— Привет.

— Привет, — ответил Пирс. — Как игра?

— Нормально.

— Хорошо.

Он отвернулся, заметив, как они пытаются сообразить, кто же этот долговязый тип с шаркающей походкой (учитель? отец?); в душе он смеялся и краснел. Нет, то извращение, на которое потянуло его прошедшей ночью, никак не стало привычкой. Ему не хотелось получить в свое распоряжение новые тела, он не стремился к какому-то иному виду возбуждения, которое могло бы взволновать его измученное сердце: он хотел человека, всего лишь одного, и для Пирса он был жив, даже сейчас — рядом с ним.

Подумалось: так и из города выйдешь. В конце Ривер-стрит дорога разветвляется, можно выбрать один из путей: налево и вверх, мимо богатых особняков, добраться до аккуратных ферм и, двигаясь дальше, обойти вокруг гору Ранда; а можно двинуться направо через мост к Шедоу-ривер-роуд, в бедную часть города, эта дорога покруче. Он задумался, что выберет, когда дойдет до перекрестка. Какую дорогу выбрать, сынок? Решай.

Но, дойдя до библиотеки Блэкбери-откоса, окна которой выходили на Ривер-стрит, он увидел, что по ступенькам спускается Роз Райдер — сумка с книгами на плече, а в руках стопка бумаг. Они оба замедлили дрейф и остановились у самой последней ступеньки. Бледная луна, почти невидимая в небе над библиотекой, неощутимо скользнула в другой знак.

— Я же говорила, что когда-нибудь встречу тебя здесь, — сказала она. — Рано или поздно.

— Да, — сказал Пирс.

Она и правда говорила так, совсем недавно, удаляясь от Пирса и от земли в корзине воздушного шара. На Верхотуре устроили праздник в честь начала лета. В корзине Роз Райдер была не одна, а с Майком Мучо и его маленькой дочкой. Воздушный шар назывался «Ворон», большой и черный. Пирс почти слышал, как над Ривер-стрит шипит его горелка.

Бесплатная библиотека Блэкбери-откоса открылась в 1898 году, здание было построено в стиле «шингл», центральная часть его венчалась куполом, а от нее отходили крылья. Деньги на постройку выделил Фонд Карнеги;[447] украшенная флажками и лентами библиотека открылась четвертого июля. В холле расположилась плита с отпечатком ступни динозавра; в детской комнате — фриз с окаменелыми североамериканскими млекопитающими, которые стерлись почти до призрачности и неизменно удивляют детишек, неосторожно поднимающих на них взгляд. Конечно же, здесь имеются все романы Феллоуза Крафта и еще несколько его книг; он тайком разглядывал их, чтобы проверить, не брал ли их кто-нибудь. Несмотря на солидное количество собственных книг, он часто пользовался библиотекой Блэкбери-откоса; Пирс случайно нашел в доме Крафта просроченные на несколько лет библиотечные издания.

Роз Райдер работала здесь по утрам два или три дня в неделю, в левом, большем крыле. Она приезжала рано утром и устраивалась за длинным столом под зеленым светом абажура; доставала из сумки толстую пачку миллиметровки, железную линейку, хорошо заточенный чертежный карандаш, карманный калькулятор — для вычислений, с которыми без него бы не справилась. Затем вставала, подходила к невысокому стеллажу у северной стены (под портретом Джорджа Вашингтона), доставала «Американскую биографическую энциклопедию» и несла ее к своему месту. Здесь она открывала книгу и, будто гадая, ерошила страницы, открывая книгу произвольно; закрыв глаза, тыкала пальцем в имя. Если статья или жизнь оказывались очень короткими, она выбирала следующую или предыдущую.

