Армия есть искусственная организация. Когда давление обстоятельств уменьшается, армия начинает расползаться, бдительность ослабевает, воля размягчается. В одном месте ослабеет гайка, в другом разболтается винт, – при первом серьезном толчке весь механизм начинает разваливаться.

Действующая армия должна находиться в состоянии постоянного напряжения, – иначе она не нужна вовсе. Такого напряжения в 7-й армии за последние недели не было вовсе, и петроградский пролетариат, столь широко отдающий своих сынов всем фронтам, слишком мало наблюдал за своим собственным фронтом. Когда разыгралась неудача, сперва под Псковом, потом у Ямбурга, петроградский пролетариат, видавший всякие виды и привыкший ко всем испытаниям, чуть-чуть тряхнул головой: «справимся». Но наступление Юденича развивалось. Внутренно расслабленные собственной пассивностью части продолжали откатываться. Фронт все больше придвигался к Петрограду.

Сперва передовые рабочие не верили, недоумевали: каким образом банда в несколько тысяч человек, хотя и хорошо организованная, способна угрожать великому революционному городу? Но после падения Красного Села, и особенно Гатчины, петроградский пролетариат понял, что вопрос стоит слишком серьезно. И с этого момента начинается лихорадочная работа в двух направлениях: укрепить фронт и создать условия внутренней обороны Петрограда.

Для укрепления фронта нужно подвинтить гайки там, где они ослабели. Нужно очистить войска от командиров, которые отделываются ложными оперативными донесениями насчет «давления противника», отступления «с боем» и пр., вместо того чтобы действительно вести свои части в бой, сламывать сопротивление и двигаться вперед. Командир без воли, без энергии, без стремления к победе – тряпка и дрянь, а не командир. Комиссар и вообще коммунист, который притерпелся к расшатанности своей части и терпеливо отступает вместе с нею, никуда не годен. Нам нужны стальные комиссары, олицетворяющие революционную волю рабочего класса. Бесхарактерность, вялость и дряблость руководителей влекут неизбежно деморализацию солдат. Эгоизм, трусость, шкурничество поднимают голову. Но война есть война. Для победы нужно, чтобы единицы подчинились целому. Тех шкурников, которые с этим не хотят считаться, мы должны суровой силой заставить выполнять свой долг. Затяжная война не может быть проведена и победно завершена при помощи импровизации энтузиазма, личного подъема. Она требует организации, точности, исполнительности и сурового режима.

Красный Петроград, лучшие работники 7-й армии, под давлением неудач, снова почувствовали все это со всей остротой и потребовали беспощадной расправы над всеми теми, кто нарушает единство действий, легковесно относится к воинскому долгу или не дает полного напряжения своих сил. Неряшливость, легкомыслие, леность, тем более предательство причиняют на войне смерть и гибель сотням и тысячам. Виновники подобных преступлений должны караться смертью.

Прилив в армию лучших работников и суровая расправа над худшими являются необходимым условием скорого возрождения армии.

Одновременно с этим пролетариат встрепенувшегося Петрограда решил не вверять судьбы своей красной столицы одним только полевым войскам, – он решил, если понадобится, оборонять город Октябрьской Революции в границах его собственных стен. Все рабочие и работницы, которые, по тем или другим причинам, не могут сражаться в поле, привлекаются ныне к организации городской обороны. Революционная решимость отстоять себя сочетается в этой работе с применением всех технических сил и средств, какими богат Петроград. Задача – превратить каждый квартал в бронированную часть одного грозного лабиринта – как раз по плечу передовым петроградским рабочим и успешно разрешается ими в настоящие дни и часы.

Линия фронта за истекшие сутки стала хуже. Но пролетариат Петрограда глубже понял опасность. Он хочет и может ее устранить. А это значит, что общее положение стало лучше. Через день – через два на Петроградском фронте наступит неизбежный перелом!

«Правда» N 234, 18 октября 1919 г.

(Речь в Петроградском Совете Раб., Крест. и Кр. Депутатов 19 октября 1919 г.)

