— Прости меня, — прошептала она, когда он ласкал ее грудь, которая выглядывала из-под корсета и была доступна его взгляду. Другая была по-прежнему скрыта под пенистым шелком. — Мне и в голову не приходило, что я подрываю наш брак… Просто я пыталась защитить себя от очередной обиды.

— Я знаю.

— Может, я так никогда и не смогу подарить тебе свою любовь, Блэкхит, но я обещаю подарить свою преданность, свою силу.

— Я не сомневаюсь в этом. И пока этого достаточно.

— Пока. А потом, Блэкхит?

— Гм-м, да… потом. Если у нас будет это потом, герцогиня.

— А если у нас оно будет?

Он улыбнулся, и в его глубоких глазах Эва увидела его душу, бесконечную, как Вселенная.

— Я бы хотел, чтобы у нас был такой же брак, как у моих братьев. — Его рука скользнула по едва скрытой тонким шелком груди, дразня сосок, заставляя его превратиться в твердый бутон. — Я бы хотел, чтобы наш союз был основан на доверии и дружбе. Чтобы жена не боялась сказать мне правду, когда я ошибаюсь. И еще хочу детей. Много детей. — Его улыбка стала шире. — Толпу детей.

— Девочек?

— Девочек, мальчиков… мне совершенно все равно, какого пола они будут. — Он взял в руку ее волосы и принялся расчесывать их, пропуская пальцы сквозь пряди.

— Мне когда-нибудь это вполне может понравиться, Блэкхит.

— Моя дорогая мадам, осмелюсь заметить, тебе уже это нравится. — Он провел ладонью по ее щеке, и она почувствовала себя крошечной, хрупкой, окруженной заботой. — А теперь… давай извлечем тебя из этих ненужных тряпок.

И вот сняты украшения, туфли и великолепное длинное платье. Оставшись в корсете, нижней рубашке и чулках, она перевернулась на живот и простонала:

— О, да…

Его пальцы, вороша тяжелую копну волос, ласкали ее затылок. Кровь в ней словно загустела от ощущения томительной слабости. Ей страстно хотелось его прикосновений. Она задохнулась, когда он запустил пальцы в ее волосы, нежно поднял их и отвел от выреза рубашки, задержав в руке их тяжелую массу, прежде чем уложить рядом на подушке. Прохладный воздух поцеловал ее открытую шею, а потом было мягкое, но сильное тепло его руки.

Она в блаженстве закрыла глаза, когда он принялся неспешно ее ласкать, костяшки его пальцев неторопливо передвигались между лопатками. Там его руки задержались на долгое мгновение, скользя по тонкой материи рубашки, которая отделяла их друг от друга, затем принялись расшнуровывать корсет, чтобы освободить ее, затем спустились к низу спины.

— Я готова замурлыкать, как кошка, — прошептала Эва, когда он приподнял ее и освободил от корсета.

Его рука двинулась вдоль крутого изгиба ягодиц, воспламеняя все внутри ее.

— О, но ты и есть кошка, моя дорогая, ухоженная и красивая, ты то урчишь, то шипишь и показываешь когти.

— М-м-м… мурлыкаю, шиплю и показываю когти… А что тебе больше нравится, герцог?

— Мне трудно судить, пока у меня есть все это.

— Тогда заставь меня не только мурлыкать, Блэкхит.

— С удовольствием, мадам.

Он склонился над ней, и его губы коснулись ложбинки внизу ее спины, прошлись по нежной коже сквозь тонкую рубашку, заставив женщину прерывисто задышать от удовольствия и судорожно сжать пальцы.

— М-м-м, Блэкхит… я уже, кажется, мурлыкаю.

Он приподнял ее длинную широкую рубашку и задрал на спину. Он ощутила, как его рука скользит по ее ягодицам, а губы дразняще прихватывают кожу на пояснице. Затем медленно — его губы, язык, зубы, все было задействовано в возбуждающей ласке — он передвинулся вверх по спине, щекоча и целуя каждый позвонок и заставляя каждый ее нерв завибрировать.

Она, учащенно дыша, приподняла голову с подушки.

— О, Блэкхит…

Его губы продолжали путешествовать вверх по ее телу, рука по-прежнему ласкала ягодицы. Прижатые к простыне соски горели огнем, а сладкая истома между ног становилась невыносимой.

— Помурлыкай для меня, герцогиня.

Его язык ласкал спину Эвы, выписывая небольшие влажные круги на ее коже, где ощущалась прохлада воздуха. Эва начала стонать и изгибаться. Через минуту она уже не хотела мурлыкать, она хотела выть.

