В конце концов, Янов, вы можете сидеть дома со своими материалами или лежать в постели, а метеорит может прорваться сквозь атмосферу Терминуса, проломить крышу и ударить вас по голове. Шансы этого ничтожны, но они больше, чем шанс столкнуться при выходе из Прыжка с метеоритом или попасть в середину звезды. Я никогда не слышал о подобных случаях.

— Зачем же вы все это мне рассказываете, Голан?

Тревиц помолчал, кивнул в раздумье головой и сказал:

— Не знаю… Впрочем, знаю. Я думал, что как бы ни мала была вероятность катастрофы, если достаточно много людей совершают Прыжки достаточно много раз, то в конце концов катастрофа может случиться. Как бы ни был я уверен, внутри меня есть голосок, который грызет меня, который говорит: "Может быть, на этот раз". Из-за этого я чувствую вину… Наверно, дело в этом… Янов, если что-нибудь случится, простите меня.

— Но, Голан, дорогой друг, если что-нибудь случится, мы оба мгновенно умрем. Я не успею простить вас, а вы не успеете узнать об этом.

— Это я понимаю, поэтому простите меня сейчас, хорошо?

Пелорат улыбнулся.

— Не знаю почему, меня этот разговор подбодрил. В нем есть что-то юмористическое. Существует масса мифов о разных формах загробной жизни. Так вот если это верно с такой же вероятностью, как угодить в черную мини-дыру, и если мы оба попадем в одно и то же место, тогда я засвидетельствую, что вы делали все возможное и неповинны в моей смерти.

— Благодарю вас. Мне стало легче. Я иду на риск по своей воле но мне неприятна мысль, что вы рискуете из-за меня.

Пелорат взял Тревица за руку и крепко сжал ее.

— Знаете, Голан, мы знакомы меньше недели, может быть, я сужу поспешно, но я думаю, что вы прекрасный парень… А теперь давайте кончать с этим делом.

— Решено! Мне надо только нажать на этот маленький контакт. Компьютер уже получил все инструкции, он ждет только команды "Старт!"… Может быть, вы хотите…

— Ни за что! Это ваше! Ваш компьютер.

— Ладно. Ответственность тоже моя. Как видите, я все еще пытаюсь от нее уклониться. Следите за экраном!

Абсолютно твердой рукой и с легкой улыбкой Тревиц замкнул контакт.

Небольшая пауза — и звездное поле изменилось, и еще раз, и еще раз. На обзорном экране оно становилось все гуще, а звезды все ярче.

Пелорат, затаив дыхание, считал. На "пятнадцати" произошла остановка, как будто заело аппарат, переключавший слайды. Пелорат прошептал, словно опасаясь, что громкий голос может окончательно все сломать:

— Что случилось? Обнаружилась неисправность?

Тревиц пожал плечами.

— Я думаю, он пересчитывает. Какой-нибудь объект в космосе добавил заметную выпуклость к общей форме суммарного гравитационного поля. Что-нибудь, не принятое в расчет, не нанесенная на карту карликовая звезда или бродячая планета.

— Это опасно?

— Раз мы еще живы, значит, не опасно. Планета может находиться в с триллионах километров от нас и все же вызвать такие изменения гравитационного поля, чтобы потребовались новые расчеты. А звезда может находиться в десяти миллиардах километров от нас и…

Экран переключился, и Тревиц умолк. Экран переключился снова и снова… Наконец, когда Пелорат сказал «двадцать восемь», экран застыл.

Тревиц посовещался с компьютером.

— Мы на месте, — объявил он.

— Я насчитал двадцать восемь Прыжков. Так как эту серию я начал с «два». А вы говорили, двадцать девять.

— Наверно, перерасчет после пятнадцатого Прыжка сэкономил один, Если хотите, я могу проверить на компьютере, но необходимости нет. Компьютер утверждает, что мы находимся в окрестностях планеты Сейшелы, и я в этом не сомневаюсь. Если бы я должным образом повернул экран, мы увидели бы яркое и красивое здешнее солнце. Но зачем упражнять экранные способности? Планета Сейшелы четвертая, и она примерно в 3,2 миллионах километров от нашего нынешнего положения. Это минимальное расстояние при выходе из Прыжка. Мы можем добраться туда за три дня. Или за два, если поспешим.

Тревиц задержал дыхание, пытаясь снять напряжение.

