Что тут поднялось в классе! Все захлопали, затопали, застучали крышками парт, Расстегай Иваныч залаял, и только Серафима Петровна безучастно смотрела перед собой и ничего не видела.

Светлана Леонидовна пыталась успокоить разбушевавшийся класс, но это ей оказалось не под силу.

Все требовали, чтобы выступила Серафима Петровна и всё им рассказала про своего сына.

Но Серафима Петровна не то что выступить, но и шевельнуться боялась, потому что слёзы катились из её глаз ручьями, и она пыталась заслониться от всех и скрыть их ладошками. Вот ведь какое грустное событие приключилось с ней сегодня! Погиб её сын, погиб Николаша, знает про то Игнатий Петрович! Он чуть было не проговорился детям, но ей-то он сказал чистую горькую правду.

Понуро сидела на последней парте Серафима Петровна, охваченная горем.

Перед ней, поставив парту на прежнее место, шептались Нырненко и Пчелинцев.

— Это ж та бабка, которая мышей боится… Помнишь, как она драпала, когда мы на верёвке перед ней мышь провели? Она тогда ещё тапок потеряла, ну помнишь?! Мы ещё ей в почтовый ящик мышей сажали.

Мина Ивановна тем временем рассказывала, как Серафима Петровна выхаживала раненых, как заботилась о них, себя не жалея.

— Вот не знал… — зашипел Нырненко. — Тогда бы я нипочём не стал. Ну дураки! Какие всё ж таки мы с тобой крокодилы, Андрюшка!

— А кто придумал? Кто говорил: давай и давай? Если я крокодил, так ты тогда просто динозавр!

Мина Ивановна сказала:

— Вот и всё! Благодарю за внимание.

Благодарные слушатели её долго не отпускали, устроили ей настоящую овацию, снова в ход пошли крышки парт.

Дверь открылась, и на пороге встал директор, однако никто не заметил его. Директор постоял, подождал — может быть, шум смолкнет сам собой, но не тут-то было.

— Что у вас происходит, пятый «б»? — строго спросил директор. Класс восторженно заорал:

— У нас встреча с интересными людьми! Так интересно, ужас!

В поддержку сказанного одобрительно залаял Расстегай Иваныч, чем и погубил всё окончательно.

— Светлана Леонидовна, это что ещё такое? — грозно спросил директор.

— Собачка, — тихо выглянула из-за пальто Серафима Петровна. — Мы с вами уже виделись сегодня. Здравствуйте ещё раз! Мы из-за Славы пришли. Из-за Кукушкина.

— При чём здесь Славка, при чём здесь Кукушкин? — пронеслось по классу.

— Ну знаете ли, Светлана Леонидовна, у вас и собака была на уроке. Это прямо цирк какой-то. Не ожидал я от вас, честное слово. На перемене жду объяснения.

Светлана Леонидовна покраснела. Опустив голову, невесёлым взглядом проводила она прямую директорскую спину до дверей.

— Минуточку! — успел остановить директора Новодедов. Директор обернулся. — Извините, но Светлана Леонидовна здесь совсем ни при чём. Если кто и виноват, так это мы. Гуслевич, скажи!

— Вы нарушили учебный процесс, — строго сказал на это директор и поднял кверху палец. — Кто дал вам право нарушать учебный процесс?

Новодедов и Гуслевич растерялись, но им на помощь пришёл весь класс.

— Они наши гости! Мы их любим, ура! — грянул хор из сорока весёлых голосов.

«Ура» пришлось на звонок. Все повскакали с мест и тесным кольцом окружили Новодедова и Мину Ивановну. Директор ещё раз осуждающе взглянул на Светлану Леонидовну и вышел из класса.

Стас помог одеться Серафиме Петровне и вывел её в коридор. За ними вышла Светлана Леонидовна с грустной улыбкой на лице.

— Нехорошо-то как получилось, — проговорила Серафима Петровна и робко посмотрела на учительницу. — Уж простите вы нас, пожалуйста, мы не хотели, чтобы у вас были неприятности.

— Да что вы, Серафима Петровна! Наоборот, я даже рада. Такие встречи, как сегодня, раз в сто лет бывают. Теперь у вас появился новый большой друг — пятый «б», — весело сказала учительница. На самом деле ей было грустно: она тоже поняла, чего не досказал Новодедов.

