Что скажет Диана, узнав, как Роджер сменил пол, пока лечился в психиатрической клинике (его изнасиловал педофил). Я просто обязан знать, чем закончится «Роджер и Диана»! Не могу дожидаться полторы сотни лет! И как выкрутятся те два гея, попавших в водоворот на одном плоту с чемпионом по рестлингу? Меня распирает от нетерпения — хочу зна-аать!

У меня сохнет мозг.

Как развивается теория суперструн? Правда ли, что в каждой клеточке у нас — до миллиона вселенных? Или врут? Ошибаются? Мне, так вас всех перетак, нужно знать!

Но я ничего не узнаю, по крайней мере в ближайшие сто пятьдесят лет. Один удар — и человечество лишилось свободы общения. Ни письмо послать, ни видеосообщение, а у меня столько друзей по переписке! Не зайти больше на величайший форум, бурлящий от разговоров и идей. Нет больше Вселенской сети.

Я — будто одинокий остров, отрезанный от других островов в гигантском архипелаге.

Многого мы достигли, но кое-что потеряли. И я скорблю по этой потере, для меня она велика.

Я не жалею о содеянном, но буду жалеть о последствиях.

Я одинок.

— Я ухожу, — говорит Алби.

— Почему?

— Ты и твои люди с-сссвершили вс-сссе, что зтзззадумали, и с-ссскоро умрете. Ваши приключения окончены.

— Вовсе не обязательно. Алби задумывается.

— Еще одно, пос-ссследнее приключение, капитан Флэнаган?

— Еще одно, пос-ссследнее приключение, — добродушно подражаю я Алби.

Мой огненный друг надолго замолкает, шипя и потрескивая.

— Тогда, — отвечает он наконец, — с-ссс твоего поз-зззволения, я з-зззадержус-сссь ненадолго и понаблюдаю.

Кэлен нежно расчесывает мне шерсть, распутывает колтуны. Шерсть становится гладкой и шелковистой.

— Куда ты теперь? — спрашивает Кэлен,

— Осяду на Корнблате. РД не работают, и людям придется обходиться без них. Помогу немного.

— А я, наверное, домой.

— На Персию?

— Хочу к своим.

— Твои расселились по всему космосу, к тому же вы всегда сами по себе.

— Но как народ едины!

— Все давно знают: этот единый народ терпеть не может себе подобных.

— Вожделение сводит нас.

— Тебе хорошо — ты почти не отличаешься от человека.

— Лучше быть собой.

— Да-а, ты права.

— Нельзя же причислять меня к ним только потому, что шерсть у меня, скажем, не как у тебя, и хвоста нет.

— Эй, давай без расизма.

— От тебя пахнет вожделением.

— Правда?

— Люди не чувствуют эмоций на запах. Живут просто и не видят будущего.

— А ты видишь?

— Одну его линию точно вижу.

— Я там присутствую?

— О, в полной мере.

— Хочешь меня?

— Нет, но я не рабыня своих гормонов.

— Ага, понял. Но предупреждаю: я царапаюсь.

— А я кусаюсь.

— Причеши меня чуть пониже.

— Вот здесь?

— Да-а… теперь похлопай по шерстке.

— Так?

— М-м… угу. Теперь здесь.

— Но тут шерсти нет.

— Все равно хлопай… о-о, да! Да-а! Теперь я тебя похлопаю.

Кэлен расстегивает «молнию» у себя на комбинезоне, и я принимаюсь ласкать ее тело.

— Ах! А-ах! — стонет она. — А-аах!

— Я все правильно делаю?

Мрр-мя-аау!

Я преисполняюсь жалости к себе — и гнева. Флэнаган видит это и ухмыляется.

— Что такая кислая? — спрашивает он.

— Вспомнила, как мы были с тобой вместе, и ты врал мне. Столько скрыл от меня.

— Я не мог поступить иначе.

— Но мы работали в команде, разве нет? А я даже была твоим командиром.

