После того разыгралась революция, и в первые недели ее была кадетская власть. Кадеты – помещики и капиталисты – требовали, во имя своих барышей, восстановления свободной торговли, но кадеты, входившие в правительство, не могли этого сделать, ибо знали, что такая мера создаст в стране полный голод, вырождение народных масс, гибель. Даже кадетский министр Шингарев оказался вынужденным утвердить и проводить монополию на хлеб.[267] Потом к власти, голосами доверчивых и еще неопытных масс, пришли Керенский, правые эсеры и меньшевики. Что же они решили делать в области продовольствия? Отменили они монополию на хлеб? Нет, находясь в тисках нужды, в тисках продовольственной нищеты, они также были вынуждены поддерживать хлебную монополию.

И после того как даже буржуазная любовь к конкуренции, свободной торговле и спекуляции была принуждена подчиниться интересам государства, нам смеют говорить: отмените хлебную монополию и установите свободную торговлю, или, как говорят другие: если вы не хотите отказаться от хлебной монополии и ввести свободную торговлю, так, по крайней мере, повысьте цены на хлеб. Такие слова, такие речи я слышал не только от спекулянтов, кулаков, мародеров, крупных и мелких лавочников, но и от некоторых людей из рабочей среды. Их не может, конечно, не приводить в отчаяние голод, жалкий паек плохого хлеба, и они ищут выхода, но ищут его на ложном пути.

Если бы сейчас Советская власть объявила хлебную монополию упраздненной и открыла бы вольную продажу хлеба, к чему бы это привело? Это значило бы, что сейчас же все мародеры, спекулянты и крупные мешечники устремились бы на Дон, на Кубань, на Терек, в Западную Сибирь и там, как черви на труп, набросились бы на хлебные запасы. Цена на хлеб повысилась бы до 10, 25, 50, 100 и более рублей за пуд. В течение одной недели цены увеличились бы в 5, 10 раз.[268]

Это не все! Для перевозки хлеба к нам нужны вагоны, и вот началась бы борьба за вагоны. Спекулянты боролись бы между собой, и пошел бы невероятно подлый разврат, взяточничество, подкупы, ожесточенная конкуренция; в результате пуд хлеба, дойдя до Москвы, стоил бы 200, а, может быть, и более, рублей.

Конечно, буржуазия имела бы возможность получать хлеб для себя в большем количестве, да, впрочем, она и теперь может платить огромные деньги за добавочный хлеб; но для трудящихся масс хлеб стал бы окончательно недоступным; рабочий должен был бы совершенно отвыкнуть от него, просто забыть, что такое хлеб, каков его вкус. У рабочего, изголодавшегося на четверке или восьмушке, при отмене хлебной монополии хлеб исчез бы совершенно со стола.

Но, выслушав эти доводы, с нами не соглашаются и говорят: тогда повысьте, по крайней мере, цены на хлеб. А кому на руку повышение хлебных цен? Кулакам! Почему кулак не дает хлеба стране? Да потому что каждый из кулаков, – а кулак не дурак, – рассуждает так: «Выгоднее выдержать хлеб в подполье, ибо до революции были одни твердые цены на хлеб, потом Керенский увеличил их вдвое, а теперь, быть может, увеличат вчетверо». И если бы мы, действительно, повысили цены на хлеб, кулак тогда сказал бы: «Пускай московский и питерский рабочие поголодают еще месяца два, и тогда они за хлеб дадут в пять, в шесть раз дороже, чем теперь». И кулак со своей грабительской точки зрения окажется прав, если будет хлеб прятать в амбарах, а то и в землю закапывать. В деньгах он не нуждается – бумажных денег у него накопилось такое количество, что теперь во многих местах кулаки ассигнации не на рубли, а на фунты считают и, засмолив их в бутылках, зарывают в землю.

