— Не хотите ли вы сказать, — спросила Деларми, — что в руках этой талантливой организации находится Тревиц? Может быть, под их контролем все поголовно, кроме вас и Первого Спикера? Ну и меня, как вы признали.
— Этот бред не требует ответа, — сказал Гендибал. — Вместо этого позвольте спросить — не хочет ли кто-нибудь из Спикеров выразить согласие с Первым Спикером и со мной? Я думаю, вы прочли математические выкладки, которые я разослал вам с одобрения Первого Спикера.
Молчание.
— Повторяю вопрос, — сказал Гендибал. — Кто-нибудь?
Молчание.
— Первый Спикер, — сказал Гендибал, — мотив для моего опоздания теперь ясен.
— Выражайтесь понятнее.
— Вы сказали, что необходимо работать с представителем Первого Сообщества Тревицем. Это важная инициатива в политике, и если Спикеры прочли мои выкладки, им понятно, что назревает. Если они, тем не менее, единогласно — единогласно! — отвергли это предложение, то в соответствии с традиционным ограничением, вы не можете двигаться дальше. Если бы хоть один Спикер согласился с вами, вы могли бы утвердить новую политику. Я был этим единственным Спикером. Поэтому, чтобы не допустить новой политики, надо было не допустить меня к Столу. Этот трюк почти удался. Но теперь я здесь и я поддерживаю Первого Спикера. Я согласен с ним, и он может в соответствии с традицией пренебречь мнением остальных одиннадцати Спикеров.
Деларми стукнула кулаком по столу.
— Получается, что кто-то знал заранее, что скажет Первый Спикер, знал заранее, что Спикер Гендибал его поддержит, а все остальные — нет, знал то, чего не мог знать. Получается, что эта инициатива не по вкусу этой вдохновленной паранойей Спикера Гендибала организации, и она борется, чтобы не допустить новой политики. И, следовательно, один из Спикеров, а может быть, не один, под контролем этой организации.
— Следствие выведено, — сказал Гендибал. — Ваш анализ сделан мастерски.
— Кого вы обвиняете? — вскричала Деларми.
— Никого. Я прошу Первого Спикера заняться этим делом. Я предлагаю подвергнуть тщательному ментальному анализу всех, кто работает на Второе Сообщество. Включая Спикеров. Даже меня и Первого Спикера.
Заседание Стола было отложили при общем возбуждении и замешательстве. Согласно протоколам, такого еще не бывало.
И когда Первый Спикер наконец произнес фразу закрывающую заседание, Гендибал вышел, ни с кем не разговаривая. Он хорошо знал, что среди Спикеров у него нет друзей и что даже Первый Спикер поддерживает его скрепя сердце.
Он не смог бы сказать, переживал он за себя или за Второе Сообщество. Он ощущал во рту горечь поражения.
27
Спал Гендибал плохо. Во сне, как и наяву, он продолжал спор с Деларми. В одном из снов она даже перепуталась со стрынским фермером Руфирантом, и Гендибал увидел Деларми, наступавшую на него с огромными кулаками и милой улыбкой, открывавшей острые зубы.
Наконец, позже обычного, он проснулся, не чувствуя себя отдохнувшим, и услышал приглушенный звонок на ночном столике. Он повернулся, чтобы нажать рукой на контакт.
— Да? Что?
— Спикер, — голос проктора этажа звучал не слишком уважительно, — с вами хочет поговорить посетитель.
— Посетитель? — Гендибал ткнул кулаком в расписание назначенных встреч, и экран показал, что до полудня ничего не назначено. Он нажал кнопку времени, было 8.32 утра. Он проворчал:
— О, пространство и время, кто это?
— Не назвались, Спикер. — Затем с явным неодобрением: — Из этих, из стрынцев, Спикер. — И с еще большим неодобрением: — По вашему приглашению.
— Пусть подождет в комнате для посетителей. Я спущусь немного погодя.
Гендибал не спешил. Во время утренних омовении он размышлял о том, что кто-то использовал одного стрынца, чтобы затруднить ему дальнейшие действия, (хотел бы он знать, кто). И что теперь означало вторжение стрынца в его жилище? Хитрая ловушка?
