Ксения судорожно вздохнула, видимо, чтобы набраться сил и рассказать дальше:

— Целитель Манчилли проник в его сознание, видимо, предполагая, что это будет обычное лечение, что ничего не произойдет, кроме того что происходило обычно: молодой человек станет осознавать, кто он и где он находится, просто будет адекватен действительности. Ненадолго. Но… на этот раз он не просто стал адекватен. Он вспомнил. Вспомнил, как убивали его родителей, потому что он, оказывается, был там и все видел. Запомнил. Поэтому его душа просто отгородила его от воспоминаний, от него самого…

Джеймс вдруг осознал, что она дрожит, сильнее прижимается к нему, словно ищет опору. Он отцепил одну руку и стал просто гладить ее по плечу, успокаивая. Джеймс уже жалел, что заставил ее все это вновь пережить.

— Положительный результат был налицо, все поздравляли Теодика и радовались. Кроме самого юноши. Я чувствовала его душу. Он не был исцелен, наоборот, его убили тем, что вернули его к реальности. На следующий день он покончил собой, выпрыгнув из окна в коридоре госпиталя.

Ксения замолчала, судорожно вздыхая и закусывая губу.

— Легилименция лечит разум, а не души людей. Она опасна. После того случая я перестала учиться Ментальным приемам, только окклюменции, чтобы знать точно, что никто и никогда не сможет проникнуть в мой разум. С любой целью. Я выбрала свой путь… Я решила, что буду пытаться исцелять души людей.

— Я не знал, что у целителей есть такая квалификация…

— Она редка, потому что это почти невозможно — вылечить душу. Нет специальных заклинаний и зелий. Есть только целитель и его пациент.

Ксения немного успокоилась, обмякнув в объятиях Джеймса, сердце ее застучало спокойнее, размереннее. Она снова закрыла глаза.

— Вот, значит, почему тебе так легко всегда успокоить меня… — мягко усмехнулся гриффиндорец.

— С тобой легче. Ты мне доверяешь, и ты очень открытый человек… И ты мне небезразличен. Все это облегчает работу для целителя душ, — она чуть повернула голову и запечатлела легкий поцелуй на его подбородке.

Джеймс улыбнулся, сделал шаг к кровати Лили и потянул за собой девушку. Устроился, облокотившись о спинку, и посадил Ксению перед собой. Она удобно прижалась к его груди, позволив себя обнять.

— Все-таки хорошо, что ты приехала в Хогвартс. Боюсь подумать, что бы я без тебя делал… — он положил подбородок на ее золотистую макушку. — Благодарение Мерлину, что ты приехала…

— Не Мерлину, а портрету вашего бывшего директора, — поправила она парня, рисуя пальцем узоры на его сцепленных руках.

— В смысле? Какому директору?

— О, это занимательная история. Понимаешь, в Академии после шестого курса нет летних каникул — мы сдаем теоретические экзамены до августа. Потом до ноября отдыхаем, а в остальное время — до июня, когда сдаем на сертификат целителей — проходим общую практику в любом заведении, где есть дипломированный, практикующий целитель, — руки Ксении, на удивление, были теплыми. — Я хотела поехать во Францию, меня приглашали. Но однажды я шла по коридору Академии, и меня окликнул портрет Альбуса Дамблдора…

— У вас висит портрет Дамблдора? — изумился Джеймс.

— Ну, да, ведь он был великим человеком, а еще придумал двенадцать способов применения крови дракона. Это открытие продвинуло целительство во многих направлениях…

— И что хотел Дамблдор?

— Он спрашивал, куда я еду на практику, почему я выбрала именно такую редкую квалификацию… и люблю ли я лимонные дольки, — улыбнулась она. — Добродушный старичок, но очень хитрый… Спросил, была ли я в Англии и знаю ли английский. А потом просто помахал рукой и ушел. На следующий день я получила письмо от профессора МакГонагалл, которая предложила мне приехать к вам учиться и заодно проходить практику в больничном крыле, у мадам Помфри. И я решила, что не каждый день выпадает такой шанс. Тем более что мой куратор сказал, что Поппи Помфри сама когда-то училась в нашей Академии, и он не был против моей поездки. Я выбрала себе несколько предметов и поехала сюда. Моя тетя Астерия уже давно звала меня погостить у них в поместье. Так что… причин сомневаться не было.

