Занятый Шведами, Петр поручил следствие друзьям Мазепы: Головкину и Шафирову; а Мазепе приказал выступить из Батурина с войсками. В начале Февраля Гетман стал над Днепром против Трахтимирова; в исходе был утке в Хвастове. Там узнал он о доносах Никанора и Яценка и немедленно отправил к Государю письмо через Ивана Ильича Скоропадского, который был в это время Стародубским Полковником.
В выборе посла Мазепа не ошибся; этот ничего не знал; а если б и знал, ничего не мог бы разсказать.
Вот письмо Мазепы к Петру:
«Божиею милостию, Пресветлейшему и проч. и проч. Иван Мазепа и проч.
Хотя мне, ради глубокой старости, болезней и печалей, приближающемуся к вратам смерти, не следовало бы так ревностно желать оправдания моей чести, и обезпокоивать Вас, моего Государя, отягощенного народными, Государственными и военными делами; но всеми силами умственными и телесными стараясь не о временных благах, а о том, чтоб и по смерти моей не оставалась в устах народа память обо мне, как об изменнике, чтоб и по смерти моей, для моих преемников Гетманов служил я примером непоколебимой верности к Вашему Величеству дерзаю приступить к престолу благодати на истинне и правоте утвержденному; пред ним с горькими слезами, покорностию, до земным поклонением до стоп Ваших, болезненную главу мою преклоняя, многопечальным сердцем жалуюсь Вам на мое крайнее несчастие: от начала трудного уряда моего Гетманского и доныне плевелосеятельная злоба враждебных моих ненавистников не прекращается, не исчезает, но возрастает и обновляется. Я получил из Полтавы верное известие, что житель тамошний, низкого происхождения, из Жидов перекрест, Петр Яценко, имеющий в Полтаве дом, жену и детей, и занимающийся в полку Ахтырском, по жидовскому обыкновению, арендами, не сам от себя, но от кого-то из моих подчиненных наученный, и в Москву с новыми лжами и клеветами отправленный, подал на мой счет своеручную, все лжи превосходящую, какую-то сказку: будто-бы я Вашему Величеству неверен.»
Зто была непостижимая борьба коварства с прямодушием.
«Не достаточно было для моих ненавистников одного плевелосеятеля и лжетворца, они и другого какого-то чернеца, не законника, но беззаконника, туда же в Москву, еще прежде перекреста, послали. И этот чернец прежде говорил слова неистовые о моей чести, желая славу мою повергнуть в прах; а потом, видя, что все над ним насмехаются, подал на меня донос, более смеху, нежели вероятия достойный; я, который Отцу Вашему и брату и Вашему Величеству непорочную и непреткновенную подданническую верность соблюдая, никогда не был колеблем многими льстивыми обетами, но как Помазанникам Божиим вправду работал, служил и ныне служу верно и радетельно, и до кончины моей, пока примет меня смертная сень должен служить. Но чтоб не умножились эти плевелы, достойные исторжения и повреждающие верных слуг Ваших, и как доброе семя, для обличения лжи зломысленых клеветников, для доказательства моей правоты и верной службы, в которой, не щадя жизни, здоровья, и желая умереть безпорочно, тридцать восемь лет пребываю; для того посылаю к Вашему Величеству Полковника Стародубовского Ивана Скоропадского, Судью полкового Стародубовского ж Ивана Романовского, Судью полкового Переяславского Ивана Бырла, Канцеляриста войскового Данила Болбота и ищу себе у Ваших премилосердных стоп над теми моими лжеклеветниками, Яценком и каким-то чернецом, управы; и со слезами прошу Ваше Величество, чтоб Вы велели об этих клеветах и доносах на меня Воеводе Вашему в Киеве, Князю Дмитрию Михайловичу Голицыну, или кому иному, розыскать и к этому розыску тех клеветников, как и прежде меня верного Вашего подданного пожаловали, прислали в Батурин на суд чернеца Соломона. Не для чего иного прошу о розыске, суде и святой справедливости над Яценком и чернецом, как потому, что здесь, в стране мною управляемой, должны крыться враждующие на меня люди, которые, завидуя Вашего Величества ко мне премилосердной милости, и желая удовлетворить своему властолюбию, на ту их ложь и клевету подучили, наставили и в Царственный великий град Москву послали. О такой благопризретельной милости многократно с до земным поклонением и с горькими в скорби моей слезами умоляя, лобызаю Высокодержавную десницу, правосудие содержащую и управляющую. В Хвастове, Февраля 24 дня, 1708 года.[6]»
