Я добавляю в пение страсти, и кажется, будто со словами из меня выходит душа.

Голосовые связки у меня модифицированные, и звучное горловое пение дается мне без труда. Грудь словно бы разрывается, выпуская душу, чтобы та прикоснулась к нашим товарищам — и погибшим, и выжившим.

Я думаю об Аллие, о том, как она умерла, как сделала последний выбор. Мысленно вижу, как она уходит. Уходит во славе.

Я думаю обо всех погибших: о Гренделе, о Гере, о детях. Все мои дети — все сорок восемь — погибли. Я желал спасти хотя бы некоторых, самых любимых, приблизить их к себе, оставить на командном судне, даже подготовил приказ для них и почти отослал по е-мейлу, но в последнюю минуту стер. Потом снова подготовил — и снова стер, ибо не мог делить детей на своих и чужих. Я всех любил одинаково. Разве я мог уберечь любимчиков, послав на смерть остальных?! Нет! Никаких исключений. Приносить в жертву — так всех.

Я думаю о жизни и о смерти, но больше, конечно, о смерти. Аллия, Роб, мои дети с Детского корабля, моя жена с Пиксара, наши с ней дети. Мой экипаж. Друзья, любовницы. Мои жертвы. Я думаю о миллионах людей, погибающих ежегодно из-за тирании Гедира, который не заморачивается по поводу «побочных эффектов» своего правления.

А сам я до сих пор жив — мое сердце бьется, разум рождает мысли, и они несутся вдаль, обгоняя друг друга.

Единственное мое утешение в том, что скоро я тоже погибну. В нашем деле иной исход невозможен.

Я допеваю последний куплет и, сохраняя настройки пианино, перехожу к следующему гимну.

Я догоняю корабли, держус-сссьс-ссснаружи, мерцая, будто с-ссолнце на волнах. По внутренней с-сссвяз-зззи с-ссслышу пение Флэнагана и предс-ссставляю, как люди у с-сссебя в каютах и з-зззалах для с-сссобраний хлопают в ладоши, подпевая ему.

Мелькая меж кораблей, с-сссреди з-зззвез-зззд с-сссгус-ссстком пламени, я с-ссслышу, как начинаетс-ссся новая пес-сссня — быс-ссстрая, с-сссильная, она з-зззвучит под аккомпанемент волнообраз-зззно нарас-ссстающей мелодии пианино. Очень прос-ссстая, о надежде. Мое с-сссердце трепещет от вос-сссторга.

Флэнаган поет. Жаль, у меня нет пальцев — я бы прищелкивал в такт.

— Что-то не так? — нежно спрашиваю я Флэнагана. Поминки закончились, все уже трезвые. Мы с капитаном в баре.

Флэнаган тоскует. Неестественно веселое настроение улетучилось, и я сама погружаюсь в отчаяние Флэнагана.

— Столько людей погибло, — отвечает он.

— Все к тому и шло.

— Знаю. — Флэнаган смотрит на меня пустым взглядом. — И нам не победить.

— У нас уже есть опыт уничтожения бакенов.

— Да, и враг знает о наших приемах. Он подготовится. Из этой миссии возврата точно не будет.

— Значит, такова судьба. — Ты готова умереть?

— Нет, черт возьми! Но я готова позволить умереть всем вам.

— Спасибо, — кисло улыбается Флэнаган.

Он не знает, как быть с фактором растяжения во времени.

— Все дело в растяжении во времени, да? — спрашиваю я. Флэнаган очень долго не отвечает.

— Я знал, — говорит он наконец, — что рано или поздно ты об этом догадаешься.

Наливаю себе. Вместе с Флэнаганом мы потягиваем напитки и лелеем собственное ничтожество.

Каждый раз, как пираты изобретают новый способ ведения боя, проходит десять — двадцать лет (субъективного времени), прежде чем им снова представится возможность его использовать. На Земле успевают минуть все шестьдесят, а то и восемьдесят лет.

— Против тебя действуют эффект растяжения во времени и большие расстояния. Пока ты летишь от одной звезды к другой, у врага имеется в запасе полвека, чтобы вычислить твой следующий ход и продумать контратаку.

— В яблочко.

Каждая битва записывается системами слежения кораблей и моментально передается на Землю через бакены. Один раз Флэнаган применил бомбу из антивещества — в следующем бою РД использовали сеть против таких бомб. В битве на Кембрии Флэнаган захватывал мозг доппельгангеров, теперь же иное управление андроидами возможно только с Земли.

— «Большой взрыв» ты больше не используешь, — говорю я. — Ему найдут альтернативу.

— Даже если не найдут, я такую бомбу больше взрывать не стану. Нечего засирать родную галактику!

— Справедливый довод. Но как ты собираешься уничтожить Корнблатский бакен?

Флэнаган бросает бокал о стену, но посуда не разбивается, а только отскакивает. Вместо драматического эффект вышел комический. Флэнаган явно раздосадован.

— Уничтожим — так уничтожим, нет — так нет, — говорит он.

— И это твой план?!

— Это план «А». — В голосе нотки уверенности, хоть капитана по-прежнему гложут сомнения.

— Каков же план «В»?

Флэнаган пристально смотрит на меня. Воздух между нами начинает дрожать и рябить, и мне чудится, будто Флэнаган — пустынный мираж, каких я не видела очень-очень давно. Уж не вернулся ли к нам Алби, эта огненная тварь?

Затем воздух словно бы уплотняется, принимая форму буквы «П». Она висит над полом, мерцая и подрагивая. Мне отвечает сам воздух!

— Флэнаган! — Я гляжу на капитана в упор. — Ты безумец! — Другого выхода нет.

Черная масса принимает форму человеческого тела, и этот гуманоид садится рядом, закинув ногу на ногу. Он состоит из миллиардов крохотных существ, подчиняющихся коллективному разуму, чужеродных настолько, что чужероднее просто быть не может.

Флэнаган заключил сделку с жуксами.