– Занимаюсь спортом. Хожу за покупками. Иногда иду в бар с красивой подружкой выпить по стаканчику, например. А что ты делаешь завтра в конце дня?

Отлично. Он хочет меня видеть.

– Если хочешь, давай встретимся. Не знаю, в котором часу я закончу, но я позвоню тебе, когда буду выходить из офиса. Что скажешь? – спрашиваю я.

– Договорились. До завтра.

Когда выхожу из кабинета, на улице начинается ливень. Зонтик я с собой не взяла, потому что весь день погода была превосходная, и как только выйду на улицу, сразу же превращусь в Ноя без ковчега. Со мной всегда происходит одно и то же. Люди бегают как сумасшедшие, перепрыгивая через лужи на тротуаре. Я решаю идти пешком. Какой смысл бежать? Я без зонтика и поэтому все равно промокну. Кроме того, в жару мне нравится ощущать влажные волосы и запах мокрого асфальта. Этот дождь напоминает мне о выходных, которые в детстве я проводила с бабушкой и дедушкой, а также о летних каникулах и о поездках с подружкой Эммой.

Пока я добиралась домой, промокла до нитки. Необходимо принять горячую ванну с душистой солью.

В прихожей сбрасываю с себя всю одежду – даже с бюстгальтера капает вода – и голой иду в гостиную, чтобы поставить диск Лорены МакКеннитт «The Visit», наливаю бокал красного вина, а в ванной зажигаю ароматизированные свечи. Пока звучит поэма Шекспира под аккомпанемент арфы, погружаюсь в воду, которая постепенно сморщивает пальцы моих рук и ног. Как чудесно! Вот так я хотела бы умереть. Признаюсь, много раз представляла, как это будет. Думаю, это покажется мне долгим сном, путешествием души. Боль, без сомнения, пугает людей. Но смерть – это не боль. Если боль – это физическое ощущение, то смерть – состояние, в котором мы избавляемся от нашей оболочки. У меня есть собственная теория, что должно происходить, когда умирает человек. Мы – это чистая энергия, и после смерти она растворяется во Вселенной. Наша собственная энергия в конце концов смешивается с энергией Космоса. Нет ни рая, ни ада. Мы едины с Космосом, вернее, мы его частички. Я чувствую это, когда занимаюсь любовью. Ощущая соединение своей энергии с энергией другого человека, я словно путешествую и сливаюсь с Космосом. Энергия моего оргазма – это маленькая часть меня самой, она во время секса отделяется и сливается с Вселенной, а когда я падаю, уставшая, на кровать, моя энергия снова возвращается в меня. В этом путешествии некоторые мои клетки рассеиваются навсегда, подхваченные энергетическим потоком, которым я умею управлять и который меня постоянно зовет. Поэтому я всегда хочу снова и снова переживать этот момент – чтобы лучше понять себя и мир. Однако мне никогда не удается ничего понять. Это маленькая смерть, которую каждый раз я пытаюсь приручить. К тому же именно такие слова используем мы, французы, чтобы поэтически описать оргазм. Каждое любовное соитие – это способ приблизиться к экстазу. Но я никогда не могу его уловить, и я обречена снова и снова стремиться к этому, чтобы лучше почувствовать. Другими словами, это бездна, в которую я никогда не проваливаюсь: одной ногой стою на земле, другая – в пустоте. Мое тело бесконечно балансирует между человеческим и божественным.

Восемь часов вечера. Когда выхожу из ванной, получаю эсэмэску от Кристиана.

«Дождь, шампанское, твоя кожа… Почему я чувствую себя таким возбужденным?»

Кристиан, несомненно, умеет вызывать желание соблазнительными сообщениями.

«Я твердо решила, когда мы увидимся, все узнать о многоточии», – пишу ему в ответ.

«Спокойной ночи…» – отвечает он, опять используя многоточие, чтобы снова зацепить мое сознание.

Этот мужчина, безусловно, готов.

Ложусь спать и не могу уснуть. Его сообщения взбудоражили мои гормоны, и не знаю, хватит ли мне терпения дождаться завтрашнего дня.

