Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Только что он выехал, явился Поручик Рейтарского строя Кручина-Тютерев с письмом Василья Михайловича Тяпкина к Григорию Дорошенку. Григорий не принял письма, отправил Тютерева в Чигирин к брату своему, который изговорился страхом Польши и Татар. Тютерев, также как и Дубенский, безуспешен был в старании преклонить Западного Гетмана к Русскому подданству. Предстоя у обедни, которую совершали Тукальский и Архимандрит Гедеон, т. е Юрий Хмельницкий, он имел неудовольствие слушать имя Короля на эктении, и только при выносе Святых Даров, когда Тукальский поминал Вселенских Патриархов, Хмельницкий произнес имя Великого Государя Всероссийского.

Потом приехал в Чигирин и сам Стряпчий Тяпкин; напрасны были и его старания. Он ссылался на милость Государя, возвратившего свободу брату Гетмана Григорию, припоминал убеждения Киево-печерского Архимандрита Иннокентия Гизеля. «Орды не перейдут за Днепр,» сказал Дорошенко через брата своего Тяпкину, — «Дружба и братство Гетмана с Ханом не вредны ни Королю, ни Царю; а ясневельможный Пан Гетман войск Его Королевского Величества Запорожских, и без подданства Его Царскому Величеству, доброжелателен.» Здесь Григорий подал Тяпкину письмо Дорошенково: это был ответ на полученное Дорошенком через Тютерева. «Твое письмо я получил, — писал Чигиринский Гетман—«в котором ты хочешь преклонить к тому, в чем и другие были безуспешны, чего и я не могу исполнить, а почему, — Божиими судьбами или кознями людей недобрых и немирных, — то разсудит Бог. Кто больше крови пролил, ополчаясь на врагов Царских, как не Богдан Хмельницкий? Не он ли всго Украйну, Белоруссию и даже Литву с Вильною, Львовым и Люблиным отдал Государю? Кто привел все войско Запорожское не в Турецкое, но в Христианское Московское Государство, как не Виговский? Кто убил Самка и Золотаренка? Какая же им всем благодать за это? Разсмотри, Любимиче! В насмешку первому, в первой Коммисси под Вильно, Коммиссары Московские не дали места нашим Послам; при Польских и Цесарских и Послах они его называли недостойным о себе советоваться. Витебск и Полоцк возвращены Полякам; там ни одной православной церкви имети нам не позволяется; приняти от честности твоей советующего не можем.»

Но в тайных совещаниях Григорий и Тукальский сказали, что если Государь выведет Воевод из Украйны, если уничтожит подати, обяжет не нарушать прав и признает Петра Дорошенка Гетманом обеих сторон Днепра, то и Задпеприе поступит в его подданство.

Так богатый людьми преданными и единомышленниками, Дорошенко устроивал свои дела, И то время, как Брюховецкий пронырством и мстительностью увеличивал число врагов своих. В службе козацкой находился один Грек, который служил шестнадцать лет в Молдавии, потом жил три года в Иерусалиме, и наконец определился на службу в Малороссии при Богдане Хмельницком: это был Константин Мигалевский, Полковник. По неудовольствию, Брюховецкий отправил его в Москву под надзором Коневского Полковника Якова Лизогуба и Канцеляриста Мокреевича. Вселенские Патриархы Паисий Александрийский и Макарий Антиохийский находились в это время в Москве по делу Патриарха Никона, Мигалевский прибегнул к их покровительству. Они постарались оправдать его пред Царем. Царь пожаловал ему в награду за клевету Брюховецкого сорок соболей и дворянское достоинство. Патриархи прокляли Брюховецкого. Пораженный известием об анафеме, Гетман отправил в Москву Нежинского Полкового Судью Федора Завадского и Канцеляриста Касперовича; он через Царя испрашивал Святителей прощения и разрешения. «За что меня прокляли Святейшие Вселенские Патриархи, я того не знаю.» Так писал он Государю. «Не щадя себя за Вашу Царскую Фамилию, не допуская Бусурманов поработить Малороссию и опустошить храмы Божии, я надеялся через то получить душе моей пользу, а не пагубу. Ныне величайшая скорбь снедает сердце мое. Какая польза человеку, аще мир весь приобрящет, душу же отщетит?» Гетман заключил письмо свое изъявлением радости о перемирии с Польшею, и обещанием не делать никаких обид и оскорблений.

Бояре, по повелению Государеву, писали к Брюховецкому, что он оправдан насчет доносов Мефодия; Епископ возвратился в Нежин из Москвы с титулом Нежинского-Украинского; Царь советовал ему примириться с Гетманом. Епископ, оставя вражду, поспешил из Нежина в Гадячь; Гетман выехал к нему навстречу за пять верст от города, угощал целую неделю, женил своего племянника на его дочери, дал пышный пир в Нежине, и тесная дружба между Гетманом и Епискомом заменила вражду.

