Итак, Германия открыла наступление. Официальным мотивом наступления является наш отказ подписать мир. Но, само собой разумеется, что ради нескольких подписей под документом о мире немцы не возобновили бы войны. Их цели иные, они формулированы в речи Леопольда Баварского: сокрушить русскую революцию, восстановить буржуазно-помещичий и монархический порядок. Они не сомневаются, что буржуазные партии России являются в этом предприятии их естественными союзниками, и они надеются, что в последнем счете получат полное одобрение со стороны буржуазии всех стран. Разумеется, если бы в нашем распоряжении была боеспособная армия, мы были бы обязаны открыть войну против Германии и вести ее в союзе с пробуждающимся к революции германским пролетариатом. Но армии мы не получили. Она уже до Октябрьского восстания была совершенно дезорганизована и истощена. Если она еще оставалась в окопах в течение последних 4-х месяцев, то благодаря тому, что мы открыли в Бресте мирные переговоры, и окопная масса увидела перед собой некоторый выход. Хаотическая украинская национализация армии, производившаяся при прямом и закулисном содействии и подстрекательстве союзных военных миссий и посольств, окончательно добила фронт. С этой жестокой реальностью мы не могли не считаться во всех наших решениях. Все представители союзных посольств, с которыми мне приходилось встречаться во время мирных переговоров в Бресте, после того заявили мне, что в их среде нет никаких сомнений в том, что если бы на месте большевиков была какая-нибудь другая партия, она давно бы уже заключила сепаратный мир, и притом на самых унизительных условиях. Если какая-нибудь партия в стране способна сопротивляться германскому империализму, то это – наша партия, – таково, повторяю, убеждение даже союзных посольств. В течение двух с половиной месяцев, опираясь на моральную силу революции, мы держали германское правительство в неизвестности относительно исхода мирных переговоров. Мы отказались от подписания мирного договора. Этим самым мы через голову германской военной цензуры и официальных фальсификаторов довели до сведения трудящихся масс Германии, что предложенный нам мир является аннексионистским, хищническим, грабительским. Наш отказ от подписания явился фактом неизмеримого агитационного воздействия, и последствия этого еще скажутся, возможно, в близком будущем. Но германский милитаризм оказался достаточно сильным внутри, или достаточно наглым, чтобы перейти в наступление. Мы заявили, что вынуждены согласиться на подписание мирного договора. Это унижение? Бесспорно. Не большее и не меньшее, чем то унижение, которому подвергаются стачечники, вынужденные пойти на условия капиталиста. Наше открытое согласие пройти через это унижение, которое было предопределено всеми предшествовавшими событиями войны и революции, наше открытое согласие вынуждает германское правительство признать столь же открыто, чего именно оно хочет: нашей подписи или уничтожения власти рабочих, крестьян и солдат в России? Этот ответ станет известен рабочим массам Германии и ее солдатам. Последние события охватывают всего несколько дней. Мы не знаем, как они отразились в Германии. Но после могущественного стачечного движения в январе, нет никакого сомнения, что разбойничье наступление Германии не пройдет бесследно для ее нынешних владык. Мы же, с своей стороны, сделали все, что могли. Мы отказывались от подписания договора, призывая тем самым германский рабочий класс немедленно поддержать нас. Обманутый и усыпленный верхами своей партии, германский пролетариат оказался еще недостаточно сильным и решительным, чтобы дать нам эту поддержку. Этим самым он вынуждает нас сделать последнюю попытку отвоевать для нашей страны мир на тех условиях, какие вытекают из сегодняшнего соотношения сил. Это согласие подписать мир, который в ближайшее время будет изменен и отменен революцией, мы изъявили совершенно открыто. До сих пор, вопреки преступной лжи буржуазной и услуживающей печати, не получилось от немцев никакого ответа. Это вполне подтверждает наше предположение, что немцам сейчас нужен не мир, а контрреволюционное сотрудничество с русской буржуазией для удушения рабоче-крестьянской революции. На этом построена вся их политика. И обнаружение этого создает новые предпосылки для внешней политики Советской власти. Мы сейчас больше, чем когда бы то ни было, далеки от готовности сдавать завоевания революции. Взорвать блок германских империалистов с русской контрреволюцией – есть первая и самая острая задача. Этот идейно уже налаженный блок мы взорвем теми же самыми средствами, какими взорвали киевскую Раду и калединский заговор, т.