С новым подъемом промышленности в 1903 г. началась волна забастовок рабочих, доведенных до крайности нищетой. Требования были чисто экономическими, хотя нефтяники Баку выдвигали и политические требования: право на забастовки, признание независимых профсоюзов. В 1903 г. бастовало свыше 200 000 рабочих. Забастовки сопровождались демонстрациями, как, например, в Златоусте, Киеве, Николаеве, Одессе. Демонстрации вызывали столкновения с полицией или войсками и жестоко подавлялись. Однако до воскресения 9 января 1905 г. рабочие продолжали считать Государя арбитром в споре с предпринимателями и даже защитником. В это время в Петербурге огромное влияние в рабочей среде приобрел Гапон Г. А., священник, пламенный оратор и харизматическая личность. Организованная им забастовка на Путиловском заводе распространилась на другие предприятия города и охватила 200 000 человек. Гапон составил от имени рабочих петицию Царю, под которой подписалось 150 000 человек. Текст петиции содержал описание бесправия рабочих и по тону своему был трогательной мольбой к Царю-заступнику о помощи (272). Надо заметить, что к этому дню Россия пережила множество террористических актов. Из мемуаров Савинкова известно два варианта подготовки покушения на Царя. Помимо эсеров теракты готовили максималисты и анархисты. Предупрежденный полицией о шествии рабочих, Царь покинул столицу и с семьей отправился в Царское Село. Дальнейшее известно. Мирная процессия рабочих с женами, детьми и стариками, с хоругвями, иконами и царскими портретами, несшая злополучную петицию Царю, была расстреляна войсками на Дворцовой площади С.-Петербурга. Стрельба продолжалась по бегущим на Невском проспекте у Казанского собора, на Морской и Гороховой улицах, на Нарвской и Невской заставах, на Выборгской стороне. Было убито более 1000, ранено около 2000 человек. Среди убитых оказалось несколько полицейских, сопровождавших религиозную процессию и не подозревавших о расстреле, и священников. Ответственным за бойню был В. Кн. Владимир Александрович, командующий войсками Петербургского военного округа. Таково мнение Герасимова А. В., шефа политической полиции России в 1906–1908 гг. (62). Радзинский считает, что эта трагедия была спровоцирована спецслужбами с целью дискредитировать слабого Государя и заменить его более сильной личностью, например В. Кн. Николаем Николаевичем, либо попугать его и заставить сдвинуться вправо (219).

В этот день Царь записал в дневнике: «9 января 1905 года. Тяжелый день! В Петербурге произошли серьезные беспорядки… вследствие желания рабочих дойти до Зимнего дворца. Войска должны были стрелять, в разных местах города много убитых, раненых. Господи, как больно и тяжело! Мама приехала к нам из города прямо к обедне. Завтракали со всеми. Гулял с Мишей. Мама осталась у нас на ночь». На следующий день 10 января: «Завтракал дядя Алексей. Принял депутацию уральских казаков, приехавших с икрой. Гуляли. Пили чай у мамы…» Николай сохранял хладнокровие истинного монарха! Ну, постреляли ребята немного, чего не бывает. Бабы новых народят!

Отец Георгий (Гапон) обратился к рабочим с гневным призывом: «Родные, кровью спаянные братья! Невинная кровь пролилась! Пули царских солдат… прострелили царские портреты и убили нашу веру в царя. Так отомстим же, братья, проклятому народом царю и всему его змеиному отродью, министрам и всем грабителям несчастной земли русской! Смерть им!» Лучше Гапона говорил только «вождь мирового пролетариата», который по этому поводу пророчески изрек: «Пролетариат еще поговорит с царем иным языком!» (156).

Справедливо считается, что Гапон был агентом полиции. Однако после ухода Зубатова он был предоставлен самому себе, вышел из-под контроля и действительно вообразил себя борцом за народное счастье. Известны случаи, когда революционеры меняли свои убеждения и сотрудничали с полицией. Здесь имела место противоположная ситуация. На какое-то время агент полиции стал революционером и героем 9 января. Гапон шел в первых рядах шествия и первым рисковал жизнью. После расстрела толпы он скрывался на квартире М. Горького. Еще зимой 1906 г. Гапон был самым популярным лидером в рабочей среде. 22 марта 1906 г. он был разоблачен эсером Рутенбергом П. М. в присутствии рабочих и повешен ими в пустующей даче в Озерках.