Прежде всего, я считаю необходимым остановиться, хотя и в коротких общих чертах, на положении на всех наших фронтах, для того чтобы положение Петрограда уяснить себе в общей связи военных событий.

Северный фронт был наиболее спокойный, он остается таким же и теперь; там произошли, однако, события целиком в нашу пользу: оттуда эвакуировались англичане, которые перед тем долго угрожали нам. На Северном фронте вместо английского главнокомандующего – русский, белогвардеец, который в своем приказе по войскам и по области, в последних числах прошлого месяца, призывает не поддаваться панике, с одной стороны, – с другой стороны, открыто признает, что белым, после того как англичане покинули Беломорское побережье, придется, вероятно, эвакуировать Архангельск и перевести свою базу на Мурманское побережье. Стало быть, на этом участке фронта мы не можем ждать каких-либо неожиданных неприятностей, хотя, несомненно, те затруднения, которые испытывает за последнее время Петроградский фронт, поднимут наглость у остатков белогвардейщины на Северном фронте. Тов. Зиновьев указал здесь на то, что мы за последнее время переживали заминку на Восточном фронте, который последние месяцы был наиболее победоносным. На фронте, где наши войска в течение двух с лишним месяцев прошли с запада на восток около тысячи верст, несомненно, наблюдалась заминка. Она явилась не следствием какого-либо разложения или распада наших частей, она явилась в значительной мере результатом механического ослабления сил, их численности. Мы с Восточного фронта – это не тайна ни для кого – сняли не одну дивизию для других фронтов, в частности и в особенности для Южного.

Кроме того, вы знаете, что Колчак потерпел решительное поражение под Пермью и под Челябинском, оттянул остатки своих войск глубоко в тыл, там их доформировывал, преобразовывал. В течение известного периода времени наши войска Восточного фронта продвигались почти без сопротивления, и, когда они по инерции прошли еще тысячи верст, они натолкнулись на барьер, на пополненные и сколоченные остатки колчаковских войск. Точно так же, как отдельный человек, который разбежится и потом бежит по инерции и в известный момент на известном пункте, натолкнувшись на барьер, отшатнется, – так и армия, которая уже автоматически продвигалась в последние недели, без сопротивления Колчака, на известном этапе отшатнулась на несколько десятков верст назад и сосредоточилась на западном берегу Тобола. Но за последнее время она подтянула туда свои резервы и перешла в наступление по всей линии фронта. Те события, которые произошли там за последние дни, имеют для остатков колчаковской армии столь же решающее значение, какое большие бои под Пермью, под Екатеринбургом, под Челябинском имели в свое время для всей основы, для всей толщи колчаковской армии. Мы получили донесения за последние два-три дня о разгромленных начисто основных дивизиях Колчака, о захваченных у него десятках орудий, сотнях пулеметов и прочей военной добычи, о том, что враг разбит, рассыпался и отступает панически, и что наши войска победоносно продвигаются вперед по всей линии фронта. Это значит, что временная заминка там ликвидирована. При этом к чести Восточного фронта нужно сказать, что он из нового временного затруднения вышел целиком собственными силами, без поддержки остальных фронтов.

На Южном фронте картина, действительно, еще далеко не так благоприятна, как на фронте Восточном. Здесь борьба гораздо суровее, здесь силы врага несравненно многочисленнее, здесь дело идет именно не о десятках, а о сотнях тысяч солдат с обеих сторон. Как вы знаете, здесь, на Южном фронте, величайшим орудием Деникина является его богатая донская и кубанская конница. Здесь мы не могли ему противопоставить ничего равноценного, потому что конница всегда была, как я подчеркивал не раз, во всей истории наиболее консервативным, реакционным родом оружия; Дон, Кубань, степи, Астраханская и Оренбургская губернии, Тургайская область, Уральская, т.-е. наиболее отсталые части страны, являются той территорией, где выросла и воспиталась коренная русская конница. Русским же пролетариям приходится только взбираться на коня, только усаживаться в седло и обучаться кавалерийскому делу, после того как для нас стало ясно, что в гражданской войне, в подвижной, маневрирующей по преимуществу, нам необходимо создать свою собственную революционную конницу.