— Вытащим, — Мира помогла ей выйти. — Бабушка, я в такие переделки попадала, что не представить! Но выбралась же! Весс говорит, я приношу удачу. Обязательно вытащим!

Вейс крепко обняла её — пришлось встать на цыпочки. Вот хватка, поразилась Мира. К ним уже бежали Светлая и её няня.

— Возьми, — Мира протянула телефон. — Это прямая линия. Звони, когда нужно — я заберу тебя. Ничего не бойся, хорошо?

— Я постараюсь, — улыбнулась Вейс и раскрыла объятия для Светлой — сколько восторга в её глазах — а затем и для Тесан.

— Это Мира, — Вейс коротко поклонилась. — Миранте…

— Мы уже знакомы, — Тесан поклонилась. Поклонилась и Светлая. — Мира, спасибо вам за бабушку! Мы в долгу!

— Как скажете, — Мира зубасто улыбнулась, попрощалась за руку со всеми тремя и направилась к выходу.

— Бабушка, — Тесан обняла её. — Не волнуйся! Май говорит, что с няней всё будет хорошо! А она всегда права!

— Да, моя дорогая, — Вейс вздохнула. Эти тучи над головой, ужас какой! — Через минутку всё будет хорошо.

— Я иногда смотрела телевизор, — Тесан, Вейс и Светлая вновь сидели в библиотеке, за тем самым столом. — Кругом ужас что! Сплошные стихийные бедствия! А в Тегароне — только дождик без конца. И то слабенький.

Светлая улыбнулась.

— А у вас там как, бабушка?

— Буря была, — Вейс содрогнулась. — Мне этого хватило, я на улицу уже и не выглядывала. Да и здесь погода грустная. — Она подошла к зеркалу, тому самому, из которого вышла Незнакомка несколько дней назад. Замерла, глядя в глаза отражению.

Воспоминания вновь вернулись — накрыли, как волна, с головой.

Вейс, 1203

Она смутно помнила, что было с ней на катере следующие несколько минут. Её заставили ответить на несколько вопросов — кто такая, где родилась и так далее — затем подписать бумагу, где она признавала, что нарушила законы Империи, и что понимает и осознаёт меру своих действий и последствия. Ей там вполне могли подсунуть признание в каком угодно преступлении, Вейс подписала бы, не особенно вникая — в голове творилось непонятно что. Туман. Наконец, её оставили в крохотной кабинке, выдали одежду — ни дать ни взять пижама, ткань грубая на вид, но приятная на ощупь — и оставили одну. Вейс не сразу поняла, что это душ.

Она не сразу осознала, что у неё нет уже никакого имущества, ожерелье из камушков — в каждом было отверстие, выточенное морем — тоже отобрали, её талисман, с которым она не расставалась почти десять лет, добавляя всё новые камушки. Теперь она никто, без имущества, без свободы. Вейс долго отмывалась, но запах крови никак не пропадал, и вкус тоже, он постоянно держался во рту. Когда она вышла из-за занавески, её прежней одежды уже не было.

И снова были наручники, и снова её повели, и над ней откровенно смеялись, указывали пальцами, или ей только казалось? Отвели в чуть большее помещение, где кроме матраса и одеяла ничего не было, и заперли там.

Её начало трясти. Только сейчас она поняла, что оба человека, относившиеся к ней, как к человеку, а не как к ошибке природы, мертвы, что умерли на её глазах, а сама она согласилась работать служанкой на тех, кто их убил. Видимо, за ней наблюдали — когда Вейс сжалась в комочек, ей было ужасно холодно, хотя в месте заключения было тепло, вошёл судовой врач, в сопровождении двух солдат и сделал ей укол. Вейс не сопротивлялась. Почти сразу же туман в голове рассеялся, а когда она пришла в себя, то никого из этих троих не было, а в дверях стоял тот самый солдат, которого она покалечила — несостоявшийся палач. Вейс молча посмотрела ему в глаза — без злобы, но и без страха. Он так же молча кивнул, вынул из-за пояса кинжал и бросил его на пол. Повернулся и ушёл.

Вейс догадывалась, зачем ей оставили кинжал. Но они не дождутся. Умереть — или в бою, или в море. Из моря всё вышло, в море всё возвращается, умереть в воде — не позор. Ей показалось, что она на минутку закрыла глаза, а когда открыла — кинжала не было, а взамен у двери стояла деревянная подставка, на ней две миски. И страшно захотелось есть.