-е. орудиями жесточайшей репрессии и революционного террора. Австро-венгерское правительство убедилось, что на территории Украины нет другого правительства, кроме Советов. Германское правительство убедится, что, если оно хочет мира с Россией, оно должно заключить его с Советской властью. Другой нет и не будет. Советская власть будет отстаивать свои завоевания всеми средствами, какие имеются в распоряжении народа, который чувствует и сознает, что история поставила вопрос о его жизни и смерти. Первые проявления паники быстро пройдут. Сознательные дезорганизаторы и деморализаторы будут подавлены железной рукой. Мы шли к миру, сламывая все препятствия, все условности, все сопротивления. Если мы не получим мира, мы еще более решительные методы применим на пути войны. Нет и не будет таких жертв, на которые мы не пойдем. Германский рабочий класс узнает, поймет, что дело идет одновременно со спасением русской революции и о спасении чести германского трудящегося народа. История подвергла сейчас немецкий пролетариат величайшему испытанию. Мы не сомневаемся, что он это испытание выдержит. Нашим непримиримым сопротивлением разбойничьему натиску германского милитаризма мы, через голову предательских вождей немецкого пролетариата, бросаем клич самой массе, вооруженной и невооруженной, о поддержке. Мы знаем, мы не сомневаемся, что этот клич будет услышан.
«Известия ВЦИК», 24 (11) февраля 1918 г. Л. Троцкий. СООБЩЕНИЕ О ПРИНЯТИИ ЦИКОМ ГЕРМАНСКИХ УСЛОВИЙ МИРА (Берлин, Вена, София и Константинополь) Согласно принятому Центральным Исполнительным Комитетом Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов решению, состоявшемуся 24 февраля в 4 ч. 30 м., Совет Народных Комиссаров постановил принять предъявленные германским правительством условия мира[122] и направить делегацию в Брест-Литовск для подписания мирного договора.[123] Председатель Совета Народных Комиссаров Вл. Ульянов (Ленин). Народный Комиссар по иностранным делам Л. Троцкий. Л. Троцкий. МИР ПОДПИСАН[124] (Извещение) Всем, всем! Сегодня, в 7 часов утра, получено официальное извещение о том, что наша мирная делегация подписала вчера, 3 марта, в 5 часов дня мирный договор с Германией и ее союзницами. Делегация сейчас должна находиться на пути в Петроград. Текст мирного договора будет опубликован немедленно по возвращении делегации. Ратификация, т.-е. окончательное утверждение мирного договора, назначается на 17 марта и зависит от Всероссийского Съезда Советов Крестьянских, Рабочих, Солдатских и Казачьих Депутатов, который, согласно решению Центрального Исполнительного Комитета, соберется в Москве 12 марта. Председатель Совета Народных Комиссаров Вл. Ульянов (Ленин). Народный комиссар по иностранным делам Л. Троцкий. «Известия ВЦИК», 5 марта 1918 г. Л. Троцкий. ВТОРАЯ ВОЙНА И ПОДПИСАНИЕ МИРА[125] Германское правительство в первые дни после разрыва мирных переговоров колебалось, не зная какой избрать путь. Политики, дипломаты считали, что главное достигнуто, что нет основания гоняться за нашими подписями. Военные готовы были во всяком случае взорвать рамки, намеченные немецким правительством в Брест-Литовском договоре. Профессор Кригге, советник немецкой делегации, говорил одному из членов нашей делегации, что о наступлении немецких войск на Россию при создавшихся условиях не может быть и речи. Граф Мирбах, стоявший тогда во главе немецкой миссии в Петрограде, уехал в Берлин с заверением, что соглашение относительно обмена военнопленных достигнуто. Все это нисколько не помешало генералу Гофману объявить перемирие законченным, при чем семидневный срок исчислялся им задним числом с момента последнего заседания в Брест-Литовске.[126] Было бы поистине неуместным расточать здесь нравственное негодование по поводу этого бесчестия: оно как нельзя лучше укладывается в общие рамки дипломатической и военной морали господствующих классов. вернутьсяГерманские условия мира прибыли 22 февраля. По сравнению с условиями, предъявленными перед разрывом переговоров, они представляли собой значительное ухудшение. Главнейшие дополнения, включенные в условия, заключались в требовании очищения Эстляндии и Лифляндии от Красной Гвардии и русских войск с последующим занятием их немецкими войсками, а также вывода Красной Гвардии и русских войск из Украины и Финляндии и подписания мира с центральной Радой. (Текст германских условий мира см. в приложении N 10.) Условия должны были быть приняты в течение 48 часов (срок ультиматума истекал 24 февраля в 7 час. утра). Советская делегация должна была немедленно выехать и подписать мир в трехдневный срок. вернутьсяЗаседание ВЦИК началось вечером 23 февраля и продолжалось до утра. Постановление должно было быть вынесено в ту же ночь, так как в 7 час. утра кончался срок ультиматума. Решение было принято большинством в 126 голосов против 85 при 26 воздержавшихся. Левые эсеры голосовали против. В состав советской делегации были назначены: Сокольников (председатель), Г. И. Петровский, Г. Чичерин и Л. Карахан (секретарь). Кроме того поехали: в качестве политического консультанта – А. Иоффе и в качестве военных консультантов – контр-адмирал В. Альтфатер, кап. В. Липский, генерал Данилов и проф. Андогский. вернутьсяСоветская делегация выехала из Петрограда 24 февраля. Железнодорожное сообщение с Псковом было уже прервано, и членам делегации пришлось часть пути проехать на дрезине, часть – пройти пешком. Поезд для проезда делегации в Брест-Литовск прибыл лишь на другое утро. Первое заседание мирной конференции состоялось 1 марта под председательством немецкого представителя