— Поймите, что это значит, Янов, — сказал он. — Любой корабль, на котором я летал или о котором знал раньше, тратил бы по крайней мере день на мучительные расчеты и перепроверки при каждом Прыжке, даже с компьютером. Полет занял бы около месяца. Или две-три недели, если мчаться сломя голову. Мы проделали это за полчаса. Когда на каждом корабле будут компьютеры, подобные нашему…

— Хотел бы я знать, — сказал Пелорат, — почему Мэр Бранно отдала нам столь совершенный корабль. Он, должно быть, невероятно дорогой.

— Он экспериментальный, — сухо сказал Тревиц. — может быть, эта добрая женщина хотела, чтобы мы его испытали и выявили недоработки.

— Вы серьезно?

— Не волнуйтесь, Янов. Беспокоиться не о чем. Мы ведь не обнаружили недоработок. И все же я не верю в человеческие чувства Мэра. Ею движет не доброта. И оружия она нам не доверила, что сильно сократило расходы.

— Я думаю о компьютере, — задумчиво сказал Пелорат. — Он как будто специально подогнан к вам и ни к кому другому. Со мной он только работал.

— Нам повезло, что он так хорошо работает с одним из нас.

— Да, но случайность ли это?

— А что же еще, Янов?

— Должно быть, Мэр знает вас очень хорошо.

— Наверно, знает. Боевая старушка.

— Могла ли она устроить так, чтобы этот компьютер разработали специально для вас?

— Зачем?

— Мне просто пришло в голову, что мы летим туда, куда хочет завести нас компьютер.

Тревиц широко раскрыл глаза.

— Вы хотите сказать, что, пока я связан с компьютером, управляет кто-то другой?

— Я только подумал.

— Это невероятно. Параноидално. Что вы, Янов!

И Тревиц повернулся к компьютеру, чтобы вывести на экран планету Сейшелы и проложить курс в обычном пространстве. Невероятно.

Но как такая мысль пришла в голову Пелорату?

Прошло два дня, и Гендибал испытывал не столько тоску, сколько гнев. Не было причин откладывать разбирательство. Он был уверен, что если бы он оказался не готов, они бы настояли на немедленном слушании.

У них была только одна цель — поиздеваться над ним. Они тянули время, потому что он доказывал, что перед Вторым Сообществом стоит величайший со времен Мула кризис.

Они его и в самом деле разозлили, и, Великий Селдон! — тем сильнее будет его ответный удар. В этом он не сомневался.

Он огляделся — приемная была пуста. Это продолжалось уже два дня. Он был меченным — Спикер, которого скоро разжалуют, во всей пятисотлетней истории Второго Сообщества не случалось такого. Его низведут до обычного рядового члена Второго Сообщества.

Причем, одно дело быть уважаемым рядовым, в особенности, если имеешь солидный титул, который Гендибал мог бы сохранить даже после импичмента. Совсем другое дело быть разжалованным Спикером.

Но этого не будет, сурово думал Гендибал, хотя его все избегали эти два дня. Только Сура Нови разговаривала с ним как обычно, но она была слишком наивна, чтобы понять ситуацию, для нее Гендибал оставался «мастером».

Гендибала раздражало, что отношение Суры Нови несколько утешало его. Не начинал ли он испытывать благодарность за столь малые дары?

Из зала появился секретарь и сообщил, что Стол готов. Гендибал направился в зал. Гендибал хорошо знал секретаря. Этот человек до тонкостей чувствовал, какую степень почтительности заслуживает каждый Спикер. В данный момент Гендибал котировался очень низко.

Даже секретарь считал его уже осужденным.

Они все сидели за столом, мрачные, в черных судейских мантиях.

Первый Спикер выглядел несколько расстроенным, но не допускал на своем лице ни малейшего намека на участие, Деларми, одна из трех женщин Спикеров даже не удостоила Гендибала взглядом.

— Спикер Стор Гендибал, — произнес Первый Спикер, — вы обвиняетесь в поведении, не подобающем Спикеру. Вы, в присутствии всех нас, огульно и бездоказательно обвинили Стол в предательстве и покушении на убийство. Вы потребовали ментального анализа для всех членов Второго Сообщества, включая Спикеров и Первого Спикера, чтобы узнать, кому нельзя больше доверять. Подобное поведение нарушает законы, без соблюдения которых Второе Сообщество не может управлять сложной и потенциально враждебной Галактикой, чтобы построить жизнеспособную Вторую Империю.