Тот факт, что мы Петрограда не сдали, имеет огромное значение для отношения к нам европейского пролетариата и, рикошетом, для отношения к нам европейской буржуазии.

Европейский пролетариат не начинает своей революции именно потому, что европейская буржуазия представляет собой силу покрупнее нашей буржуазии. Есть известная инерция, косность классовых отношений, которая мешает старому рабочему классу поднять восстание против старой могущественной буржуазии. Пролетариат Европы идет к этому, но более медленным путем. Его буржуазия, пользуясь медленным развитием революции, борется с нами при помощи всех орудий и средств, которые она способна привести в движение. Правда Англия на нашу территорию не бросала своих дивизий, а только свои 15-дюймовые снаряды. Почему не бросала? – Потому что не могла. Но если не могла, то тем более не сможет дальше бороться против английского рабочего. Лондонские пролетарии, которые угрожали буржуазии всеобщей стачкой в случае продолжения войны с Россией, которые с осторожностью, с опаской спрашивали себя, будут ли они в состоянии поднять открытую борьбу против английской биржи, они скажут теперь этой бирже: «Что же, ты открыла борьбу против Петрограда, против России, обещала поджечь Балтийское море, обещала взять красный Петроград, – но не взяла. Как был Петроград городом пролетарским, таким и остался».

И чем больше мировая пресса поднимала интерес к вопросу о взятии Петрограда, тем сильнее, тем жесточе будет скомпрометирован мировой империализм в сознании мирового пролетариата, не только с моральной стороны (тут уже давно кредита нет), но и со стороны реальной военной силы. А что интерес к вопросу о судьбе Петрограда был в высокой степени напряженным, мы видим из той же буржуазной печати. Шведская газета прямо пишет: «Мировая неделя петроградской лихорадки». Взять Петроград, – писали буржуазные газетчики, – значит открыть новую главу в мировой истории. Стало быть, под Пулковскими высотами, где мы боролись с Юденичем, в этих небольших сравнительно армиях, были представлены два отряда двух величайших мировых сил: с одной стороны – мировая буржуазия, которая дала все, что могла дать в данный момент против нас; с другой стороны – европейский пролетариат, который в этот момент не мог дать ничего, кроме своих пламенных симпатий, ибо моря, пароходы, кабели и радио еще не в его руках. Борьба получила, следовательно, не только материальный, но и символический характер: это была проба сил мировой революции и мировой буржуазии. Это произошло как раз накануне второго юбилея Советской власти. Как будто история попыталась ко дню нашего праздника испытать, с одной стороны, нас, с другой – мировую биржу, этак пощупать, покачать обе стороны, крепко ли стоят на ногах. В боях под Петроградом Советская власть показала, что стоит на ногах крепко и несокрушимо. Поэтому петроградские бои получают огромное принципиальное и агитационное значение, которое скажется в ближайшие недели и месяцы.

Это не значит, что задача решена, – нет, она не решена еще даже и на Петроградском фронте, она в основе своей решена, пожалуй, только на Восточном фронте. Там противник разбит, и вся задача состоит в том, чтобы пожирать необъятные пространства до Тихого океана. Там нужно организовать и укреплять Советскую власть, но это уже задача на девять десятых не военная. На юге военная задача не решена. Не решена она еще и на северо-западе. Петроград вне опасности, это несомненно, враг надломлен, однако не сломлен еще, он отступает, но еще не бежит и, во всяком случае, еще не раздавлен. Эта задача должна быть нами выполнена, и армия Юденича должна быть раздавлена.

Войска с Петроградского фронта должны быть как можно скорее освобождены для других задач, прежде всего на Южном фронте, где перелом произошел вполне, но где нужно сосредоточить в ближайшие недели максимум сил, максимум воли и творческой энергии, ибо, как показал нам пример 7-й армии, горе нам, когда мы после крупных успехов позволяем нашей организации замирать, распускаться, расшатываться. Нам приходится потом путем невероятных усилий и многих лишних жертв наверстывать то, что мы теряем при отсутствии выдержки. К счастью, опыт чем дальше, тем больше нас закаляет и делает более упорными и систематичными в работе.