Вот почему кулаки могут и будут брать рабочий класс измором. Они хорошо знают, что, если после одной-двух недель свободной торговли хлебом у рабочего не будет и того жалкого пайка, какой он имеет сейчас и какой, путем правильной продовольственной политики, может быть увеличен, тогда в городах будут происходить бунты, вспыхивать возмущения, в результате которых, авось, потонет в потоках крови голодных волнений Советская власть и восстановится господство буржуазии. Политика же буржуазии и ее опоры – крепкого кулачества – в этом и заключается. В первую очередь она направлена на то, чтобы, использовав продовольственный кризис, свергнуть, сломить, взять измором рабоче-крестьянскую Советскую власть. Вот почему их газеты и агенты, их агитаторы и подголоски, все равно, как они там называются – правые эсеры или меньшевики, – усердно распространяют версию, что голод-де создала Советская власть.

Слепцы и клеветники, они забыли, что мы, коммунисты, марксисты, предсказывали имущим классам у самого порога нынешней войны! А мы предсказывали, что она будет войной народов, которая приведет их на край гибели, породит неслыханные хозяйственные бедствия. Мы напоминаем наши предвидения: «Вы должны будете бросить в бой, – говорили мы капиталистам, – цвет европейского населения, оторвав его от производительного труда, и вы заставите и оставшихся трудиться только для уничтожения ценностей, вы разрушите богатейшие хозяйства, и через два-три года наступит невероятный голод по всей Европе». Революционный марксизм рисовал капитализму такие картины не только перед самой мировой войной, но и задолго до нее.

Август Бебель, который умер незадолго до этой войны, на одном из международных социалистических съездов в Копенгагене,[269] где мне пришлось присутствовать, произнес речь, в которой нарисовал пророческими чертами будущую мировую войну и ее последствия. Он сказал тогда. «Вы, господа буржуа, подготовляемой международной войной вызовете злого духа, которого не сможете вновь заклясть, который вас и погубит!..»

А теперь, когда наши предсказания исполнились, когда на плечи рабоче-крестьянской власти легло тягчайшее бремя преступлений царей, имущих классов и их приказчиков, враги народа говорят: «во всем виновата Советская власть, и голод создала она»… Позвольте же спросить: Разве господа буржуа не пытались справиться с задачей власти? Ведь власть была в руках царей, буржуазии, правых эсеров и меньшевиков, и разве не они в итоге своих великих дел оставили нам в наследство эту разруху? Как же после этого они смеют вопить, что «лишь одна Советская власть заставляет рабочих голодать, только она не может справиться с разрухой, – долой Советскую власть!»

«Знайте, – заявляем мы в ответ, – трудно, очень трудно сейчас Советской власти, но, несмотря на все тяжести, на все бедствия, рабочие и крестьяне власти из рук своих не отдадут!»

Буржуазия хитра. Она знает, что рабочий, трудящийся человек, не привык к господству, не привык к власти, а трудностей много. И, учитывая это, буржуазия нашептывает рабочему: «Власть не твоего ума дело; твое призвание вывозить телегу из грязи, а управлять – это священная обязанность капиталистов, помещиков, профессоров, адвокатов». Понятно, такие речи заставляют рабочего человека колебаться. Может быть, и впрямь рабочий класс взял обязанности невмоготу? Может быть, и в самом деле, чтобы держать власть, нужны такие качества, которые, так сказать, самой природой даются буржуазии для управления народными массами, и не нужно ли, чтобы рабочие и крестьяне покорно сгибались перед ней и смывали грязные следы ее? И если, в действительности, мы поверим в нашу неспособность управлять государством, мы погибнем. Дух потеряем – погибнем!

Трудный момент сейчас! Буржуазия хитра; она на страже, она мобилизует против нас свои силы – деревенских кулаков, т.-е. сельскую буржуазию, внушает им через свои газеты, через своих агитаторов: «Не давайте городам хлеба, придержите, придержите его. Возьмем Питер, Москву голодом, надломим дух у рабочего класса; тогда мы голыми руками возьмем его и вернем нашу старую власть – власть богатых над бедными».

Кулаки – передовой отряд контрреволюции, вся надежда буржуазии зиждется на кулаках. Вот почему можно твердо сказать, что сейчас главными врагами города и деревенской бедноты являются кулаки, которые прячут в своих закромах и амбарах сотни и тысячи пудов хлеба, в то время как в городах и деревнях голодают, умирают от голодного тифа рабочие и крестьяне и умирают их дети.