– Братья или сестры? – спрашивает он. – Может быть, сводные?

– Нет, я одна.

Доктор Франклин смотрит на мою анкету.

– Ты не указала вероисповедание.

– Формально я дочь Церкви радуги.

– Что? – Он уставился на меня через очки.

– Когда я родилась, мои родители посещали Церковь радуги, и я была крещена в ней. К счастью, я этого не помню. Повзрослев, я узнала об иудаизме и католицизме.

– То есть?

– Мой отчим – Говард – еврей. Мама приняла иудаизм, когда вышла за него замуж. Но я не стала.

– Почему?

– Мне было три года, док.

– Конечно, – говорит он. – Значит, ты выросла в семье евреев.

– Наполовину.

– Наполовину евреев?

– Нет-нет. Я росла то в еврейской семье, то в католической. Только моя мама больше уже не еврейка. Она очень увлеклась этим вначале, но потом потеряла интерес. Сейчас она словно вернулась в семидесятые годы – красивые песнопения, поиск богини внутри себя и все такое. Честно говоря, я считаю, что мама исповедует политеизм, А отец католик, но не очень консервативный. Если вспомнить о его разводах и так далее. Так что в моей жизни было лучшее из обоих миров: Рождество и Ханука. Сбывшаяся мечта всех детей.

– Конечно, – кивает доктор Франклин. Похоже, он устал.

– С Днем святого Валентина! – Я протягиваю Сильвии, Рут и Эстер открытки и коробки шоколадных конфет.

– Опять конфеты! – стонет Сильвия.

– Ах, Сильвия, веди себя прилично, – ворчит Рут. – Смотри, что Лекси нам принесла.

– Я не ем сладкого, – бормочет Сильвия. – У меня диабет, если ты вдруг забыла.

– Сильвия, я помню эти конфеты без сахара, из «Мюллерс» в «Ридинг терминал». Мне пришлось тащиться туда за ними.

– Это же целых четыре квартала, – замечает Сильвия.

– Это не главное, – перебивает ее Рут. – Спасибо, shayna.

– Спасибо, Декси! – Эстер обнимает меня за шею худыми руками, и я чувствую аромат «Шалимар». – В этом году я жду много валентинок, – говорит она.

– Рада за тебя. А остальные?

– У нас были мужья, – произносит Сильвия тем же тоном, каким обычно говорит «Я приняла слабительное».

Присаживаясь к ней на диван, я прошу:

– Расскажи мне о своем муже.

– Его звали Зигги.

Сильвия, Рут и Эстер поворачивают головы налево, кашляют, а потом одновременно плюют через плечо.

Не знаю, как реагировать на такое поведение, и спрашиваю:

– Зигги? Странное имя.

– В те времена у каждого было прозвище. Его фамилия была Зигорский, так что ее просто сократили до «Зигги». – Когда Сильвия произносит это слово, дамы снова поворачивают головы и сплевывают через левое плечо. А Сильвия продолжает: – Он был самым красивым парнем во всем квартале, но ленивее человека я в жизни не встречала. Он говорил, что мои родители достаточно богаты, чтобы содержать нас, пока не выгорит какой-нибудь из его планов по обогащению. И не собирался работать, даже когда у нас уже было двое детей. Именно тогда я начала курить.

– Курить? Почему?

– То и дело посылала Зигги за сигаретами и надеялась, что он не вернется. – Она грустно качает головой. – Но он всегда приходил домой.

– О, Сильвия…

– В конце концов я заявила ему, что компания моего отца обанкротилась и денег больше не будет. Он поверил и исчез на два месяца, а потом вернулся, чтобы сообщить, что женится на богатой шлюхе из Балтимора. Привез мне блок «Уинстона» и бумаги о разводе. Так все закончилось.

– Сильвия, мне так грустно это слышать.

– Ладно уж, – машет она рукой. – Это было так давно.

– Эстер? А ты была замужем?

– Конечно, дорогая, трижды. Постой. Трижды? Да, точно. Первого звали Луи. О, как я его любила! Высокий сильный парень, живший по соседству. Он умер от сердечного приступа через четыре года после свадьбы. Думаю, он был не таким уж сильным. После Луи я вышла замуж за Ларри. Этот был очень умен. Учитель. Любил гонять на машинах. И однажды ночью врезался в дерево. Возможно, он был не так уж и умен. А потом я встретила Генри. Он был душой любой компании. Очень обходительный. Всегда с сигаретой в зубах. Он играл в карты, танцевал и пел. Настоящий мужчина. А потом он умер от рака. Мне кажется, ему не стоило курить.