Нет никакого сомнения после всего того, что мы пережили на наших фронтах, что нашу военную задачу мы разрешим вполне победоносно. У нас, товарищи, в нашей молодой армии, уже есть превосходные кадры, есть борцы, подобных которым мы немного найдем в мировой истории. Если мы, товарищи, открыто говорим о наших недочетах и промахах, о случаях паники, то я считаю, что мы имеем право и обязаны сказать о том героизме, о том из ряда вон выходящем подъеме, который наблюдался на Петроградском фронте. Почитайте деникинские сводки, их сообщения в печати, где они говорят о том, что наши красноармейцы, наши курсанты, наши коммунисты дерутся, как они выражаются, с безумной страстностью. И это верно. Там, где на небольших участках у врага на семь человек один офицер, где третья часть вооружена автоматическим оружием, где имеются танки и автомобили и где не теряют патронов зря, где стреляют только по живой силе, – там с нашей стороны было меньше сноровки и встречались недочеты, но они с избытком восполнялись энтузиазмом и героизмом.

Белые утверждают, что у нас больше жертв, чем у них, хотя они признают, что жертв много и у них. Верно это или нет, проверить трудно. Но факт, что наша 7-я армия нанесла врагу непоправимый удар. Было много жертв. Я видел там в деле молодых рабочих и крестьян, московских и питерских курсантов. Какие борцы! Полки, прибывшие с Восточного фронта, латышский полк – какие герои! Они бросались на танки с револьвером в руке. Ротный командир латышского полка вскочил на танк с криком: «танк наш!». Это все факты, которые Юденич называет фактами героического безумия. Я верю, что при такой армии третий год Советской власти будет годом полного сокрушения наших врагов и твердого мира, обеспеченного вооруженной рукой пролетариата.

Да, я верю, что третий год будет годом мира, к которому мы так стремимся, который нам так нужен. Мы не ищем победы для победы, мы воюем потому, что нас вынуждают воевать. Мы хотим мирного хозяйственного строительства, развития и расцвета культуры. В навязанной нам войне мы видим страшную помеху нашим самым великим и святым задачам. Первый день мира принесет нам демобилизацию армии, вернет в наши ряды многие сотни тысяч пролетариев и крестьян, которых советская страна дала армии для защиты независимости и свободы трудовой республики. Они все вернутся, но они вернутся не вполне теми, какими ушли, они вернутся измененными, и в лучшую, а не в худшую сторону. То, что они там пережили, оставит в их душах глубокие рубцы и даст их воле новый стальной закал. Куда бы ни поставили в дальнейшем наших курсантов и красноармейцев – они свою работу выполнят. Мы им говорим: «враг – Юденич, разбей!» – они его бьют. Завтра, когда разобьем Юденича и Деникина и вы вернете своих бойцов к себе в тыл и скажете: «враг – это холод, голод, разруха в стране, разбей его!», – и тогда вся энергия, весь энтузиазм и самоотвержение, которое они скопили в Красной Армии, – все это пойдет на службу мирному труду, на благо нашим изголодавшимся рабочим, работницам, матерям и детям. И мы станем тогда подлинно непобедимыми, мы залечим раны нашей страны, мы обеспечим ей мир, довольство, свободное развитие и станем свободной страной в ряду других счастливых стран.

«Правда» N 251, 9 ноября 1919 г.

Петроград награжден орденом Красного Знамени, – вот кто его действительно честно заслужил! При награждении отдельных лиц всегда могут быть ошибки, случайные привилегии. Но при награждении Петрограда не было ни ошибки, ни пристрастия. Тут заслуги стоят ясно перед всей страной и перед всем миром.

Означает ли орден Красного Знамени для Петрограда право на отдых? Пока еще нет. Северная столица стоит у блокированной Балтики и с двух сторон, с запада и северо-запада, открыта сквозным ветрам империализма. Еще не заключен мир ни с Эстляндией, ни с Финляндией, и немало есть проходимцев, русских и иноземных, которые стремятся пролить кровь эстонских и финских рабочих и крестьян, ради восстановления царско-помещичьего самовластия и барышей англо-французской биржи.