Темно-синего, как ее глаза под сенью деревьев…

На горизонте виднелись корабли, их паруса чернели в лучах заходящего солнца, и ему было невыносимо жаль, что он не на борту одного из них, не на пути на юг.

— Вот идиот! — пробормотал он, и отправился в сад, чтобы проветрить мозги.

Той ночью ему всё же удалось продвинуться с переводом, и он только-только обнаружил нечто интересное в плане трансформации воспоминаний, когда в комнату без стука ворвался Ветис.

— Принц Коратан находится внизу и спрашивает Вас, мой господин.

— И ты оставил его там? — воскликнул Теро.

В соответствии с древним протоколом лишь сама королева могла войти в Дом без предварительного приглашения одного из магов, так что это было нечто, из ряда вон выходящее.

— Немедленно проводи его наверх! Я приму его в гостиной.

Молодой слуга поклонился и унесся прочь. Теро поспешил вниз — подготовиться к визиту высокого гостя.

Он вызвал кувшин вина из хранилищ снежной горы Итейра, и выставил на стол хрустальные кубки Нисандера, предназначавшиеся для особых гостей. Ко времени, когда Ветис впустил в комнату Коратана, у него уже подвело живот от нехороших предчувствий. Что ещё, кроме плохих новостей, могло заставить принца появиться здесь в этот час?

К его облегчению, вошедший Коратан не казался особенно взволнованным. Он сменил мантию и должностную цепь на кожаные доспехи, а его светлые, тронутые сединой волосы были стянуты в длинный хвост.

— Есть новости? — спросил Коратан сходу.

— Я непременно послал бы Вам известие, Ваше Высочество, — заверил его Теро: — Из Ваших слов следует, что и у Вас ничего?

Коратан поднял бокал с вином.

— Сколько времени занимает поездка от Боктерсы до Гедре?

— Меньше недели, если ничто не задержит в пути, но в это время года они могли попасть в ловушку непогоды на одном из перевалов.

— Ясно. Так Вы полагаете, нет повода волноваться?

Теро провел пальцем по краешку бокала.

— Пока нет. А Вы?

— Фория становится всё более нетерпеливой.

— Она опасается, что Клиа бросит ей вызов? Всё, о чем говорила принцесса в течение этих долгих месяцев изгнания, так это то, что она мечтает вернуться и встать на защиту Скалы.

— Да, знаю, и я верю Вам. И верю в нее. Но чем дольше длится эта война, тем более беспокойной становится Фория. На празднике Сакора она собирается официально удочерить Элани.

— Что ж, тогда её ветвь продолжится, и ей станет нечего опасаться.

Коратан кивнул, вдруг показавшись таким усталым.

— Будем надеяться, что это, наконец, умиротворит королеву.

— Я почувствую облегчение лишь когда эти идиоты дадут о себе знать. Если они оба просто забыли, я превращу их в крыс, пусть только вернутся!

Коратан хохотнул.

— Вы же не думаете на самом деле, что они способны забыть?

— Нет, конечно же нет. Но лучше это, чем что-то иное.

НЕСМОТРЯ НА обещания Ихакобина, данные прошлой ночью, Алек почуял неладное, когда Ахмол почему-то не принес ему завтрак. Так как он не сделал ничего, за что бы его могли наказать, наверняка что-то случилось. Он ещё больше утвердился в своём подозрении, когда появились стражи и повели его через дом в мастерскую. Но даже полный опасений, Алек оказался не готов к зрелищу, что ожидало его там.

Ихакобин стоял возле покрытого графитом стола, в кожаном переднике, как у мясника, надетом поверх одежды и в окровавленной руке держал короткий, перепачканный кровью нож. Обычно захламленный стол был теперь расчищен и на нем в луже свежей яркой крови лежало что-то, похожее на овечьи потороха.

Следующим на этом столе буду я. Помилуй меня, Создатель!

Внезапно Алек оказался не в залитой солнцем мастерской, а за много миль и дней оттуда, на пленимарском судне, и снова смотрел, как Варгул Ашназаи пронзает обнаженную грудь одной из своих жертв. Тогда Алек сопротивлялся, боролся он и теперь, упершись коленями и отчаянно пытаясь вывернуться из могучих, сильных рук, которые удерживали его.

