Господин Гетман, — писал он, — приезжайте к нам в Москву, на совет военный; вы недолго будете здесь мешкать: вы скоро уедете отсюда, но вы мне необходимы.»
Мазепа, стеная и доземно кланяясь, болея и сердцем и телом, готовил Петру удар, который, по счастью, был не меток; Украйну прочил для магнатов, Жидов и Иезуитов, за что народ разтерзал бы его; а себе добывал удельное независимое княжество, забыв, что время феодализма и система уделов были в восемнадцатом веке анахронизмом.
Магнаты требовали от Государя всех Заднепровских городов, взятых у Поляков и отданных Царю Алексию Хмельницким; на том только условии, они соглашались признать Августа Королем. Государь приказал Мазепе вывесть оттуда козацкие гарнизоны. Гетман не только не спешил их вывесть, но отклонил Государя от этой уступки; Государь, однако ж, чтоб не огорчить вполне Поляков, велел Мазепе отдать им Белу Церковь, с уездом. Пока пришло повеление Гетман успел уже доказать Синявскому, что и Польше безчестно будет согласиться на такое условие. Синявский написал весьма грубый ответ Государю, — все остановилось; между тем Мазепа начал уже перевозить богатства свои в Белу Церковь. Государь, имея на плечах заботы о делах внутренних, обезпокоенный настойчивостью Поляков опять приказал отдать им все города. Мазепа заблаговременно просил указа от Графа Головкина: как ему поступить с Ляхами, когда они приведут войско на западную Украйну, и то ему делать, если они потребуют Канева, Черкас, Чигирина?
«Вам известно, что, по вечному миру между Государем и Королем, граница западной Украйны не показана. Ибо, начиная от того места, где выше Киева Ирпень в Днепр впадает, идучи Стугною до Триполя, от Триполя же степью на пять миль от Днепра до Стаек все отмежовано на сторону России. А вниз Днепра нет никакого еще определения, и если та земля, и города на пей построенные, с селами пойдут Ляхам, то это разорит обывателей восточной Украйны, в особенности Переяславльских, Лубенских и других побережных. Они на западном берегу Днепра имеют грунты, пасеки, угодья, — не захотят их лишиться, и сами перейдут туда. А насчет Белой Церкви писал от 8 Июня, что все Заднепровские Полковники негодуют за отдачу этого города Ляхам; говорят, что скорей погибнут, нежели отдадутся под иго Польское; и если Белу Церковь Ляхи приобретут от Государя, то будут вырезаны козаками, которые станут искать иного покровительства. Он доказывал, что отдача Белой Церкви прекратит сообщение с союзниками; говорил, что тамошний полк теперь находится на службе Царской; а жены и дети, ненавидя прежнее тиранство магнатов и Республики, оставят домы и разбегутся из города; Поляки начнут снова мучить народ православный; вспыхнет мятеж на западе Днепра; отзовется на востоке, и тогда не миновать возстания всеобщего. Этими доводами отклонил Царя от отдачи Полякам Заднепрской Украйны и удержал ее за собой.
Оставалось убедить Порту к войне с Россиею. Оп внушил Верховному Визирю и Каплан-Гирею, что, по властолюбию безпредельному, предприимчивости, жажде к завоеваниям и по личной храбрости, Петр, победив Карла, обратит оружие против правоверных; что мир, по которому отдан Ему Азов, войны нс остановит; что ж и ныне, для этой цели, в России строят крепости и вооружают флот. Подкрепляя подарки уверения, обещая Татарам и Туркам— за освобождение Украйны от тиранства Русского — плати великую дань, Мазепа понудил Султана к войне. Из Константинополя были разосланы тайные повеления войскам быть в готовности. Хан писал к Мазепе, что уже собрано для него пятьдесят тысяч Татарского вспомогательного войска. Государь в тоже время получил от него донесение и совет взять предосторожности против Порты, которая готовится разрушить с Россию мир. «Удивляюсь, — писал он к Головкину, — как Стольник Кантакузин, Посланник наш в Царьграде, Толстой и Господарь Молдаванский пишут, что Порта не делает никаких приготовлений к войне, когда в то жс время я получил из Ясс от Згуры, вернейшее известие, что Посол Турецкий заключил союз с Карлом и с Лещинским для поступательной войны против России. Я выговаривал Паше Силистрийскому за посольство врагам Государевым; он отвечал, что им не для чего ссориться с Польшею и Швециею, И что они отнюдь не намерены разрушить мир с Россиею; и в тоже время пьяные Татары и Турки проговаривают близкий разрыв между Султаном и Царем.»
