— Моя дорогая жена, вы едва проглотили крошку за весь вечер. Вам неможется?
— Нет. Просто…
Она не смогла закончить фразу, но краска, залившая ее щеки, и попытка избежать его взгляда, видимо, рассказали все, что ему нужно было знать.
Его губы приоткрылись, и он положил себе в рот дольку апельсина.
— …это не я, — закончила она грустно.
— Понимаю. — Он выбрал из чаши вишню и, держа ее в пальцах, посмотрел на Эву. — Видимо, вам пора в кровать.
— Видимо, вы правы. Ведь, — она игриво улыбнулась, — вы всегда правы.
— Гм-м. Рад, что вы в конце концов признали это.
Она нервно рассмеялась. Герцог положил вишню на место. Потом он встал, высокий, мощный, элегантный в бархатном камзоле цвета индиго. Эве стало жарко. По спине побежали мурашки. «Что ты делаешь?» — закричал ее внутренний голос. Но она прекрасно знала, что делает, и в этот момент у нее не было никакого желания вновь вызывать в себе злость, которую безупречная учтивость Блэкхита изгнала из ее сердца.
Может, она и вправду зря противится? Что ж, тогда она будет смелой. Она отбросит свою злость, и будь что будет. Она не станет обращать внимания на зыбкое ощущение уязвимости, на опыт, зажмет в кулак собственную гордость, которая гневно протестует против этой слабости не только ее тела, но и разума. Да, она не станет обращать внимания на все это и просто… отдастся во власть чувств.
И она на самом деле начала прислушиваться к тому, что чувствовала. Нарастающая истома между ног… пощипывание в сосках… напрягшийся живот…
Он стоял прямо над ней. Эва ощущала жар его тела, он жег ее сквозь одежду.
Он положил руку ей на плечо.
Опасно красивую руку, наблюдение за которой так увлекало ее еще минуту назад.
Эва застыла, не смея даже пошевелиться, ее дыхание замедлилось и стало едва уловимым.
Она почувствовала тепло, которое разливалось по телу от лежащей у нее на плече властной руки. Пышные белые кружева нежно щекотали ей шею.
«Я хочу этого. Я хочу его. Зачем бороться с тем, что не несет вреда никому из нас, не сделает ничего плохого мне до тех пор, пока я не отдам ему своего сердца?»
«Не отдавай ему своего сердца — это было страшной ошибкой, которую ты допустила в прошлом. Отдай ему свое тело… он не сможет с ним ничего сделать. Но никогда не отдавай ему своего сердца».
Эва прижалась щекой к мягкому бархату и кружевам у него на запястье, а рука накрыла его руку, прижимая к своему горячему телу.
И тут же эти ловкие пальцы спустились ниже и принялись лениво теребить краешек лифа на ее платье.
Оставаясь совершенно неподвижной, она скосила глаза вниз и наблюдала за его рукой… за большим пальцем, который описывал небольшие круги по ее молочно-белой коже. Кончики его пальцев проводили по краешку лифа. Он еще немного опустил руку, его указательный и средний пальцы скользнули в теплую впадину между грудей, большой палец теперь ласкал выпуклость ее левой груди.
Эва со вздохом закрыла глаза. Она буквально таяла, охваченная томной расслабленностью, растущим желанием отдаться мужчине, который стал ее мужем. Рука поднялась к ее подбородку, приподняла ее голову, пока ее глаза не встретились с его черными-черными глазами, в которых горело желание.
Она вздохнула и потянулась к нему губами.
Он тут же припал к ним, его язык скользнул между ее губ, рука по-прежнему придерживала подбородок. Она почувствовала, что его большой палец гладит ее щеку. Чувствовала тепло его дыхания на своей коже. Ощущала на кончике его языка кисловатый привкус апельсина.
Люсьен медленно отстранился от нее, его рука все еще придерживала ее подбородок. Открыв глаза, она посмотрела на него.
— Думаю, время ложиться в постельку, — тихо сказал он. Ей не хватило воздуха, чтобы ответить. Он убрал руку и отошел от стула, чтобы позволить ей встать.
Ошеломленная от охвативших ее ощущений, Эва взяла предложенную им руку и привстала, но ноги стали тяжелыми, словно налились свинцом. Спустя мгновение она была уже на руках Блэкхита. Его сердце стучало прямо у нее под ухом.
