она рассуждала вполне здраво. Лишь когда речь заходила о Юрае, девушка демонстрировала непонятную, ни на чем не основанную убежденность, замешанную на страхе. Нетрудно было догадаться, что дело здесь — в магическом внушении, наложенном мастером Коробкой. Отчего мастер самовольно придумал и совершил столь серьезный поступок, оставалось только догадываться. Но, как с удивлением узнал от Уфелда Косма, Юрай нашел их лесное убежище, а найдя — практически подтвердил распоряжения мастера Коробки. То, что байг помнил визит Юрая, а Белуанта — нет, как раз графа ничуть не удивило. Неужели Коробка переметнулся на сторону Юрая? Когда? Насколько верную информацию он поставлял в Ка-Талад? Может, он сознательно вводил графа в заблуждение, что и послужило причиной последующей опалы?
Поведение Юрая выглядело логичным: он желал держать девушку в лесу, подальше от дворца, под присмотром надежного человека. Оберегал от прихотей войны? Устранял возможного претендента на титул герцога? Подставил на ее место Хитар для выполнения какого-то задания? Возможно было все, и граф не ломал себе голову над ответами. Его больше волновало другое: Юрай ведь искал Белуанту, дабы вернуть ее во дворец. Нашел — и немедленно изменил решение. Почему? Ответ на этот вопрос, как считал граф, жизненно важен для его, графа, будущего.
То ли Юрай понял, кто и как действует против него, и предпринял ответные действия, то ли он убедился, что девушке ничего не угрожает и спасать ее незачем. В первом случае Юрай должен был счесть своим врагом и графа Косму, и граф всерьез опасался ловушки. Случись что прямо сейчас с Белуантой — и вот он, виновник, Его Сиятельство граф Косма, злодей-убивец. То, что Юрай мог неведомым путем столковаться с Семерицей, исключать было нельзя. Косма уже настолько ошибся в оценке Сумура Первого, что теперь готов был предположить самые неожиданные действия со стороны других своих знакомых. Зато во втором случае графу ничего не угрожало. Ничего, кроме опасности оказаться на обочине хода событий, всеми забытому. А это, пожалуй, было ничуть не лучше.
