– Вижу, рад вам Жухлицкий не будет,— заметил Серов.

– М–да, видимо…

– Милиция ненадежна,— размышлял Серов.— Совет, надо думать, сильно ослаблен… Нелегко вам придется. Чем, скажем, вы намерены воздействовать на этого вашего Жухлицкого, если он заартачится?

– Вот за этим я и пришел к вам,— сказал Зверев.— Таежный Совет просит у Центросибири оружие…

Серов кивнул, с интересом посмотрел на молодого инженера.

– И что вы хотите?

– Мне кажется…— нерешительно продолжал Зверев.— Центросибирь в Иркутске… до бога, как говорят, далеко, а мы все же ближе. Я мог бы увезти с собой эти винтовки.

И тут Серов вдруг захохотал. Он смеялся долго, с видимым удовольствием и столь заразительно, что Зверев, растерянно вставший было сначала, тоже вдруг невольно повеселел.

– Ох… вы уж на меня не сердитесь, дорогой Алексей Платонович,— сказал наконец Серов, вытирая платком выступившие слезы.— Давно я так не смеялся. Да вы садитесь, садитесь… Как вы мне давеча говорили?.. «Я не большевик, но готов и дальше сотрудничать с вами, поскольку вижу, что ваши цели не противоречат интересам России»? Голубчик, да какой же вы небольшевик, коль готовы оружием подавлять контрреволюцию. — Серов снова засмеялся.

Зверев смущенно покашлял.

– Видите ли, я вырос в семье петербургского профессора. Меня с детства готовили к ученой карьере. Политика не поощрялась моим отцом.

– А как же вы, профессорский сын, попали в Сибирь?— удивился Серов.

– Окончание мной Петербургского Горного института совпало с началом германской войны,— объяснил Зверев.— Я решил, что должен как–то практически быть полезным родине, и уехал на рудники Урала. А оттуда попал в Забайкалье.

– Лет этак двадцать назад из вас вышел бы лихой террорист. Да–да, уверяю вас! — воскликнул председатель Совета.— Вы думаете, бомбы в царей бросали закоренелые злодеи? Ничуть! Самые что ни на есть интеллигентные, благородные сердцем юноши… Да, ведь мы говорили об оружии? Хорошо, постараюсь помочь. Кстати, с кем едете?

– Один, если не найду попутчика.

– Как — один? — поразился Серов.— Голубчик, вы что–то совсем нескладное надумали. Так нельзя! — Серов на минуту задумался.— Знаете, я вам дам одного человека. Бурят, из кударинских казаков. Убил в свое время вахмистра и бежал за кордон. Много лет скитался по Внутренней Монголии, Маньчжурии, служил в монастыре, торговал, был даже одно время в шайке разбойников — хунхузов. Одним словом, перевидал предостаточно.

После революции возвратился в родные места. Сейчас служит здесь в Красной гвардии. Надежный и отчаянно храбрый человек. И стрелок отменный,— счел необходимым особо подчеркнуть Серов.— Для вас будет весьма полезен. Но,— лукаво усмехнувшись, он поднял палец,— услуга за услугу.

– Если в моих силах…

– В силах, в силах,— успокоил Серов.— Вернувшись, вы напишете большой статистико–экономический очерк о Золотой тайге.

– Согласен.

– Но не просто очерк. Я попрошу, чтобы вы нарисовали перед читателем яркую картину будущего Золотой тайги.

– Ну, это уже много сложнее,— Зверев с сомнением покачал головой.— Утопии не по моей части…

– Почему же утопии? Строгий инженерный расчет. Расскажите об электричестве и совершенных горных механизмах на приисках, об огромных заводах и городах в тайге, о железной дороге, пересекшей дикие ныне места. Разве это утопия? Да вот, извольте послушать,— Серов оживился и полез в ящик стола.— После прошлой нашей беседы — помните, Алексей Платонович? — я решил сам почитать о северных наших краях. Найти, к сожалению, удалось немного, но и этого хватило, чтобы пробудить живейший интерес… Вот и они!

