Однажды вечером, через неделю или около того после их перемирия, Илар вошел, двигаясь слегка неуклюже, и как-то слишком осторожно опустился на стул.

— Вы не ранены, господин? — спросил Серегил, стараясь не выдать голосом своей радости. Илар нахмурился и покачал головой:

— Ерунда.

— Кажется, у Вас что-то болит. Что случилось?

Илар осторожно поднял край одежды, и сердито показал Серегилу с десяток красных полосок на своих бедрах. Серегил подавил усмешку: то были явно следы кнута. Надевая на себя личину беспокойства, он коснулся пальцем одной из ран, отчего Илар зашипел и подпрыгнул.

— Это господин Ихакобин сотворил такое с Вами?

— Это по милости твоей шлюхи! — прорычал тот, оттолкнув от себя Серегила:- Его кровь настолько испоганена тирфейской грязью, что с рекаро снова что-то не так. Первый был бесполезен, а второй… непонятно вообще что такое.

— Возможно Ваш хозяин что-то не совсем правильно сделал? — вырвалось у Серегила.

Илар тут же отвесил ему звонкую оплеуху.

— Ты забываешься, хаба. У меня скверное настроение. Видишь это? — Он протянул руку с рабским клеймом: — Это клеймо уже должно было исчезнуть. Мне должны были дать статус вольноотпущенника сразу же, в тот же день, как здесь появился мальчишка. Не я виноват, что он полукровка! Илбан знал это, когда давал мне свое обещание. И тем не менее, я всё ещё жду, и именно на меня сыплются все шишки, когда он чем-то расстроен. Сколько ещё потребуется сделать несчастных тварей, пока он удосужится сдержать слово, а?

Серегил склонил голову.

— Простите, господин Илар. Мне жаль, что и я ещё доставляю Вам неприятности, — он кивнул на рубцы: — Должно быть, это очень больно.

— О, только не делай вид, что тебя это волнует! Лучше помоги мне. Вот.

Он достал из кармана маленький горшочек с бальзамом и несколько льняных бинтов и бросил всё это Серегилу.

Что ж, Серегил занялся обработкой его ран. Похоже, что гораздо больнее, чем тело, алхимик ранил гордость Илара. Так подумал он, испытывая отвращение ко всему этому шуму из-за сущей ерунды. Рубцы на коже едва виднелись. Илар, не задумываясь, наносил ему гораздо более серьезные раны. Серегил плотно сжал губы, чтобы не попасться под брошенный украдкой взгляд, и тщательно наложил бальзам на каждый рубец так, словно то были раны, полученные на поле боя, а затем аккуратно обернул их повязками.

— У тебя ловкие руки, хаба, — пробормотал Илар, пристально глядя на него: — Однако, смею предположить, они неплохо послужили тебе на прежнем поприще?

На этот раз он не глумился. Голос его был утомленным, и он явно пал духом.

— Да, это так. Вы удивительно догадливы, мой господин, — тихо отозвался Серегил, все еще сосредоточенный на перевязке.

То была новая тема для разговора.

— Тебе известен некий некромант по имени Варгул Ашназаи?

Имя каленым железом коснулось сердца Серегила, ибо немедленно вызвало воспоминания об обагренных кровью стенах и отрезанных головах на его каминной доске, разговаривающих с ним, и прядке волос Алека, обмотанной вокруг кинжала, оставленного специально, чтобы он наткнулся на него.

— Хотел бы я его забыть, — он, наконец, справился с собой.

Илар в ответ рассмеялся.

— Его дядя, Герцог Тронин Ашназаи, — лучший друг моего хозяина. Именно от него я услышал о вашем злоключении с Герцогом Мардусом, и о его заговоре. Герцог Тронин узнал эту историю от дворянина, который находился тогда в окружении Мардуса. Кажется, тот засвидетельствовал, что именно ты убил Мардуса, а также того мага из Орески… как там его звали, хаба? Андер? Нандер, или что-то в этом роде?

— Да, — прошептал Серегил: — … что-то в этом роде…

— Это была самая удивительная новость, потому что, насколько я понял, тот человек являлся твоим патроном в Римини. Скажи мне, хаба, ты всегда в конце концов убиваешь своих друзей?

Серегил сел, и стиснув кулаки, упер их в колени. Кусая щеку изнутри, он изо всех сил старался не наброситься на Илара прямо сейчас.