Селдон! Как вообще удалось стрынскому фермеру попасть в Университет? Какой предлог он мог выдвинуть? Какова была истинная причина?
Мелькнула мысль, не вооружиться ли. Но он тут же решил, что не стоит. Он знал, что на территории Университета сможет контролировать любого стрынского фермера без опасности для себя, не оставляя следа в разуме стрынца.
Гендибал решил, что происшествие с Руфирантом накануне произвело на него слишком сильное впечатление… Не Руфирант ли пришел? Может быть, не находясь больше под влиянием, чье бы оно ни было, фермер пришел с извинениями или опасаясь наказания… Но откуда Руфирант узнал, куда идти? К кому обратиться?
Гендибал бодро и решительно прошагал по коридору и вошел в гостиную. Он остановился в недоумении, затем повернулся к проктору, который сидел в своей стеклянной будке и притворялся, что занят.
— Проктор, вы не сказали, что посетитель — женщина.
— Спикер, я сказал — из стрынцев. Вы больше не спросили.
— Даете минимум информации? Я запомню эту вашу черту.
(И надо проверить, не назначен ли Деларми этот проктор. И надо отныне обращать внимание на всех окружающих функционеров, «низших», которых так легко было не замечать с высоты все еще нового для него положения Спикера.)
— Свободна ли какая-нибудь из комнат для совещаний?
— Свободен только номер четыре, Спикер. Он не будет занят еще три часа, — Проктор взглянул на стрынку, потом на Гендибала с непроницаемым видом.
— Мы пойдем в номер четвертый, проктор, и я советую вам следить за своими мыслями.
Гендибал ударил довольно жестко, а щит проктора закрылся слишком медленно. Гендибал знал: насилие над низшим разумом ниже его достоинства, но особу, не скрывающую за щитом свои гнусные предположения, следовало проучить. Теперь у проктора несколько часов будет легкая головная боль. Вполне заслуженно.
28
Гендибал не сразу вспомнил ее имя, и ему не хотелось прилагать усилия, чтобы вспомнить. Вряд ли она на это рассчитывает. Он раздраженно сказал:
— Вас зовут…
— Я зовись, Нови, мастер мученый. — Она почти не дышала. — Мое первое имя Сура, но я зовись просто Нови.
— Да, Нови. Мы встречались вчера, теперь я вспомнил. Я помню, что вы меня выручили, — Он не мог заставить себя говорить на стрынский манер на территории Университета. — Так как вы сюда попали?
— Мастер, вы сказали, что я напиши письмо, вы сказали, что надо надписать дом Спикеров, квартира 27, я принеслась с ним. И я показывай мою писанину — мою собственную писанину, мастер. — Она сказала это застенчиво, но гордо. — Они спрашивай, для кого это пиши, я слышала ваше прызванье, когда вы сказали его этому придурку Руфирынту. Я говори, это пиши для Стора Гендибала, мастера мученого.
— И вам разрешили пройти, Нови? Они не попросили показать письмо?
— Я стрышись. Я думай, может они недовольны, я скажи: «Мученый Гендибал обещал мне показать «Город мученых», и они улыбайся. Один из них у дверей скажи другому: «И это не все, что он покажи ей», и они покажи мне куда идти, и скажи никуда больше не ходить, а то меня вышвырни моментно.
Гендибал слегка покраснел. Великий Селдон, если бы он захотел развлечься со стрынками, он не действовал бы так открыто и проявил бы большую избирательность. Он посмотрел на транторскую женщину и мысленно помотал головой.
Она выглядела молодой, моложе, чем позволял ей тяжелый труд, ей не могло быть больше двадцати пяти, но в этом возрасте стрынки обычно уже замужем. Она завязала лентой свои черные волосы, это означало, что она девушка, и его это не удивило: ее вчерашний спектакль показал, что у нее талант мегеры, и он сомневался, что легко найти стрынца, готового впрячься в одно ярмо с женщиной с такими кулаками и языком. И наружность ее была не очень привлекательной, хотя она претерпела муки, чтобы выглядеть прилично.
Лицо ее было простым и угловатым, руки красными и грубыми, фигура, насколько он мог видеть, говорила скорее о выносливости, чем о грациозности.