Потом она вынимала линейку, ярко-синими чернилами (сама выбрала цвет) проводила линию по длине миллиметровки. Затем, тщательно подсчитав квадратики, рисовала резкие параболы, взмывающие над линией и падающие под нее — синусоиду. Обычно она делала это накануне вечером, но вчера не смогла, из-за этого дурацкого происшествия. На верхушке первой параболы она написала семерку; на следующих пиках — кратные числа: четырнадцать, двадцать один, двадцать восемь и так до последнего года жизни, для которой она составляла этот график. В результате получалось вот что:

Это были не произвольные деления, а, как говорил Майк Мучо, изобретатель всей системы, реальные единства жизненных компонентов; не кто иной, как Майк, обнаружил, что жизнь, человеческая жизнь, следует семилетним циклам: подъем, наивысшая точка, упадок и вновь подъем. Роз изображала выбранную жизнь на графике, деля ее на семилетние части. Ранние успехи, провалы, прорывы, проблемы; супружество, победа на поле битвы или за столом переговоров, болезнь, выздоровление; вспышка озарения, или силы, или отчаяния: всё размечено мельчайшим почерком на горах и равнинах этого путешествия длиною в жизнь.

Закончив с этим, она могла начать более субъективную часть работы, требующую решений и выбора, — Роз считала ее творческой и справлялась с ней хорошо: она проверяла, насколько реальная жизнь совпадала или не совпадала с предсказаниями составленного по этой системе графика (или, скорее, с предсказаниями изобретателя) о сущности и течении жизни, о власти семилетних циклов. Покончив с этим и втиснув биографию в заданную схему, Роз изучала все случайности и побочные обстоятельства, чтобы уточнить общие правила системы. За утро она успевала расчленить и вновь собрать четыре или пять жизней. Но не сегодня.

— Закрыто, — сказала она Пирсу. — На целый день.

— Да ну?

— Четвертое июля, — пояснила она, и где-то невдалеке грохнула связка шутих. Дамские пальчики. — Забыла совсем.

— Черт, — ответил он. — Ну, тогда пойдем выпьем кофе. Обернувшись, она взглянула на здание, на реющие флаги, как будто библиотека могла смягчиться и открыть свои двери, а потом снова на Пирса.

— Ладно, — сказала она.

— Это долговременный проект, я с ним кое-кому помогаю, — сказала она Пирсу, расположившись в «Дырке от пончика». Ему показалось, что такая формулировка ей не очень-то нравится. — Только вот этот кое-кто, — тут же добавила она, — недавно вроде как потерял интерес.

— Да?

Она разломила пирожок, глядя из окна магазинчика на реку. Она подумала, не появилась ли обида на лице; он ждал, заговорит ли она об этом.

— По-моему, это нечестно, — сказала она.

— Хм.

— Когда проект уже на полном ходу, когда люди на него пашут. Помогают.

— Да.

— Просто потерять интерес. — Она взглянула прямо в глаза Пирсу. — Я знаю, как сделать то, что нужно. Но мне необходимо, чтобы мной немного руководили.

— Конечно, — ответил он. — А этот человек…

— Психотерапевт. Центр «Лесная чаща». — Она жадно глотнула кофе и откинула густые волосы, упавшие на лицо.

— Вот как, — сказал Пирс. Он решил, что знает, чьего имени избегает Роз. — А ты над чем конкретно работаешь?

— Исследование, — ответила она. — Вроде как собираю информацию для статистической модели.

— Исследование чего?..

Она снова глянула в окно, губы странно искривились.

— Нет, ну если не хочешь об этом, — сказал Пирс: он очень хорошо знал, какими трудными бывают исследования; люди, не имеющие отношения к науке, очень бы удивились.

Она задумалась на мгновение, а потом вынула из сумки пачку одинаковых листков миллиметровки, исчерченных ярко-синими чернилами.

— Жизни, — сказала она и начала объяснять.

Жизни, что начинаются с нуля, поднимаются по уверенной дуге учебы и опыта, сталкиваются с трудностями, преодолевают препятствия. К семи годам дети достигают определенного мастерства; они стоят на плато; понимают, как устроен мир, и знают свое место в нем, нравится им это или нет.

— Затем перелом, — сказала Роз, ее объяснительный карандаш ткнулся в верхнюю точку дуги.

Затем перелом, движение не столько вниз, сколько в сторону (на миллиметровке это не изобразишь), новый опыт угрожает прежнему синтезу. Замешательство и трудности.

— Год Великого Штопора, вот здесь, где кривая пересекает срединную линию, и вниз. Опасное время.