Она обвила руками его шею.
Он помедлил лишь для того, чтобы захватить со стола серебряную чашу с вишнями.
Эва ощущала себя совершенно беспомощной, бессильной в его объятиях. Она закрыла глаза, наслаждаясь, страшась водоворота ощущений.
Он нес ее по лестнице, сильный, молчаливый победитель в ожидании награды за победу в сражении. Он ни разу не пошатнулся. Его руки были словно железные прутья решетки, из-за которой ей совсем не хотелось бежать.
«Я хочу быть с ним. О Боже, как я хочу быть с ним!» Он распахнул дверь спальни, захлопнул ее за собой и понес Эву мимо пылающего камина, мимо мебели из красного дерева, блестящей в свете канделябра, установленного на высоком комоде, к огромной кровати под балдахином из синей и золотой парчи.
Он уложил ее на кровать. Поставил чашу с вишнями на прикроватный столик и рядом установил канделябр. Эва, не в силах произнести ни слова, посмотрела в его смуглое лицо, она не могла найти сил, чтобы даже пошевелить рукой, чувствовала, словно вот-вот просто растает на матрасе.
Она с вожделением следила, как он медленно развязывал галстук и расстегивал пуговицы на бархатном камзоле. Его непроницаемые черные глаза страстно скользили по ее телу, вызывая жар везде, куда падал их взгляд. Эва поежилась. С улицы доносился шум ветра, далекий рев моря, а порой какой-то шорох — снежные хлопья или капли ледяного дождя царапались в окно, прикрытое шторами. Но она чувствовала себя в безопасности. Она наедине с Блэкхитом, своим врагом, своим любовником — своим мужем.
Он по-прежнему наблюдал за ней, как волк, оценивающий свою жертву. Огонь свечей вызывал на его лице переменчивую игру света и тени, что делало его глаза еще более глубокими, блестел на собранных в хвост черных волосах. Эва провела языком по внезапно пересохшим губам. Он был великолепен.
Их взгляды встретились. Она подняла руки к волосам и вынула заколку, потом другие, одну за другой, пока ее густые рыжие волосы, искрящиеся в свете свечей, не рассыпались по плечам и не упали на грудь.
Блэкхит смотрел на нее.
Она, наблюдая за ним, улыбнулась, отбросила волосы назад и откинулась на подушки.
Теперь он принялся расстегивать манжеты, их изысканные дорогие кружева пенились над его длинными пальцами. Рубашка была свободной и пышной, ворот небрежно расползся, открыв треугольник тела, смуглость которого резко контрастировала с белизной батиста. Накручивая на палец локон своих волос, лежащих на подушке, Эва смотрела, как Блэкхит снимает туфли, расстегивает штаны у колен.
Потом он подошел к кровати.
Рука Эвы оставила в покое волосы и легла на сердце, которое бухало как барабан под внезапно ставшим слишком тугим корсетом. Ее тело затрепетало от усилия лежать спокойно. Он расстегнул штаны и, взявшись за пояс, спустил их, прихватив чулки. Наконец, он босиком стоял на пушистом турецком ковре. На нем оставалась лишь рубашка, подол прикрывал ноги чуть выше колен, дразня ее догадками о напряженном мужском естестве, скрытом под ним, и открывая длинные, стройные бедра и икры настоящего атлета и изящного аристократа.
Эва улыбнулась, оценив по достоинству его совершенное тело.
Он так и остался стоять, обнаженный, гордый. Великолепный.
Все ощущения, которые переполняли тело Эвы, сконцентрировались на груди и между ног, где было влажно от желания отдаться ему. Взгляд женщины переместился с его лица, обрамленного густыми волнами блестящих волос, откинутых со лба и свободно спадающих на плечи, подчеркивая их ширину, ниже, по мощной колонне шеи, вдоль великолепного тела, по плоскому, мускулистому животу. Вот оно, свидетельство его желания быть с нею.
И он ждал, когда она пригласит его лечь рядом. Она улыбнулась и посмотрела на него с вожделением, которое и не думала скрывать.
— Ну не стойте же просто так, Блэкхит… Вы простудитесь.
Легкая улыбка коснулась его губ, и он прилег на кровать. Матрас прогнулся, приняв на себя его тяжесть. Жар его тела обжигал Эву. Приподнявшись на локте, он нежно посмотрел в ее глаза.
