Под его изучающим взглядом у нее задрожали губы, он ясно увидел ее замешательство и испуг и почувствовал жалость. Она ведь действительно помогла ему вчера, и только это имело значение.

Он сказал успокоительно, стараясь быть благородным:

— Так вы пришли, чтобы посмотреть… э… Город Ученых?

Она широко открыла свои темные (и довольно красивые) глаза и сказала:

— Мастер, вы не сердись на меня, но я пришла, чтобы самой статься мученой.

— Вы хотите стать ученой? — Гендибал был как громом поражен. — Моя дорогая…

Он остановился. Как мог он, на Транторе, объяснить совершенно неискушенной фермерше тот уровень интеллекта, подготовки и ментальных способностей, которые требовались для тех, кого транторцы называли «мучеными»?

Но Сура Нови страстно настаивала.

— Я умей писать, а еще читать. Я прочла целые книги до конца, да еще с самого начала. И у меня желание быть мученой. Я не хоти быть женой фермера. Я не выйти за фермера, и у меня не будь фермерских детей. — Она подняла голову и гордо добавила: — Я получала предложения. много рыз. Я всегда говори «не». Вежливо, но «не».

Гендибал ясно видел, что она лжет. Ей не делали предложений. Но его лицо не дрогнуло. Он сказал:

— Как вы будете жить, если не выйдете замуж? Нови положила на стол руку, распрямив ладонь.

— Я будь мученой. Я не будь фермершей.

— А если я не смогу сделать вас ученой?

— Тогда я будь ничем и жди смерти. Я будь ничем в жизни, если я не будь мученой.

У Гендибала мелькнул импульс осмотреть ее разум, чтобы определить степень мотивации, но это было бы дурно. Спикеры не развлекаются, обыскивая беспомощные разумы. Существовал этический кодекс ментального управления — менталики — как и в других профессиях (он мимолетно пожалел, что ударил проктора).

— Почему же вам не стать фермершей, Нови? — сказал он.

При помощи небольшой манипуляции он мог заставить ее согласиться и склонить какого-нибудь стрынского увальня к счастью в браке с ней. А ее в браке с ним. От этого не было бы беды. Это было бы гуманно… Но это было против закона, значит, немыслимо.

— Я не стань, — сказала она. — Фермеры болваны. Они рыботай с комьями земли и сами становись комьями земли. Если я будь фермерша, я тоже стань комом земли. Я будь без времени, чтобы читать и писать, и я забудь. Моя голова, — она поднесла руку к виску, -прокисни и зачерствей. Нет! Мученой быть другое! думателем! — (Гендибал отметил, что она имела в виду не «задумавшегося», а «мыслителя».) — Мученый живи с книгами и с… с… я забывай, как их называй, — она сделала непонятный жест, который ничего не сказал бы Гендибалу, не будь у него для руководства излучения ее мозга.

— Микрофильмы, — сказал он. — Откуда вы знаете про микрофильмы?

— Из книг. Я много читай, — гордо заявила она.

Гендибал больше не мог сопротивляться желанию узнать побольше. Это была необычная стрынка, он никогда не слышал о подобном. Стрынцев не принимали, но будь Нови десятилетней…

Какая потеря! Он не побеспокоит ее ни в малейшей степени, но что толку быть Спикером, если не можешь осматривать необычные разумы и учиться на них? Он сказал:

— Нови, я хочу, чтобы вы минуту посидели спокойно. Не думайте ни о чем, молчите, не думайте о том, чтобы что-нибудь сказать, думайте о том, чтобы заснуть. Понимаете?

Ее страх вернулся.

— Почему я должна делать это, мастер?

— Потому что я хочу подумать, как бы вы смогли стать ученой. Что бы она ни прочла, она не могла знать, что значит «быть ученой». Надо было выяснить, как она представляет себе ученых.

Очень осторожно, с бесконечной деликатностью, он исследовал ее разум. Как будто касался рукой отполированной металлической поверхности, не оставляя отпечатков. Для нее ученым был некто, всегда читающий книги. Она не имела ни малейшего представления, зачем читают книги. Картинка в ее разуме показывала, что она хотела бы делать знакомую работу: сходить, принести, приготовить, прибрать, но на территории Университета, где доступны книги и где у нее будет время читать и, очень туманно, «выучиться». Все сводилось к тому, что она хотела стать служанкой. Его служанкой.