— Интересно, чем это ты так зацепила Дамблдора? — задумчиво произнес Джеймс, накрывая ее пальцы своей рукой. — Или ему просто стало скучно?

— Я не знаю, — девушка чуть повернулась, чтобы видеть лицо гриффиндорца. — Ты не сердишься из-за того, что я сделала с Лили?

— Ни капли. Я уверен, что ты не причинила бы ей зло, а поговорить им со Скорпиусом необходимо, потому что в Выручай-комнате просто может не остаться сервизов и ваз, — Джеймс чуть нагнулся и поцеловал ее губы. — Надеюсь, что у них все будет в порядке, ведь я уже даже привык, что за Лили теперь присматривает еще и Малфой… Сколько сейчас времени?

Ксения взглянула на свои часы, поднеся к глазам:

— Через десять минут можно будет идти ужинать.

— Хорошо, тогда у меня есть пятнадцать минут на то, чтобы показать тебе, как я благодарен, что ты появилась в моей жизни, — улыбнулся юноша, беря ее за затылок и привлекая к себе. Она ответила на его поцелуй, обвивая шею гриффиндорца и запуская пальцы в его растрепанные волосы.

— Мне нравится то, как ты выражаешь свою благодарность, — шепнула она ему в губы. — Только вот меня смущает то обстоятельство, что мы целуемся в комнате твоей сестры, на ее кровати…

— Ну, мы же одолжили им с Малфоем Выручай-комнату, — напомнил Джеймс, чуть нахмурившись. Оставалось всего тринадцать минут из отведенных им пятнадцати. А с другой стороны — кому нужен этот ужин?! Ведь он столько дней мечтал о Ксении, мечтал держать ее в своих объятиях…

Он легко распустил ее галстук.

— Ты не против? — прошептал он. Она лишь тепло усмехнулась, позволяя ему воплотить в жизнь самые смелые мечты.

Ад и рай ее объятий на долгие минуты поглотил его. Ведь Ксения дарила ему самое дорогое — себя.

Она стояла, словно окаменев, и смотрела на него. Глаза цвета стали были прикованы к ее, наверное, растерянному и испуганному таким поворотом событий лицу. А когда-то в его взгляде было жидкое серебро…

Смотрел ли он такими глазами на ту, на свою невесту? Дарил ли ей такой взгляд?

Лили физически ощутила волну его гнева, хотя на лице слизеринца не было ничего, кроме холодного равнодушия. Конечно, так и должно быть, ведь он только использовал ее, Лили. Он только играл с ней…

Игрушка. Это презрительное слово можно было прочесть на лицах многих студентов, мимо которых Лили проходила в эти дни. Игрушка Скорпиуса Малфоя, жениха Присциллы Забини. Наверное, они ей что-то насмешливо говорили. Но все эти дни она слышала лишь эхо бьющегося в ее груди на мелкие осколки хрустального сердца.

Он не должен этого услышать. Она не позволит.

Слезы были готовы хлынуть из ее глаз, но и этому не бывать. Поэтому она избегала его все эти дни. От одного взгляда на Малфоя тут же хотелось заплакать. Она не доставит ему такого удовольствия.

Лили развернулась и толкнула дверь. Она не поддалась. Девушка вынула палочку, но та по какой-то странной прихоти выскользнула из ее руки. Гриффиндорка оглянулась — конечно, ее палочка была в руке Малфоя, зажатая вместе с его палочкой…

Его палочка. Лили видела ее в своих снах. Необычная. Длинная и довольно толстая. Она была сделана из какого-то серебряного дерева. Девушка никогда раньше не видела ничего подобного. Светло-серебристая, гладкая поверхность. Четыре выдавленных выемки для пальцев на рукояти. Серебряная палочка. И сейчас рядом с ней было и единственное оружие Лили.

— Отдай палочку и открой дверь, — приказала она, сверля взглядом его левое ухо. Только бы он не увидел, как блестят от слез ее глаза.

— Нет. Хотя бы потому, что не я ее запер, — голос слизеринца был насмешливым, неприятным. — Думаю, это твой гениальный братец. Стратег, фестрал его затопчи…

Лили отвернулась, сделав еще одну попытку вырваться из этой ловушки, но с тем же результатом. Она, как загнанный в капкан зверек, искала выход из этой странной комнаты. Малфой с насмешкой наблюдал эти ее потуги.