Вейс чувствовала, что за ней наблюдают. Назло им всем вела себя спокойно, не проявляла слабости, не выдавала страха. Хотя ей было страшно. Раз уж согласилась жить, теперь нужно понять, зачем. Раз упустила возможность умереть в бою.

…И снова пришёл тот врач, и снова поставил ей какие-то уколы. Её привели, в наручниках, в другую каюту, указали — сиди, она уселась, не выдавая чувств. Время остановилось. А когда оно вновь пошло, то она обнаружила, что спускается на берег, что позади неё следует тот самый капитан. Он передал Вейс другому человеку и сказал ей на прощание два только слова, «не ошибись».

Человек, сопровождающий, был одет старомодно, как тот солдат с мечом. С Вейс сняли наручники перед тем, как передать — но она понимала, что нечего и мечтать о побеге или какой другой глупости из детских книжек. Тропинка перед ними подбегала к горе и ползла куда-то вверх по её склону. Сопровождающий молча указал — туда, и Вейс пошла. И снова время остановилось, а когда оно вновь пошло, Вейс уже была в комнатке, побольше той, в которой её держали на катере — с богатым убранством: кровать (невысокая деревянная подставка, тоненький матрас, простыня да покрывало), шкаф (в нём оказались все её сокровища — ключ от дома, десять монеток, два новых камушка для ожерелья и само ожерелье), стол и стул.

И только сейчас Вейс расплакалась. Ей всё равно было, видит ли её кто-нибудь, а если видит, то что подумает.

— Да, — Незнакомка стояла перед зеркалом, а по ту его сторону стояла призрачная Вейс, и поверх текли картины воспоминаний Вейс. — Ты могла бы меня понять. Ты боялась, и я боюсь. Спокойных снов, Вейс, я больше не буду подглядывать.

И сосредоточилась на другом человеке.

— Бабушка Вейс, — Светлая осторожно подёргала её за рукав. — Не надо, не вспоминайте. Мне кажется, вас кто-то заставил вспоминать.

Вейс пришла в себя. Посмотрела на часы на стене. Великое Море! Её уже ждут на обед, а она тут перед зеркалом!

— Что ты сказала, дорогая? — она заметила, что Светлая смотрит ей в глаза.

— Не вспоминайте. Не перед зеркалом! Кто-то заставил вас вспоминать! Идёмте!

— Ты так думаешь? — удивилась Вейс. — Но она обещала, что никогда не вернётся в мои сны, что оставит меня в покое.

— Она может обмануть, — Светлая понизила голос. — Знаете, она всегда в последний момент жульничала. Мне рассказывали. Не могла удержаться, когда до цели было совсем близко. Потом всегда стыдилась, и злилась, и ничего не могла с собой поделать.

— А если я не буду думать о ней плохо? Если я буду верить, что она не обманет?

— Вы — да, и я не хочу думать плохо, но многие думают по-другому! А нужно, чтобы все!

Вейс покачала головой.

— Идёмте, бабушка! Сегодня праздник, не думайте о плохом, всё изменится к лучшему!

— Мне иногда кажется, что ты намного старше, — улыбнулась Вейс, — всё, больше о плохом сегодня не думаю!

— Бабушка! — Тесан догнала их. — Не сюда! Идёмте, мы сегодня обедаем в другом месте!

Вейс догадалась, куда именно её ведут, но не думала, что Её Величество тоже будет там. Но так и оказалось — и в зале оказалось по-настоящему уютно, Вейс не очень любила чрезмерную пышность. А в этом дворце её было самую малость чересчур. Вейс снова оробела, она казалась себе совсем маленькой, и буквально, и переносно, но королева была не в церемониальном, и вскоре обстановка стала почти непринуждённой. Кроме Тесан, Эверана, Светлой, королевы и Ареан была ещё Вереан, мама Светлой и… ещё одна Вереан, мама Тесан. Вейс чуть не рассмеялась — несомненно, они приглашали и Неймер, бабушку Тесан, известного во всём мире скульптора, но та отвергла бы и приглашение от самой Соари, если работала над очередным шедевром. Обе Вереан очень тепло приветствовали Вейс. Мама Светлой была почти точной копией Принцессы, собственной бабушки, и Вейс сама на себя рассердилась, ненадолго — первым на ум пришло именно прозвище, не имя. Дожила!