Кровавое воскресенье губительнейшим образом отразилось на авторитете Николая II и самодержавия. Была потеряна возможность примирить труднопримиримое, «утрясти» классовые проблемы сверху, монархом — отцом всей нации. Дальнейшие события приобретут бескомпромиссный характер. Прежде чем шагнуть в революцию 1905 г., отметим следующие важные обстоятельства.

Новой социальной группой в России начала XX века было студенчество. Надо отдать должное царскому правительству, которое поддерживало стремление к учебе в университетах молодых людей из бедных слоев. Из 4017 студентов столичных университетов 1957 были детьми неимущих родителей, причем 847 из них получали стипендию. Конфликт возник из-за полицейского произвола в отношении студентов С.-Петербургского университета. Студенты потребовали неприкосновенности личности, публикации всех касающихся их мер, отмены старого закона о призыве в армию исключенных студентов. Ректор университета ответил им, что «райские птицы, которым дается все, что они просят, не обитают в нашем климате». Студенты устроили демонстрацию у Казанского собора. Их поддержало своей забастовкой 25 000 рабочих. Университет был закрыт, все студенты исключены. После открытия университета принято было обратно 2181 студентов из 2425. Николай II осудил студентов, заявив, что они должны учиться, а не демонстрировать. Брожение не утихло, и 14 января 1901 г. бывший студент Карпович П. В. убил министра просвещения проф. Боголепова Н. П. Это бессмысленное преступление, восторженно встреченное студенчеством, открыло серию террористических актов со стороны революционных сил и ответных действий правительства. Участия студентов-евреев в указанных беспоряках отмечено не было ввиду, скорее всего, их отсутствия в столичном университете. После этих событий значительная часть студенчества стала в оппозицию царскому режиму. В 1902 г. произошел подпольный студенческий съезд с яростными дискуссиями эсеров и либералов. Небольшая часть студентов-экстремистов пошла в террор, в боевую организацию эсеров. Через 5 лет в университетских городах черты оседлости евреев — Киеве, Одессе, Нежине студенты-евреи стали основной взрывчатой силой. В революционной смуте этих городов, особенно после Манифеста 17 октября 1905 г., они приняли активнейшее участие, являясь, как утверждали правые, ее «спинным хребтом» (294). В целом же студенчество России не разделялось по национальному признаку. Великие идеи, в том числе социалистические, распространялись транснациональным образом, подобно религиозным, пацифистскому, феминистскому и другим движениям.

К началу войны с Японией Николаю II было без малого 36 лет, из коих он 8 лет после коронации правил страной. 8 лет — небольшой срок для того, чтобы стать профессионалом в каком-либо деле, а тем более в руководстве Россией. Пусть читатель оглянется на собственный опыт и признает справедливость сказанного. Конечно, Государь прошел за это время большой путь. Это уже не тот молодой человек, который когда-то на вопросы Витте отвечал: «Спросите у мамы». Он почти преодолел комплекс застенчивости. Теперь это очень сдержанный, вежливо слушающий собеседника, внимательно следящий за формулировками, никогда не повышающий голос, подтянутый и аккуратный человек. Он преодолел и комплекс неполноценности по отношению к своим напористым и властным дядьям. Теперь он добивается от них того, что ему нужно, и делает это в своей манере: спокойно, не повышая голоса. Тогда, в начале пути, он тяготился государственными делами, уделяя им 2–3 часа в день. Теперь он работает по многу часов, вдаваясь во все детали и мелочи управления, излишне замыкая на себя второстепенные вещи. Он всегда немногословен. Немногословен, как его дневник. Историки, изучавшие личность царя по его дневнику, часто употребляли слово «посредственность». Фактически это не так. Он не был книжником и пишущим человеком, поэтому его дневники сухи. Откровенничал он лишь с матерью и Аликс. Его жизнь была заполнена семьей и царскими заботами. Николай общался с огромным количеством людей — от солдат до королей, и никто из них не назвал его посредственностью. Правда, Деникин А. И. пишет, что Царь «без всякого сомнения человек застенчивый, вне привычной среды, видимо, затруднялся в выборе тем для разговоров» (87). Однако общение Деникина с Николаем II было кратковременным, на приеме присутствовало множество офицеров, и найти с каждым индивидуальную тему разговора, как старался Государь, было действительно трудно. Это уличные ораторы общаются сразу со всей толпой. Николай не обладал этим даром, и ему это было не нужно. Он был не ритор, но Царь. Как личность он действительно не стал ярким человеком, возможно, из-за своей скрытности и, возможно, из-за бремени рутинной работы. Но он не был и посредственностью.