— О черт, Блэкхит!

Он лишь рассмеялся и продолжил поддразнивать ее через тонкий батист. Начав покрываться испариной, Эва почувствовала, как увлажняется ее рубашка, когда он прижимает ее к томящемуся лону, медленно двигая материю вниз-вверх.

— О… о, ты безжалостное чудовище. Пожалуйста, прекрати!

— Но, моя дорогая леди, я еще не полностью… подготовил тебя.

— Еще немного такой подготовки, и простыни подо мной задымятся.

Он засмеялся, и его рука убралась от ее жаркой, томящейся плоти. Холодный воздух прошелся по обнаженным ногам Эвы, пробрался к внутренней поверхности бедер. Его пальцы задвигались по ее икрам, едва касаясь кожи через тонкие чулки. Она едва не дошла до верха наслаждения… но нет, она держит себя в руках, да, да. Она пока еще не позволит себе перешагнуть через край, хотя не желает больше ничего, кроме этих рук, этих мучительно-сладких прикосновений. Она хотела быть с ним; ощущать его твердую, настойчивую плоть, которая упирается ей в бедро, внутри себя. Входящей в нее.

Теперь он целовал и ласкал губами нежную кожу под коленями… переворачивал ее своими теплыми и уверенными руками, снимал рубашку с ее жаркого тела, как недавно снимал кожуру с апельсина. Его пальцы поднялись к ее шее, развязали ленту на вороте рубашки, спустили ее на плечи, обнажая их. Какое-то время она лежала, едва прикрытая тонким батистом, который уже стал влажным от испарины возбуждения. Он снял с Эвы рубашку, и теперь она лежала под ним, плоть к плоти, такая же обнаженная, как и он.

Он перевел взгляд вниз и улыбнулся, увидев ее соблазнительные формы, порозовевшую кожу, его глаза задержались на том месте, откуда начинались ее длинные ноги.

— А теперь, думаю, — он провел пальцем по ложбинке между грудей, — я заставлю тебя шипеть и царапаться.

Предвкушение заставило Эву затрепетать. Она была уже настолько возбуждена и готова принять его, что боялась, как бы единственное прикосновение не заставило ее расколоться на мелкие кусочки, как хрустальную чашу.

— Ну и как ты думаешь этого добиться, Блэкхит? Вместо ответа он лишь снова улыбнулся и взял в руки чашу с вишнями.

Глаза Эвы расширились. Зачарованная, она наблюдала, как он достал одну ягоду. Держа вишню за черенок, он бросил на женщину плотоядный взгляд. Затем прикрыл глаза и, едва касаясь, провел ягодой по губам Эвы.

Эва открыла рот и откусила кусочек сладкого плода.

Блэкхит наклонился и поцелуем стер капельку красного сока с ее нижней губы. Затем, по-прежнему держа надкушенный плод за черенок, он провел им вдоль ее лоснящейся от пота шеи. Вокруг пылающей вершины груди. Вращая вишню на черенке, он начал поглаживать влажной мякотью, скользкой, упругой кожицей на краях надкуса сосок, пока Эва еще раз не ощутила закручивающееся спиралью напряжение между ног, которое стало нарастать, и, наконец, она уже не могла удерживать в себе рвущиеся наружу мучительные стоны вожделения.

Она открыла глаза, когда губы Блэкхита коснулись соска и принялись слизывать сладкий красный сок.

Эва выгнулась, призывая всю свою волю, чтобы удержаться на краю пропасти наслаждения, ее руки упирались в плечи Блэкхита, ногти вонзились в кожу, покрывающую твердые, вздувшиеся мышцы, когда он ласкал языком набухший бутон соска.

— Ага… моя кошечка показывает коготки, — улыбнулся он, отстраняясь.

В его пальцах все еще болталась надкушенная ягода. Его взгляд был многообещающим и озорным.

Потом он поднес вишню ко рту и откусил маленький кусочек, оставив на вишне еще достаточно красной мякоти и выступающую вокруг нее кожицу.

Эва угадала, что он хочет сделать.

— Нет… о-о, Блэкхит, нет, ты не посмеешь…

— Ох, посмею, — тихо сказал он, и она всхлипнула, когда прохладная, сочная ягода коснулась ее живота.

Он провел ею вокруг впадины пупка, оставляя на ее теле тонкую дорожку пунцового сока, и обвел контуры покрытого шелковистыми завитками лобка, дразня ее и заставляя корчиться от изнеможения.