— Ну разумеется.

— Что разумеется?! — Я злобно смотрю на Флэнагана. — Ты лживый ублюдок, манипулятор! Притворялся, будто подчиняешься мне.

— Нет.

— ДА! Ты кинул мне кость, как собаке, чтоб я заткнулась. Дал порулить пиратской командой, а сам приказывал им у меня за спиной.

— А, ты про это…

— Ты играл со мной!

— Как на рояле.

— А секс?

— Что секс?

— Ты и здесь кинул мне кость?

— Ну, с моей стороны было бы неучтиво отказывать даме. Однако я даже получил удовольствие!

— Удовольствие он получил! Ах, ах, ах!

— Ага, было здорово!

— Здорово… слабо сказано.

— Хорошо, секс с тобой был просто сказочный, — проказливо улыбается Флэнаган.

Я сбрасываю одежду, и в глазах у Флэнагана загорается огонек. Все же мне есть на чем подловить капитана. Он тянется ко мне, но я не так-то проста, не даюсь. Жестом велю Флэнагану раздеться, и он подчиняется.

Мы стоим обнаженные: флэнаган — в полной боевой готовности, я — просто великолепна. Губы у капитана шевелятся в беззвучном шепоте, он уже думает, как поступит, трахнув меня.

А я ударяю Флэнагана в грудь, и сердце у него останавливается.

Всхлипнув, Флэнаган падает на колени, глядит на меня одновременно со страхом, желанием и ненавистью.

Снова бью Флэнагана в грудь, залезаю на него, и мы пилимся.

Флэнаган двигается, как безумный, как одержимый. Еще бы, ведь он только что умер и снова воскрес.

Вот он содрогается в оргазме, но я крепко держу его за мужское достоинство — стоит мне надавить, и Флэнаган снова кончает. Ему невдомек, как это происходит, и потому он боится.

— Ну, — говорю я, — как оно?

— А, так себе, — отвечает капитан, но голос его дрожит. — Я люблю тебя.

— Тебе только кажется. — Интонация Флэнагана чуть изменилась. Сжимаю ему член, и капитан снова кончает.

— Флэнаган, я люблю тебя.

— Ты уже говорила.

Сдавливаю ему член — кончает.

— Я люблю тебя. — В моем голосе смешиваются мед и полынь.

— А-а, будь ты проклята, я тебя тоже люблю-ууу! — вопит Флэнаган и кончает, кончает, кончает…

Я скатываюсь (а капитан уже на полу) с его расцарапанной в кровь груди. Миссия выполнена, Флэнаган — мой.

Встаю, одеваюсь.

— Если хочешь, можешь остаться, — бормочет Флэнаган, но я ухожу

На Корнблате нас чествуют как спасителей. Устроили парад длиной в сотни миль, с плакатами «СВОБОДА!» и «ЖИЗНЬ НАЧИНАЕТСЯ!». Чертовски лестно, однако.

Должно быть, то же происходит по всему Обжитому космосу. Должно быть… а хочется знать наверняка. Брэндон прав, мне тоже не хватает Вселенской сети, чувства общности.

Корнблатцы закатили такой праздник: по всей планете музыка, танцы; на гигантских экранах видно, как развлекаются люди на других улицах, пока мы отплясываем на главной площади города Гладиаторвилль.

Но здесь я чужой, потому что не дома. Мне бы на Кембрию.

— Ностальгируете, кэп?

— Да, а ты?

— Не особенно. Хочу немного постранствовать по космосу, от звезды к звезде. Может, прихвачу с собой замороженной спермы — посмотрим.

— Собираешься осесть на собственной планете?

— Вместе с Гарри.

— Что-о?!

— Что слышал.

— Но это смешение рас.

— Так принято выражаться у тебя а родной глухомани?

— Рад, что ты знаешь.

— Удачи на Кембрии.

— А я не на Кембрию лечу.

— А куда же?

— На Землю, — отвечаю я после паузы.