Какие же причины могли помешать перенесению мирных переговоров в нейтральную страну? В своем объяснении г. председатель германской делегации имел в виду, по-видимому, ту речь, которую г. рейхсканцлер произнес в главном комитете рейхстага по этому вопросу.
Отметив технические трудности перенесения переговоров в нейтральную страну, – трудности, которые, по нашему мнению, могли бы быть при доброй воле обоих сторон без труда преодолены, – г. рейхсканцлер заявил, что «махинации Согласия могут поселить раздор и недоверие между делегатами российского правительства и нами, найдя там новую для этого почву».
Ту же самую мысль развил г. председатель австро-венгерской делегации в своем вчерашнем заявлении.[14]
Поскольку мы теперь оказываемся перед необходимостью оценить этот довод, мы считаем полезным прежде всего напомнить, что забота об охранении российского правительства от вредных махинаций должна целиком ложиться на само же российское правительство.
Мы говорим это с тем большим правом, что революционная российская власть в достаточной мере обнаружила свою независимость по отношению к дипломатическим махинациям, за которыми всегда скрывается стремление к угнетению трудящихся масс.
Нашу борьбу против войны мы начали в тот еще период, когда царские войска победоносно наступали в Галиции; эту борьбу мы вели независимо от менявшихся стратегических ситуаций, через все препятствия, отметая все махинации, откуда бы они ни исходили. Став у власти, мы выполняем то, что обещали, когда находились в оппозиции.
Мы опубликовали тайные договоры[15] и категорически отвергли их, поскольку они противоречат интересам затрагиваемых ими народов и социалистической морали. Опубликование тайных документов мы продолжаем и сейчас. Ни одна из стран, как союзных, так и враждебных, к сожалению, до сих пор не последовала за нами по этому пути открытой и действительной борьбы с дипломатическими махинациями.
Мы вступили на путь переговоров о перемирии, игнорируя предупреждения, угрозы и махинации союзных посольств в Петрограде. Мы подчинялись лишь нашей социалистической программе.
Мы отвечали и отвечаем суровыми репрессиями на все попытки контрреволюционных махинаций со стороны союзных дипломатических агентов в России, имеющих целью сорвать мирные переговоры.
Мы решительно не видим оснований полагать, что дипломатия Согласия могла бы на почве нейтральной страны оперировать против мира с большим успехом, чем в Петрограде.
Что касается заподозренной г. статс-секретарем «искренности» нашего стремления к миру, то мы полагаем, что в этой области вопрос разрешается не психологическими догадками, а фактами. Искренно стремится к миру тот, кто готов сделать все необходимые выводы из права наций на самоопределение.
Наше отношение к делу мы показали в вопросах о Финляндии, Армении и Украине.[16] Противной стороне остается показать свое отношение хотя бы только на оккупированных областях.
И если г. председатель австро-венгерской делегации, граф Чернин, выражает свое опасение по поводу того, что правительства Англии и Франции предпримут все от них зависящее, «как открыто, так и за кулисами», чтобы воспрепятствовать заключению мира, – то мы считаем уместным разъяснить, что наша политика обходится вообще без кулис, так как это орудие старой дипломатии радикально упразднено русским народом, наряду со многими другими вещами, в победоносном восстании 25 октября.
Все эти заподазривания нас в участии в англо-французских интригах, дополняющие лондонские и парижские инсинуации о наших тайных соглашениях с Берлином, отметаются нами с той решительностью, на которую нам дает право наша политика, руководящаяся не случайными комбинациями, а основными историческими интересами трудящихся классов всех стран.
Если мы, таким образом, не усматриваем ни одного технического или политического обстоятельства, которое действительно связывало бы судьбу мира с Брест-Литовском, как местом переговоров, то мы не можем, с другой стороны, пройти мимо того аргумента, который на вчерашнем заседании не был назван по имени, но который освещает собой все другие аргументы и который с достаточной яркостью был выдвинут в речи г. рейхс-канцлера. Мы говорим о той части речи, где, наряду со «справедливостью и лояльной совестью», имеется ссылка на «могущественное положение» Германии.
Милостивые государи, у нас нет ни возможности, ни намерения оспаривать то обстоятельство, что наша страна ослаблена политикой господствовавших у нас до недавнего времени классов.
Но мировое положение страны определяется не только сегодняшним состоянием ее технического аппарата, но и заложенными в ней возможностями, подобно тому, как хозяйственная мощь Германии не может измеряться одним лишь нынешним состоянием ее продовольственных средств.
Широкая и дальновидная политика опирается на тенденции развития, на внутренние силы, которые, раз пробужденные к жизни, проявят свое могущество днем раньше или позже.
Подобно тому, как великая реформация XVI столетия и великая революция XVIII столетия вызвали к жизни творческие силы германского и французского народов, так и наша великая революция, на более высокой мировой технической и культурной ступени, пробудила и раскрыла творческие силы нашего народа.
Наше правительство во главе своей программы написало слово «мир», но оно в то же время обязалось перед народом подписать только справедливый демократический мир.
Наш народ исполнен величайшего уважения к трудовым массам Германии, на которых держится вся германская культура. Через посредство тех партий, которые поставлены нашей революцией у власти, наш народ издавна научился высоко ценить немецкий рабочий класс, его организации, его дух международной солидарности.
С чувством глубокой симпатии относится наш народ и к народам Австро-Венгрии, Турции и Болгарии. Эти ужасные годы войны, самой жестокой и самой бессмысленной из всех войн, не только не ожесточили сердца наших солдат, но, наоборот, создали новую связь между нашими солдатами и солдатами неприятельских армий, связь общих страданий и общих стремлений к миру.
Именно поэтому всероссийские съезды русских рабочих, крестьян и солдат открыто протянули руку примирения народам, находящимся по ту сторону окопов.
С нашей стороны ничто не изменилось. Мы по-прежнему хотим скорейшего мира, основанного на соглашении народов.
В этих условиях отказ г. г. представителей германского, австро-венгерского, турецкого и болгарского правительств перенести переговоры в их нынешней стадии из областей, оккупированных немецкими войсками, в нейтральную страну, обеспечивающую элементарнейшее равноправие сторон, вряд ли может быть объяснен иначе, нежели стремлением названных правительств или влиятельных аннексионистских кругов идти путем, основанным не на принципах соглашения народов, а на так называемой «карте войны». Это стремление является одинаково пагубным как для русского, так и для германского народа, ибо карты войны меняются, а народы остаются.
Еще до вчерашнего заседания мы опровергали тенденциозное утверждение захватнической части германской печати, что в вопросе о месте переговоров позиция германского правительства ультимативна.
Мы считали, что в вопросе о том, где обе стороны должны вести переговоры, не может быть места ультиматумам, а может быть только добросовестное деловое соглашение.
Мы ошиблись. Нам поставлен ультиматум: либо переговоры в Брест-Литовске, либо никаких переговоров. Этот ультиматум может быть понят только в том смысле, что правительства или те элементы Четверного Союза, которые ведут политику захватов, считали бы более благоприятным для этой политики разрыв переговоров по формальным техническим вопросам, нежели по вопросу о судьбе Польши, Литвы, Курляндии и Армении. Ибо нельзя не признать, что разрыв переговоров, вызванный ультиматумом по техническому поводу, чрезвычайно затруднил бы народным массам Германии и ее союзниц действительное понимание причин конфликта и облегчил бы работу тех официальных захватнических агитаторов, которые пытаются внушить германскому народу, будто за прямой и открытой политикой российской революционной власти стоят английские или иные режиссеры.