— Нет, не всех. И не я убил того некроманта, хотя я был бы счастлив сделать это. Но такая честь выпала Алеку.

— Ах, вон оно как. Что ж, наверное, это должно остаться между нами, не правда ли? Да, и ещё вот это, — он сунул руку в карман и достал несколько длинных черных щепок, похожих на то, что когда-то было костяной ложкой.

— Твой протеже по-своему очень умный мальчик, даже несмотря на его чрезвычайную доверчивость. Я оставил ему ложку, и он поступил именно так, как я и ожидал: сделал из неё отмычку. Ещё раньше ему даже удалось открыть один из замков при помощи обычной пилки. Ты, судя по всему, оказался великолепным учителем. Не то, чтобы вам пригодились тут эти навыки. Но вы весьма ловки, и этим фактом глупо было бы не воспользоваться.

Он полез в другой карман и вручил Серегилу глиняный пузырек с тягучим маслом, водрузив ногу на колено Серегилу.

И в который уже раз проглотив свою гордость, Серегил покорно согрел в ладонях немного пахнущего розами масла и принялся массировать его ногу. В этом искусстве он тоже весьма преуспел, и хотя Илар практически не спускал с Серегила внимательных глаз, теперь он явно расслабился:

— Кажется, мне нравится мой новый ручной хаба, даже если я и не могу ему доверять.

— Благодарю, мой господин. Наши чувства взаимны.

Илар отвесил ему пощечину столь внезапно, что Серегил не сумел удержаться на ногах. Он упал, расплескав масло по своим коленям и коврику.

— Ты теперь моя собственность, Серегил, и лучше бы тебе не забывать об этом. Я могу делать с тобой всё, что моей душе угодно, даже истязать тебя или же убить, и никто пальцем не пошевелит в твою защиту. Ты стоишь не дороже свечи или пары перчаток — любой вещи, которую я могу использовать по своей прихоти и так же легко вышвырнуть вон. Как ты думаешь, что я с тобой сделаю?

Серегил изловчился, подхватив пузырек, пока он не совсем опустел, и поднялся. Нога Илара снова уперлась в его колени.

— Вряд ли я нужен Вам мертвый, — он продолжил свою работу, массируя подъём стопы Илара так, что у того даже захватило дух.

— Я бы не был так в этом уверен, хаба.

Какое-то время оба хранили молчание. Серегил не поднимал глаз от своей работы, стараясь не задохнуться от резкого запаха масла.

— Что Вы станете делать с вашей свободой, когда хозяин всё же отпустит Вас? — поинтересовался он, услышав, как Илар тихонечко застонал, что означало, что настроение его значительно улучшилось: — куда Вы тогда пойдете?

— Пойду? — Илар склонил голову вбок, прикрыв глаза и с неприкрытой безмятежностью наслаждаясь удовольствием, доставленным ему массажем, но вопрос заставил его сдвинуть брови.

— А знаешь, Алек задавал мне тот же самый вопрос. Типичный вопрос раба, не желающего смириться со своей участью.

— И что же Вы ответили ему?

— А куда вы бы хотели, чтоб я пошел? Домой в Ауренен? Вот таким вот, и с позорными метками, навсегда впечатанными в мою кожу? Ты когда-нибудь видел в Ауренене вольноотпущенника?

— Ни разу о них не слышал, — признался Серегил, медленно втирая масло в пальцы Илара: — Но, быть может, они избегают бань.

Илар тихонько фыркнул:

— Даже не беря во внимание эти метки, я сомневаюсь, что кто-то меня там заждался. Я уверен, ты рассказал им о том, какую роль я сыграл в твоем падении?

— В том не было нужды. Вы ведь сразу сбежали… господин. Этот поступок всё сказал сам за себя.

— Ты должен был рассказать, иначе тебя ждали две чаши, или я ошибаюсь? Так что же тогда спасло тебя?

— Мне был объявлен тетсаг, но за меня вступились руиауро, и его заменили изгнанием. Быть может, Вас ждала та же участь. Ведь убийство совершили не Вы.

— Не я, но твой отец и сестра все лето не спускали с меня глаз, и не преминули бы заявить, что это я совратил тебя.

Серегил усилием воли заставил себя оставаться деликатным, массируя сухожилие и затем лодыжку Илара.

— Но Вы, действительно, совратили меня… хозяин, — выдавил он из себя.