фон-Розенберга, начавшего вступительное слово с напоминания о том, что «в нашем распоряжении только три дня». Еще до этого заседания советская делегация обратилась к Розенбергу с предложением, ввиду возобновления мирных переговоров, прекратить наступление. Предложение это было отклонено от имени верховного командования. Немцы боялись повторения картины прежних переговоров. Советской делегации не оставалось ничего, кроме немедленного подписания мира: тянуть больше нельзя было. Предъявленный 1 марта окончательный текст германских условий мира представлял собой еще дальнейшее ухудшение по сравнению с ультиматумом 21 февраля; в частности, Турция предъявила притязания на области Карса, Ардагана и Батума (см. прил. N 11). При таком положении делегация отказалась от работы в комиссиях и от каких бы то ни было попыток смягчения условий. В интересах советской делегации было во что бы то ни стало избежать такого положения, при котором договор мог бы рассматриваться, как продукт соглашения. Нужно было, наоборот, добиться того, чтобы весь мир видел в нем акт империалистического насилия. Поэтому председатель советской делегации тов. Сокольников, отказавшись от какого бы то ни было обсуждения договора, огласил декларацию, заключавшую в себе два заявления. Одно касалось ухудшения условий по сравнению с ультиматумом 21 февраля; другое содержало в себе общую оценку империалистической политики Германии. Составленное в весьма резких выражениях, оно кончалось следующими словами: «Рабоче-крестьянское правительство Российской Республики не в силах противостоять вооруженному наступлению германского империализма и, во имя спасения революции, вынуждено принять предъявленные ему условия. Мы, уполномоченные нашим правительством, готовы немедленно подписать мирный договор, отказываясь от всякого его обсуждения, как совершенно бесполезного при создавшихся условиях». Договор был подписан без всяких изменений 3 марта в 5 час. 50 мин., и в тот же день делегация выехала обратно в Петроград. В 2 часа того же дня генералом Гофманом было отдано распоряжение о приостановке военных действий против России. 16 марта мирный договор был ратифицирован IV чрезвычайным Съездом Советов. 17 марта он был принят германским союзным советом, а 18–22 марта германским рейхстагом, единогласно против независимцев. Пресса военной партии торжествовала, подчеркивая, что благополучной развязкой на востоке Германия обязана не дипломатическим талантам Кюльмана, а военному гению Людендорфа. Последний обещал не позже июля разгромить французскую армию. Как известно, это обещание оказалось выполнить труднее, чем наступать на истощенную Россию, и германскому империализму пришлось очень скоро подписать свой Брест. вернутьсяСтатья представляет собой последнюю главу из брошюры «Октябрьская революция» (брошюра в остальной своей части помещена во 2-й ч. III тома Собр. соч.). Настоящая глава написана, примерно, в мае – июне 1918 г. и предназначена, как и вся брошюра в целом, для информации западно-европейских рабочих о положении в России. вернутьсяПервый пункт условий перемирия, заключенного 15/2 декабря 1917 г., гласил: «Перемирие начинается в 14 часов 4 декабря 1917 г. (12 час. 17 декабря н. ст.) и продолжается до 14 часов 1 января 1918 г. (12 час. 14 января 1918 г.). Договаривающиеся стороны имеют право, начиная с 21 дня перемирия, отказаться от него с предупреждением о том за 7 дней до возобновления военных действий; если отказа не последует, то перемирие автоматически продолжается, пока одна из сторон не откажется от него с предупреждением за 7 дней». Несмотря на то, что в декларации советской делегации о разрыве мирных переговоров от 10 февраля заключалось сообщение о демобилизации русской армии, германское командование и германская дипломатия придали этой декларации такое толкование, что она представляет отказ от возобновления перемирия. На возможность такого толкования указал в своем ответном слове Кюльман в том же заседании 10 февраля в следующих словах: «Анализируя создавшееся положение, я прихожу к выводу, что представленные здесь Германия и Австро-Венгрия и не присутствующие на этом заседании их союзники находятся в настоящий момент в состоянии войны с Россией. На основании договора о перемирии военные действия, несмотря на продолжающееся состояние войны, пока прекращены; при аннулировании же этого договора военные действия автоматически возобновятся. Если память мне не изменяет, договор о перемирии предусматривает, как конечную свою цель, заключение мира. Но если мирный договор не будет заключен, то, очевидно, самый договор о перемирии теряет свое значение, и, по истечении предусмотренного в нем срока, война возобновляется. То обстоятельство, что одна из сторон демобилизует свои армии, ни с фактической, ни с правовой стороны ничего не меняет в данном положении». Когда впоследствии германское командование решило перейти в наступление (см. примечание 100), оно и придало декларации советской делегации именно такое толкование, при котором, следовательно, предусмотренный условиями перемирия семидневный срок истекал 17 февраля. |