3 апреля 1997 года

Ближе к вечеру я встретилась с Кристианом в баре, но уже знала, что ничего не произойдет, потому что у меня менструация. Черт! Она началась сегодня утром, внезапно. Думаю, это сигнал о том, что моему телу необходимо немного отдохнуть и что все в порядке. Я должна была отменить нашу встречу этим же утром, но не смогла. Очень хочу его видеть.

После интересного разговора за красным вином и закусками он приглашает меня пойти потанцевать на модную современную дискотеку. Когда наблюдаю за тем, как кто-то танцует, мне достаточно одного взгляда, чтобы знать, чувственный ли это человек. Что касается Кристиана, то в этом нет никакого сомнения. Он очень хорошо танцует. И… Дождь, шампанское, его кожа… И я исчезаю.

Исчезаю в параллельном мире, в пространстве без сна, где мое тело бесконечно тает на бархатном покрывале, где удовольствие бьет через край и превращается в блестящие капельки в уголках глаз, где прикосновение его рук подобно касанию крыльев бабочки, где часы бьют двенадцать. И я замираю.

Все начинается в безумии танца, среди смеха и кокетства друзей, которых мы встречаем на дискотеке; ром с кока-колой или лаймом в бокалах действуют сильнее, чем музыка, рвущаяся из колонок. Танцую на шелковой ниточке, как маленький акробат, прижимаясь к партнеру, чувствую сквозь его трусы и брюки итальянского покроя, что член увеличивается, и какой-то незнакомец наблюдает за моими возбуждающими покачиваниями. И я слабею. Теряю контроль. Хочу чувствовать себя живой. «Обуздай меня!» – молю его глазами.

В действительности я ищу особенного человека, мужчину, способного в сексе выразить свои чувства. Дома у Кристиана, так и не пригубив напиток из тропических фруктов, теряю рассудок и расставляю ноги перед его массивным, но восхитительным для моих глубин жезлом. Три долгих часа я ртом ласкаю его член. Завернутая в простыни, я похожа на смешное привидение. Он говорит, что сходит с ума от удовольствия. И я поглощаю его до тех пор, пока не понимаю, что испытываю все из тех ощущений, которые собираю с детства.

Мою чувственность удерживают два затвора. От первого, смущенно сидя на биде, я быстро избавляюсь сама, а второй создает он своей опытной рукой. Он вертит мной, словно неподвижной, но возбужденной куклой, ждущей решения высшей власти.

Меня не раздражают морщинки на его лице, когда он в знак благодарности опускается к центру притяжения женского удовольствия, забывая, что глубин нужно достигать, а не покорять их. У него есть дар сверхощущения, что делает его опасным. И лишь мой взгляд одобряет то, что происходит.

А его не раздражает моя не идеально гладкая кожа, и это значит, что ничего не планировалось заранее, все идет своим чередом. Запах, который наполняет комнату, бесподобный.

– Пахнет розой, – говорит он, читая мои мысли.

И все смешивается: ром вчерашнего вечера, напиток, выпитый ночью, аромат розы на рассвете, темная бутылка «Армани» при каждом заходе в ванную, флакончик геля для душа в отеле «Мелиа де Италия», что пропитывает мою кожу, когда тайком принимаю душ, чтобы не потерять ни мига его присутствия. Эти вкусы-запахи текут по венам и насильно с адской скоростью продуцируют лейкоциты в крови.

Он терзает мои губы, потому что по-другому целоваться не умеет, и это стоит мне ранки с внутренней стороны губы. Он сосет мои губы, как пес, радующийся своему хозяину, который нашел его, и значит, никогда не бросит. Он кусает мою шею, как кот, который лишь с помощью такого ритуального действия узнает свою самку в брачный период. И я вся покрываюсь гусиной кожей.

Утром, предаваясь плотским наслаждениям, я лежу на черном ковре, оттеняющем бледность моего тела.

Мы быстро расстаемся возле моего дома, я поднимаюсь к себе, как зомби, и вдруг, сама того не желая, ощущаю себя новой Дюрас,[3] которую любовник свел с ума в пятнадцать лет, и теперь она обречена всю жизнь писать об этой страсти, испытанной в отрочестве.