В это время Андрусовское перемирие стало уже известно по всей Малороссии; но статей его народ не знал. Воспользовавшись его неведением, Поляки начали распространять лживые, и не менее того неприятные, вести насчет судьбы Украйны. Когда эти вести разнеслись по обеим сторонам Днепра и на Запорожьи, то возстание получило признаки весьма сильные и явные. По общему совету решили отправить послов в Москву от всей Малороссии; просить Государя о прекращении обид нестерпимых от Воевод и их прикащиков, в больших и малых городах; жаловаться на сдирства сборщиков по торгам и ярмаркам, и на перепись жен и детей. Но главное дело этих Послов было справиться о том, что положено насчет Малороссии в мирных трактатах с Польшею. Послами были Мокриевич и Урванович (по другим Рубан, по третьим Якубович). Но они узнали, что Поляки и их Коммиссары отлично в Москве приняты, что им отдают большие почести, а о содержании трактата ничего не сведали. На их о том вопросы, Бояре отвечали, что дела Государственные до войска не касаются, что дело военное знать Ружье и его употребление, а земскую расправу надлежит знать Воеводам городским и провинциальным, «которые если у вас есть, то они о том и знать могут.» И так Послы ни с чем возвратились. «Тии видевши, что при великом После Польском Беневском, Воеводе Черниговском, шляхту и граждан и людей посполитых, в Литве и Польши завоеванных, з женами и детьми и имениями, изо всея земли Великороссийской собирая, воспять Ляхам отдавано, донесли Гетману, что козаки уже уничтожены, и вскоре Ляхам яко Литовские и Польские невольники будут отданы.» Почти в это время пришла к Гетману Царская грамота, с объявлением, что несколько десятков тысяч войска расположится в Украйне на зимних квартирах. Козаки не понимали, за чем придет это войско, — войны никакой с соседями у нас не было. Народ и Старшины смутились; разнесся слух, что это войско придет для того, чтоб отдать Малороссию Полякам.

Епископ Мефодий уверял народ, что Боярин Ордын-Нащокин приближается с ратными людьми к Киеву и обратит в пепел все города Малороссийские. К Брюховецкому писал он следующее письмо:

«Для Бога, не плошай! Теперь идет торг о нас; хотят, взявши за шею, выдать Ляхам. Окружай себя более Запорожцами; укрепляй также своими людьми порубежные города. Утопающий хватается за бритву для спасения. Безбожный Шереметьев ныне в тесной связи с Ляхами и с Дорошенком. Остерегайся его и Нащокина. Мила мне отчизна. Горе, если поработят ее Ляхи и Москали. Лучше смерть, нежели зол живот. Страшись иметь одинакую участь с Барабашем.»

Множество Запорожцев явилось, по совету Мефодия, в Украйну. Они начали заводить ссоры и драки с людьми Московскими. Подвигнутый молвою народною и неудовлетворительными ответами из, Москвы, Брюховецкий опять отправил Послов к, Государю. Генеральный Старшина Григорий Гамалея и Канцелярист Касперович подали письмо Гетманское к Царю.

«По поводу тайных с Польшею переговоров, распущенные Поляками слухи об отдаче им в подданство Малороссии, возмутили войска Малороссийские и ее жителей; умоляю уведомить меня и народ о содержании тех контрактов? ежели подлинно Малороссия обречена к отдаче Полякам, то должностию обязан я принять против них оборонительные меры и избрать новые союзы, и протекции; если же Украйна останется по прежнему в протекции России, то верность и приверженность народа к Державе Российской суть неизменны и постоянны. А тайна и предательство в сем случае суть многогрешны и постыдны, и паче между народами единоверными и единомышленными; ибо известно всему свету, что народ здешний, претерпев от Поляков неслыханные в человечестве варварства и всех родов гонения, освободился от них собственно своею силою и мужеством. А соединился с Россиею по доброй воле своей и единственно по одноверству. Следовательно укреплять ее или другому даровать ни почему и никто не властен; и в противном случае я готов опять защищать себя оружием до последней крайности, и скорее соглашуся погибнуть, нежели сносить постыдное иго от врагов своих, и сие есть истинно и непреложно. О Царю! Если замешалась злоба на Воевод, то и тут главными орудиями не народ и Старшины, а Бояре Российские, которые прислали Воевод с инструкциями против правил и договоров прямо Египетскими или Вавилонскими; и Польское Правительство—подсылкою на нас Гетмана своего Дорошенка, народ поколебавшего. Но за всем тем самый разсудок учит, что за десять виновных злодеев не отвечают миллионы народа неповинного.»

25
{"b":"117465","o":1}