– Эстер, я так сожалею.

– Что? Нет, не стоит. Никто из них не мучился. Kina hora.

– Kina hora, – повторяют хором Рут с Эстер. Я поворачиваюсь к Рут:

– А твой муж?

– Абрахам? – Рут опускает вязанье и смотрит на меня. – Что ж… Мы выросли в одном районе, поженились после школы. Он поступил в колледж и стал учителем. Я оставалась дома и растила трех наших сыновей. Когда мальчики пошли учиться, я вызвалась работать в библиотеке в той школе, где преподавал Абрахам. Мы каждый день вместе ходили на ленч.

Улыбаясь, я беру Рут за руку:

– Он давно умер?

– Он не умер.

– Нет? А где же он?

– В лечебнице на северо-востоке Филадельфии. У него болезнь Альцгеймера, и ему нужен профессиональный уход. Раз в неделю я езжу туда на автобусе. Он все время забывает, кто я такая, поэтому я говорю ему: «Эби, это я, Рути. Твоя жена». А он каждый раз отвечает: «Такая красавица, как ты, моя жена? Тогда я счастливый человек». А потом я рассказываю ему про нашу жизнь. Например, про медовый месяц. Как мы были на Ниагарском водопаде. Или про тот день, когда родился наш первый ребенок. Про пятнадцатилетнюю годовщину свадьбы. Или о простых повседневных вещах, например, что каждую пятницу на ужин я запекала грудинку, а он пек блины утром по воскресеньям. Или о его любимом блюде – фаршированной капусте моего приготовления. А еще о том, как, когда дети засыпали, мы лежали на диване и смотрели хоккей с Джимми Карсоном. Да, каждый раз, приезжая к нему, я рассказываю новую историю, – кивает Рут. – Конечно, я могла бы постоянно повторять одно и то же и он бы не догадался об этом, потому что ничего не помнит. Но я все равно это делаю. – Рут вытирает слезу в уголке глаза, и я беру ее за руку. – Каждый раз, когда я ухожу, Эби говорит: «Ya chuv de lieb, Рути!» – на идише это означает «Я тебя люблю!». А через неделю он снова забывает, кто я такая, и мы все начинаем заново. – Рут хлопает меня по руке и снова берется за вязание.

Мне очень нравится проект «В постели». Возможно, потому, что сегодня я не работаю. Мария Саймонс и три ее помощника работают в филадельфийском бутике сети «Будуар». А еще трое ее подчиненных из офиса наблюдают за такими же мероприятиями в пяти разных городах. Больше половины моих сотрудников трудятся не покладая рук. А что же я? Пью клюквенное вино с двумя спортсменами из «Игле», хоккеистом из «Флайерс», членом городского совета и их женами.

Я попросила Марию дать мне задание на этот вечер. Но она уже знает – это проверка «передающей системы» от Лекси. То есть я даю ей возможность проявить себя. Ведь это ее день. И все же я попросила Марию считать меня членом команды и дать мне какое-нибудь поручение. Она попросила занять именитых гостей. Я просто обожаю свою сотрудницу.

Тем не менее я в курсе того, как проходит наше мероприятие здесь и в других городах. Младшенький – вот мои глаза и уши в офисе. Именно ему поручено, если возникнут осложнения, соединить разгневанного владельца «Будуара» или какую-нибудь знаменитость с нужным сотрудником «Голд груп». Я звоню Майку каждые полчаса. Пока все в порядке.

Время приближается к пяти часам вечера – наш час пик. Это время телевизионного включения, когда репортаж о событии выйдет в «Новостях» на всех крупных телеканалах. Если оператор появится сейчас, сюжет может быть готов к пяти или к шести часам. Если нам повезет и сегодняшний день будет беден новостями, его повторят в одиннадцать. А если наше везение будет полным, сюжет повторят еще и завтра в шесть утра.

Заполучить телевизионщиков на такое мероприятие все равно что сыграть в рулетку, и пишущие журналисты ждут затаив дыхание, когда появится хотя бы один из них. И все же если ты настоящий профессионал, то знаешь, как справиться с такой ситуацией. В этом случае ты сделаешь так, чтобы вместе с оператором приехал репортер. А если ты суперпрофессионал, то договоришься с репортером о том, чтобы записать материал днем, а вечером, во время «Новостей» сделать прямое включение с праздника.