Но как всегда, это было бесполезно.

Его втащили в комнату и пнули, захлопнув за ним дверь.

— Что там за возня? — крикнул Ихакобин: — Разберитесь с ним. Да поживее!

— Нет! — Алек стал брыкаться ещё сильнее, но его подняли и потащили к двери в задней части мастерской, её он никогда до сих пор не видел открытый.

Он отчаянно пинался локтями и ногами, и наконец сумел дотянуться до физиономии левого стражника. Тот хрюкнул и ослабил хватку, так что Алек смог вырваться и высвободить другую руку. Он рванул было в сад, но его тут же поймали и бросили на пол.

Один из стражей сдавил рукой его шею и удерживал так, пока Ахмол заталкивал ненавистную кожаную трубку между зубами Алека. Самое странное было то, что Ихакобин, кажется, совершенно не рассердился, ибо он спокойно наклонился и влил что-то в трубку.

— Выпей, Алек. Это не причинит тебе вреда. Тебе будет легче.

Алек задыхался и плевался, но основная часть жидкости полилась по его пищеводу, обволакивая внутренности странным онемением. Всё вокруг поблекло и темнота накрыла его. Его последняя мысль была о Серегиле.

Мне жаль, тали. Я так подвел тебя на этот раз.

Сознание возвращалось очень медленно. Алеку было холодно, и он лежал ничком на чем-то жутко неудобном. "Как бы ни было, я жив. А это уже кое-что". Он висел, обращенный вниз лицом на некоем подобии плоской металлической клетки, закрепленной на высоте шести или семи футов над грязным полом. Руки и ноги его были прикованы к раме, а тело удерживалось переплетением прутьев. Тот же металл сдавливал ему спину и бедра. Это было так, как будто его втиснули между двумя закрытыми дверьми. Судя по тому, что он чувствовал, как металл впивается в его тело, он снова был без одежды.

Он смог слегка повернуть голову и, оглядевшись увидел, что находится в подвале. Здесь было довольно просторно, и света единственного факела, зажженного над узкой каменной лестницей, не хватало, чтобы достичь дальней стены. Воздух пах влажной плесенью, смешанной с невыносимой кислой вонью, словно в овощном подвале, полном сгнивших плодов. Прямо под ним была вырыта яма, достаточно большая, чтобы похоронить в ней собаку приличного размера. С одной стороны её ещё была видна насыпь вынутой земли и лопата. Алхимия вновь начала слишком сильно смахивать на некромантию.

По лестнице спустился Ихакобин, все еще облаченный в свой передник. За ним — Ахмол, тащивший большую бадью.

— Что Вы хотите со мной сделать? — прорычал Алек, напрягшись в своих оковах.

— Пришло время выполнить твоё предназначение, — ответил алхимик.

Вместо ножа у него теперь был маленький молоток: — Я уже не раз говорил тебе, насколько ты необычен. И это — твоё последнее испытание.

Ихакобин взял каплю крови из привязанной правой руки Алека и снова воспламенил её. На сей раз капля горела дольше всего, переливаясь всеми цветами радуги, которые то вспыхивали, то опадали, как перламутр внутри морской раковины.

— Вот оно, доказательство. Ты был очищен надлежащим образом, и у нас теперь имеется кровь хазадриелфейе.

— Для чего? — Алек задыхался, ещё отчаяннее вырываясь из своих оков.

Ихакобин полез под передник и достал что-то, оказавшееся пробкой с краником, какой хозяин таверны обычно затыкает бочку, откуда наливает пиво. Но эта была слишком мала, всего лишь нескольких дюймов величиной, и сделана она была из золота.

— Ты уже видел мои дистилляторы, — продолжал алхимик. — Однако, они не всегда бывают из стекла или глины. Твоё сильное молодое тело — последний перегонный куб для нужного нам процесса. Мы с тобой прошли все семь ступеней.

Ахмол опустился на колени и вывалил содержимое бадьи в подготовленную яму. Это были те самые потроха, что Алек видел ранее. Оба отверстия кишок были теперь туго перевязаны черным шнурком, испещренным черными символами, подобными тем, что он видел на амулетах. Изнутри что-то выпирало.