Рис. 83. А.А.Шлядинский: «После моего мысленного приказа подняться лампа плавно взлетела и неподвижно зависла в воздухе».

Рис. 84. «Тогда я мысленно приказал лампе зажечься».

Рис. 85. «Я взял лампу в руки — она продолжала светиться».

— Следующим объектом эксперимента был переносной радиоприёмник весом около 3,5 кг. В приёмнике были разряженные батарейки, и, подняв его в воздух на высоту примерно 1 метр от пола, я приказал ему мысленно настроиться на одну из радиостанций и заработать. Этого достичь не удалось, приёмник лишь произвольно поворачивался вокруг своей вертикальной оси. Как и лампа, он мог висеть в воздухе самостоятельно, без помощи находящихся поблизости моих ладоней, однако время такого самостоятельного зависания было существенно короче и составляло не более 12–15 секунд. Это обстоятельство всё же позволило сделать два фотоснимка. Приёмник находился в подвешенном состоянии не более двух минут, после чего стал плавно опускаться вниз, пока не достиг пола. Повторные попытки его поднять не привели ни к чему — по всей видимости «энергия», взятая мной из иглы, иссякла.

Эта странная булавка всё-таки была «обезврежена» Александром Анатольевичем несколько месяцев спустя. А в той квартире, откуда она была взята в середине марта 1990 года, ещё тогда почти сразу же стало спокойно.[xxiv]

В первой декаде декабря 1982 года до меня дошли слухи о том, что в подмосковном посёлке Коммунарка поселилась какая-то нечистая сила — сотни свидетелей воочию убедились в её поистине хулиганских действиях. Я тут же выехал на место преступления в надежде найти преступника.

Следы преступления! Их было более чем достаточно и в Коммунарке, и в Измайлове, ими надо было только умело воспользоваться. Невидимый преступник по-разбойничьи ворвался в размеренную жизнь нескольких связанных родственными узами семейств, он же поразил воображение многих сотен людей, так или иначе соприкоснувшихся с его проделками. Не остался в стороне и автор этих строк. Не принадлежа, в отличие от Иоганна Кранца, к почтенной корпорации полицейских сыщиков, но движимый чувством сострадания к пострадавшим, я, как представитель не менее почтенной корпорации научных работников, также задался целью найти преступника.

Ещё в ходе предварительного следствия, проведённого на общественных началах всеми участвовавшими в расследовании сторонами, было высказано несколько предположений. Я склонялся к мысли, что преступление — дело «рук» полтергейста. Но обратил внимание, что среди расследователей преобладают уфологи, то есть те, кто изучает феномен НЛО. А Владимир Иванович Сафонов, с которым я незадолго до этого познакомился, как-то обронил мысль, что похожие проделки нередко бывают связаны с феноменом шаровой молнии.

Нельзя не сказать и ещё об одном предположении. Многие, очень многие считали, что всё то, что творилось в Измайлове и в Коммунарке, дело рук вконец исхулиганившегося подростка.[xxv] Это была единственная версия случившегося, прорвавшаяся в то время на страницы печати. Первой появилась статья Н.Псурцева «На всякого мудреца» (газета «Ленинское знамя» от 1 января 1983 года). Затем — статья М.И.Буянова «Карлсон вернулся?», опубликованная газетой «Комсомольская правда» в номере от 10 февраля 1983 года. И — почти всем всё стало «совершенно ясно»: шалил мальчишка! Мало кто подумал о положении героев этих публикаций, и без того подвергавшихся воздействию ряда социальных и психологических стрессовых факторов. Каково было им читать такие, например, строки из опуса Н.Псурцева:

— Я вам точно говорю, так оно и было, — не вызывающим возражений тоном рассказывала широкобёдрая, широкоплечая женщина с красным лицом. — Я стояла тут. Совершенно случайно оказалась, из магазина шла. Вдруг вон то окно дзынь-бом — и оттуда холодильник вылетает, а на нём наш участковый. Как на коне белом восседает, красивый такой, в мундире.

Как бы то ни было, эти четыре версии следовало внимательно проработать. При такой постановке вопроса, предположил я, останется лишь сопоставить почерк предполагаемых преступников, средства или орудия, посредством которых совершалось преступление, а также мотивы преступных с человеческой точки зрения деяний подозреваемых феноменов, включая и «феномен человека». Затем должны последовать соответствующие выводы.

Представим себе на минуту, что этот злодей найден и вот он — живой во плоти! — сидит на скамье подсудимых под нашими осуждающими взглядами: рассматривается Дело о его злостном хулиганстве. Это — самая минимальная из возможных оценок состава и тяжести совершённого преступления. Не уйти ему от нашего наказания, уж больно весомы следы преступления!

Под преступным почерком я понимал наиболее типичную картину деяний каждого из подозреваемых. За средства или орудия преступления принял присущий каждому из подозреваемых набор феноменов, используемых для «нападения». Под мотивами преступных действий я подразумевал причины, порождающие каждого из разыскиваемых мною преступников — полтергейст, НЛО, шаровая молния, шалящий подросток.

Начиная работу по выявлению особенностей почерка, орудий и мотивов преступных деяний подозреваемых, я был почти уверен, что каждой особенности будет соответствовать свой подозреваемый. Иначе говоря, все особенности разложатся по полкам и мне останется лишь протянуть к нужной полке руку, чтобы взять, например, полный набор адресуемых исключительно полтергейсту обвинений. Но всё оказалось не так-то просто. К моему удивлению, выяснилось, что каждому из трёх подозреваемых — и полтергейсту, и НЛО, и шаровой молнии — свойственно свыше трети одних и тех же особенностей (или характеристик). И ни одной из них — хулиганствующему подростку…

Я не случайно предварил эту главу тремя предыдущими. В них мне хотелось показать, что такие разные по своему характеру проявления, как электронарушения, левитация, нанесение письмён и изображений, могут быть присущи и полтергейсту, и НЛО, и шаровой молнии. В действительности же набор общих для этих трёх феноменов проявлений и особенностей значительно шире.

При всём при том все три феномена резко отличаются друг от друга, спутать их невозможно. Каждому из них соответствует свой синдром — совокупность симптомов. С учётом того, что полтергейст — предмет обсуждения этой главы и книги в целом, я сосредоточусь в основном на описании полтергейстного синдрома. В то же время, помня о сходстве и различиях трёх рассматриваемых феноменов, я не откажусь от удовольствия проиллюстрировать это в отдельных случаях, но сделаю это несколько позже. Сейчас же замечу, что полтергейстный синдром — лишь частный случай более общего синдрома, а именно, синдрома нечистой силы.