Гендибал нахмурился. Служанка — стрынка? Да еще грубая, неотесанная, полуграмотная! Немыслимо.

Придется просто отказать ей. Должен же быть какой-то способ откорректировать ее желания, чтобы она согласилась стать фермершей; какой-нибудь не оставляющий следов, способ, такой, к которому даже Деларми не смогла бы придраться.

… Или она подослана Деларми? Может быть, это — интрига с целью склонить его ко вмешательству, затем разоблачить и подвергнуть импичменту? Ему действительно угрожает паранойя. Где-то в завитках ее несложного разума можно изменить течение ментального ручейка. Нужен лишь начальный толчок.

Это противоречит букве закона, но не причинит вреда, и никто не заметит.

Он остановился.

Назад. Назад. Назад.

Космос! Он чуть не пропустил это!

Не показалось ли ему?

Нет! Теперь, когда он обратил на это внимание, он мог различить это совершенно ясно. Тонкий завиток был разлохмачен. Разлохмачен необычным образом. И это было настолько тонко, настолько ничего не задето…

Гендибал ушел из ее разума. Он мягко сказал:

— Нови.

Ее глаза открылись.

— Да, мастер.

— Вы можете работать со мной. Я сделаю вас ученой…

Он сразу уловил, что она собирается броситься к его ногам, и, взяв ее за плечи, удержал.

— Не двигайся, Нови, оставайся на месте, стой…

Как будто он говорил с полуприрученным животным. Когда стало ясно, что она поняла приказ, он отпустил ее. Он заметил, как сильны мышцы ее предплечий.

— Если вы будете ученой, — сказал он, — вы должны вести себя, как ученая. Это значит, что вы должны быть спокойной, говорить вежливо и слушаться меня. И вам надо постараться говорить, как я. Вам придется встречаться с другими учеными. Вы не боитесь?

— Я стрышись… стрышись, мастер, если вы не будь со мной.

— Я буду с вами. А сейчас я найду вам комнату, устрою, чтобы вас приписали к туалету и к месту в столовой, да и одежду вам надо достать. Вам нужна одежда более подходящая для ученой, Нови.

— Кроме того, что будь на мне… — начала она несчастным голосом.

— Мы найдем другую.

Очевидно, придется найти женщину, которая устроила бы комплект одежды для Нови и научила бы ее элементарной личной гигиене. Хотя Нови, по-видимому, прихорашивалась и надела самое лучшее, от нее по-прежнему неприятно пахло.

И еще он должен проследить, чтобы отношения между ним и Нови были поняты правильно. То, что мужчины (а иногда и женщины) из Второго Сообщества искали развлечения среди стрынцев, ни для кого не было секретом. Поскольку вмешательства в стрынские разумы при этом не было, никому не приходило в голову поднимать из-за этого шум. Гендибал никогда не участвовал в этом, и он с удовлетворением думал, что у него просто нет потребности в ощущениях более грубых и острых, чем доступные в Университете. Женщины Второго Сообщества были бледнее стрынок, но они были чистыми и с гладкой кожей.

Но даже если его не поймут и пойдут сплетни, что он не только сошелся со стрынкой, но и привел ее в свое жилище, придется стерпеть обиду.

Обстоятельства складывались так, что фермерша Сура Нови оказывалась ключом к победе в неотвратимой дуэли со Спикером Деларми и всем Столом.

Гендибал снова увидел Нови перед обедом. Ее привела женщина, которой он поручил Нови и которой он терпеливо объяснил подоплеку — не любовную — ситуации. Неизвестно, поняла ли она, по крайней мере сделала вид, что поняла, что, возможно, было не хуже.

Нови стояла перед ним оробевшая и гордая, смущенная и торжествующая — все сразу, немыслимая смесь.

— Вы очень мило выглядите, Нови, — сказал он.

Новая одежда прекрасно сидела на ней, от прежнего комического вида не осталось и следа. Может быть, ей затянули талию? И подняли груди? Или просто, когда она была в фермерской одежде, достоинства фигуры не были видны? Юбка сзади обтягивала ее, но не чрезмерно. Лицо, конечно, осталось простым, но уличный загар исчез, видимо, ее научили следить за цветом лица, оно не выглядело уродливым.