— Просто не верится, — всхлипнула Серафима Петровна. Чтобы не дать старушке расплакаться, Светлана Леонидовна перевела разговор на другую тему:

— Вы что-то сказали про Славу Кукушкина, я так и не поняла — что.

Серафима Петровна встрепенулась и проговорила:

— Как же, как же! Он пропал. Со вчера дома не ночевал. Может, вы про него что-нибудь знаете?

— Не ночевал дома? — переспросила Светлана Леонидовна, бледнея. — Но он вчера заболел, больной пришёл в школу.

— Как заболел? — удивился Гуслевич. — Я его утром провожал в школу. Он был здоров, уверяю вас.

— А вот и мы, — вступил в разговор Новодедов, проталкиваясь через толпу мальчишек и девчонок в коридор. За ним вышагивала Мина Ивановна.

— Я прямо вспотела вся, — сказала Мина Ивановна. — Ну и настырный народ, хотят всё знать!

— Мы о Славе говорим, — пояснила вновь пришедшим Серафима Петровна. — Светлана Леонидовна про него тоже ничего не знает.

— Андрюша! Юра! — подойдите, пожалуйста, сюда, — позвала. Светлана Леонидовна Славкиных приятелей.

Красные, распаренные, они подошли к ней нехотя, особенно не хотел подходить Нырненко.

— Вы как из пустыни Сахары, — сказала Светлана Леонидовна.

— Угу! — подтвердил Нырненко и отвернулся, боясь встретиться взглядом с Серафимой Петровной, — кажется, бабка его узнала!

Действительно, она его узнала и смотрела на него во все глаза. Ах, вот ты каким оказался, разбойник! Мельком тебя видела, да не упомнила, а теперь глаза твои сами тебя выдали.

— Ребята, Слава Кукушкин не ночевал вчера дома. Вы что-нибудь об этом знаете? Где он может быть?

На лицах обоих приятелей изобразилось неподдельное удивление, и уверенность, что они могут что-нибудь знать, сразу отпала.

— А где он ночевал? — спросили оба в ответ.

— Вам Слава вчера не показался больным? — осторожно спросила Светлана Леонидовна, чтобы не навязывать им своё мнение.

— Не показался, — ответил Нырненко, глядя себе под ноги. — Он был, как всегда…

— Но всё время говорил, что больной… — добавил Пчелинцев. — Он был какой-то ненормальный. Да… А вот позавчера, когда мы в футбол играли, он увидел на небе какое-то блюдце.

— Сам ты ненормальный. Он всегда такой! — набросился на Пчелинцева Нырненко. — Ну и что ж, подумаешь, блюдце!

И тут приятели заспорили друг с другом, и стоило большого труда унять их.

— И я видела блюдце, — тихо сказала чистую правду Серафима Петровна. Но никто на это не обратил внимания, не до того было.

Светлана Леонидовна, по совету Гуслевича (сам он от ребят ничего не добился — они попросту косились на него и молчали) быстро постаралась выяснить, когда, в котором часу они в последний раз видели Кукушкина.

Тут наступило гробовое молчание, которое, казалось, не в силах было ничто нарушить.

Но Серафима Петровна случайно кашлянула в кулак, и Нырненко, как ни странно, заговорил так быстро, что прямо не остановить его:

— Когда мы ушли с физкультуры… Ну ещё тогда, когда мы ушли с физкультуры…

— Вы ушли с физкультуры… Так-так… Прогуляли, значит?

— Нет, мы пошли провожать Славку. У Андрюшки ещё парашютист был… И мы запустили…

— Парашютист? — переспросил Новодедов и вытащил из кармана парашютиста. Как хорошо, что хоть его-то не забыл дома. — Не этот ли?

— Этот, — сказал хмуро Пчелинцев.

— А вы знаете, где он был? — спросил Новодедов, пробуя расшевелить в них любопытство.

Но они отмалчивались.

— Он был у меня в комнате. Больше того, скажу я вам, он был не один, а с неким товарищем… Фамилию я этого товарища что-то забыл. Кто-нибудь из вас, может, мне её напомнит?

Опять воцарилось молчание. И опять Серафима Петровна кашлянула в кулак.

— Славка за ним лазил в форточку! Он и аквариум грохнул.

Пчелинцев с презрением посмотрел на Нырненко и сказал:

— Предатель! Ну кто тебя просил?

Нырненко опустил глаза в пол и больше их не поднимал в течение всего остального разговора.