Серов извлек несколько книжек в дешевых картонных переплетах и торопливо перелистал одну из них.

– Это,— объяснил он,— брошюра генерала Хлыновского «Угроза Сибирскому Востоку», написанная под сугубо военным псевдонимом «Часовой». Касаясь проекта постройки железной дороги, проходящей через наш север к Амурской железной дороге, он утверждает, что…— Серов, близоруко сощурившись, прочитал отчетливым голосом:— «…стратегическая, экономическая и политическая роль Северо–Байкальского пути так огромна в целях сохранения наших дальневосточных окраин, нашего военного престижа и военной чести, что скорейшая постройка его будет равносильна спасению отечества в годину бедствия».

Председатель поднял крупную, изрядно уже поседевшую голову, усмехнулся.

– Генерал, конечно, рассуждает по–генеральски. Нам он не указ, но то, что казалось реальным еще при самодержавии, тем паче может быть совершено освободившимся народом в целях чисто мирных… Или вот инженер Половников… Вы его, верно, должны знать?

– Да, я слышал о нем,— сказал Зверев, устраиваясь поудобнее в обширном кожаном кресле, ранее украшавшем, вероятно, кабинет какого–нибудь гильдейского купчины.— Лет десять назад он вел изыскания на предмет прокладки железной дороги от Иркутска до Бодайбо.

– Совершенно справедливо. Вот послушайте, что он писал: «Для нас должен быть особенно поучителен пример американцев, которые не задумываются сооружать все новые и новые железнодорожные линии по самым диким, неведомым районам, совершенно ненаселенными, казалось бы, не обеспечивающим ни одной тонны груза. И как по волшебству, край тотчас расцветает, открывается целый ряд новых предприятий, обнаруживается неистощимый запас нетронутых богатств; дикий и незаселенный край превращается в культурный промышленный район с богатейшими предприятиями, новыми городами и миллионами жителей. У нас же хотят поступать почему–то совершенно наоборот: сначала хотят достигнуть какими–то неведомыми, чудесными средствами развития края до крупного грузооборота и тогда только сооружать пути сообщения. Важно иметь только малейший залог того, что данный район таит в себе какие–либо естественные богатства: горно–промышленные, земледельческие или какие–либо другие, и уже судьба дороги должна быть обеспечена»… Вот так–с. И что вы о сем думаете?

– Нечто подобное, помнится, высказывали друзья моего отца, инженеры, профессора, собиравшиеся у нас на квартире,— Зверев с чуть грустной улыбкой человека, вспоминающего минувшее, взглянул за окно на неистовые краски заката.— Главное препятствие они усматривали в самодержавном образе правления в России.

– Вот видите,— удовлетворенно заметил Серов.— То препятствие устранено. Временное правительство, думается, соблазнялось примером Америки. Но это все равно что, сняв один хомут, тут же надеть другой, и не менее тяжкий… А вот деловитость людей инженерного толка нам весьма необходима. Скажем, железная дорога в северной тайге. Окупится ли она? И за счет чего? Золота? Его у нас копают с середины прошлого века и берут пудов по пятьдесят в год, так?

– Примерно… Но год на год, конечно, не приходится.

– Хорошо, и добыто за истекшее время около двух с половиной тысяч пудов. Согласитесь, немало. Но по отзыву горного инженера Боголюбского,— Серов легонько похлопал по лежавшим перед ним книжкам,— об иссякании золотых запасов не может быть и речи, ибо пески с содержанием пять — пятнадцать долей встречаются всюду, и не только в долинах, руслах, но даже на увалах. Что сие значит, вы, конечно, понимаете лучше меня.

– Да, край тот богат бесспорно,— кивнул Зверев.— Золото, платина, лес, пушнина. Возможны железо, медь, уголь. Я уж не говорю о минеральных источниках, могущих снискать краю славу второго Пятигорска. Но он и суров: годовые колебания температур лежат между пятьюдесятью градусами ниже и выше нуля по шкале Реомюра. Вечная мерзлота… Впрочем, я согласен написать очерк. Вы меня убедили: в России сегодняшнего дня можно и должно думать о будущем.