Поселяя бсзпокойство в Государстве, ссоря Россию с соседними державами, он нс упускал из виду Украйны, употреблял всевозможные старания, чтоб возстановить Малороссиян, Запорожцев и Донцов против Петра; внушал в них ненависть, недоверие к правительству; угнетал их именем Царским; возбуждал на месть; уговаривал поднять оружие и отложиться.
Малороссияне его не любили; было за что ненавидеть. Не говоря о губительстве его над лучшими из Украинцев, он ставил народ против народа. Вот отрывок из его письма к Головкину: «прошу Вашу милость, как любезного моего приятеля, донести Государю, по любви ко мне, чтоб мне не впасть в страшный гнев Монарший. Указ Его Величества о устройстве Компании из городового товарищества не может быть исполнен, за смятением непостоянного здешнего народа, который никогда в глупом своем разуме не утвердится и не разсудит, какой конец будет его злым начинаниям и мятежам; он думает о том только, как бы сделать по-своему. Я даже полагаю, что некоторым Полковникам весьма неприятен.»
Тайными сношениями раздувал мятеж и уверял Петра, что народ взволнован подсылками от Шведов и Поляков. Не исполняя Царских указов, чтоб раздражить Государя, жаловался на невозможность их исполнять с тою точностию, с какою ему бы хотелось для пользы Государевой; жаловался на бунты; описывал с подробностию непослушание, ропот, друки, грабительства, убийства. Всю вину медленности походов своих слагал на неповиновение войска, на возстание Козаков противу Старшин, уверяя Государя, что принужден то останавливаться, то назад возвращаться. Предлагал различные способы утишить разгоряченные умы. Гордеенка, который был вполне его клеврет, описывал черными красками; «и я не могу их усмирить моими козаками, — так заключал Мазепа свое донесение, — ибо ворон ворону глаз не выклюет.»
Окруженный многими преданными людьми, но не любимый войском и посполитством, он хотел привлечь к себе Запорожцев. Эти ограбили греческих купцов, Порта требовала удовлетворения: ей было выдано из казны сто тысяч ефимков. Мазепа умолял Государя истребить Запорожье, притон бунта, гнездо смятений. Петр ограничился выговором, Мазепа стал уверять Запорожцев, что спасеньем обязаны ему, что он был их предстателем, что он за них ходатайствовал, наконец, что Государь хочет после войны с Шведами их истребить. Приверженцы его распространяли слух, что приедут Воеводы для уничтожения статей Переяславских Хмельницкого, для отнятия от Малороссиян преимуществ, для обращения козаков в войско регулярное и для отдачи Украйны Польше. Умы волновались. Царь знал об их волнении; но не знал причины, и полагал, что присутствие Мазепы в Украйне необходимо; что ему невозможно отдалятся от Батурина, где уже собрана артиллерия, запасы хлебные и вооружение. Трудно было Гетману скрыть печаль при известии, что Булавин убит. Ныне нет никакого в том сомнения, что Мазепа его поддерживал. Булавину помогали Запорожцы под Азовом; он был однажды на Запорожьи и тогда, по первому требованию Мазепы, Кость Гордеенко выдал бы его; но его выпустили. Переписка Булавина с Гордеенком и донесение Сотника Гадячского Гетману из Запорожья ясно доказывают, что Гордеенко держал сторону Булавина; а между тем этот Гордеенко во всем слепо угождал и повиновался Гетману. И в тоже время Государь наградил Мазепу за участие в усмирении бунта Булавинского. Действительно козаки участвовали в походе против бунтовщика; их водили на Дон Полковники: Полтавский — Левенец и Компанейский — Кожуховский. Но Мазепа не был причастен к этому усмирению.