Посланцы Мазепы разъехались с Царским к нему курьером. Петр предупредил мстительного лицемера, — он от 1-го Марта к нему писал:
«Господин Гетман! перед приездом моим в Москву явился чернец с таким же злом, как и бывший Соломон, и я хотел крепко розыскать от кого это происходит, но мой отъезд в Польшу тому помешал, и я дело отложил до свободного времени. Но как зло никогда не может лежать тихо, то ныне опять, и уж не чрез чернеца, а чрез особых посланных, себя выявили, не скрываясь, Кочубей и Искра. Я полагаю их участником и Апостоленка. Видя это, уже я опасаюсь отлагать на далее; и потому, как человеку верному, Вам объявляю, каким образом этих злодеев поймать; а в этом деле, я полагаю, кроется великое злодеяние и враждебный заговор. К поимке их скажу Вам мое мнение: мы отпустим их присланных, как будто бы им верим, чтоб Кочубей и прочие, для лучшего объяснения дела, приехали к нам сами. Если бы явно послать за ними, они конечно ушли бы; но этим подлогом надеемся приманить двух трех, и Апостоленка прибрать таким же образом. Посылаю с сим же посланным явное к Вам письмо, в котором написано: чтоб Вы от себя послали с ним к Быхову несколько козаков при добром командире; а этим командиром назначьте Апостоленка, и тогда мы в руки получим всех троих. Если вы и другим способом можете их поймать, то, не упуская времени, закуйте их и доставьте к нам; но если боитесь, что уйдут, то лучше сделайте как я пишу; а пока они попадутся, молчите о деле, будто ничего не знаете. Два полка, задержанные в Смоленске, ныне к Вам посылаем. При том просим Вас: не имейте на этот счет ни одной печали, никакого сумнения.»
Удивляются многие, как Мазепа мог мудрого, дальновидного Петра так очаровать и обмануть. Но кто из нас не обманулся бы в человеке, нами облагодетельствованном? Доверчивость и прямодушие—свойства душ благородных. Хитрость им не дана.
Но как Гетман был обрадован этим собственноручным письмом Царя!
«Душею и сердцем в печали моей обрадовался, получив Вашего Величества грамоту; за Ваше премилосердное на меня призрение повергаюсь к стопам Вашим; лобызаю; с покорностию благодарю; обещаю пред Евангелием непоколебимую подданническую к Вам верность, которую, не поврежденную сохраню до конца жизни моей, хотя уже и краткой.»
Так омерзительны бывают иногда подвиги людей исторических! История, как присяжный медик, который раскрывает трупы людей отравленных, обязана разоблачать такие тайны, к которым имеет непреодолимое отвращение.
Оставалось заманить несчастных, которые впрочем и сами б явились. Пятого Марта Государь получил в Бешенковичах донесение от Голицына, приказал Головкину благодарить письменно Полковника Осипова и Искру за верность и усердие, пригласить их чрез Капитана Дубянского, чтоб явились к Государю с словесным объяснением и обнадежить в Царской милости и в награждении. Головкин между тем написал в Киев к Голицыыу, чтоб они, по требованию Дубянского, дал ему команду для надзора за донощиками под видом, охранения их. Все это приказано Голицыну содержать втайне.
Яценка Государь щедро одарил, и его отправили с Дубянским в Полтаву. Головкин утешал Мазепу; этот благодарил его за великодушное и Дружеское заступничество. «Толь великих благодеяний в напастях моих я никогда не забуду.» — Насчет явного захвачения и отсылки Искры и Кочубея писал он, что и сам находит это опасным, чтоб не возмутились Козаки и Полковники. «Ибо едва не все Полковники во всем им подобны и нарицают меня уже давно Московским ухом.»
