— Меня не интересует, где ты был утром! Что ты в 2:15 делал у ворот, черт тебя дери? — в голосе Филиппа появились ноты неприкрытой жестокости.
— Он водил меня гулять, — вдруг вступилась Тамара. — Я хотела гулять. Орион отвел меня на улицу, и мы играли в кошек.
Филипп поперхнулся. Девочка хлопала синими невинными глазками.
— Хочешь, мы с тобой тоже поиграем в кошек, — продолжала она. — Выключи свет, и я буду кошкой. А ты меня ищи, давай?
— В другой раз, детка, — Филипп выжал из себя улыбку, не замечая, как Орион кусает губы, чтобы сохранить внешнюю серьезность.
Накал страстей в кабинете потух.
— Доктор Жулавский, я могу идти? — тоном деловитой неотложности спросил Глеб.
— Вали, работай, — махнул рукой Филипп.
Еще немного, и он отдал бы тоже распоряжение и Ориону, но тут дверь открылась, и Анна поспешно вошла к брату.
— Привет, — походя объявила она. — Фил, ты не вызывал Стаса? Его нигде не видели, из комнаты он не отвечает. Я не… — и тут ее взгляд натолкнулся на «доктора Потемкина». — Глеб?!
Имя сорвалось вопреки воле. Анна замерла, сообразив, что сделала несусветную глупость.
— Кто? Погоди-ка, откуда ты его знаешь? — Филипп привстал. Удивление, смешанное с тревогой, медленно перерастало в очевидный вывод: его ловко водили за нос. — Орион! Ты… — он уставился на Глеба. — Это тот самый?! Да я тебя деактивирую, паршивец! Ты меня уверял, что этого супермена убили, а труп сожгли! Какого черта этот «труп» шляется у меня на базе?!
У Анны был такой жалкий вид, что Глеб поспешил перейти в наступление.
— Сделать из меня «труп» не так-то просто, — он уверенно шагнул к доктору Жулавскому. — Я решил, что вам понадобится моя помощь, раз вы взялись продолжать дело моего создателя.
Глеб покосился на Ориона.
Что ты делаешь?! — было написано на его лице.
Все нормально, угомонись, — ответил взгляд Глеба.
И он продолжал вслух.
— Я последний индивид Алексея Жулавского. Я знаю, вы стремитесь сохранить знания людей и передать их новым поколениям. Я готов играть на вашей стороне.
Тамара зашебуршилась возле кресла. Смеяться нельзя, но ей было так весело!
Филипп вытаращил глаза.
— Ты… ты Анубис! Я был прав! Все боги Египта!.. Я должен подумать. Всё. Всё. Я должен подумать… Он воссоздавал богов Египта! Светлый Сириус, звезда Исиды! Следующей будет Исида!.. Тамара, ты помнишь сказку, которую я тебе рассказал? Ты помнишь?
Девочка поднялась в полный рост и торжественно кивнула.
— Я помню.
— Нарисуй Исиду. Умоляю, нарисуй Исиду!
— Я нарисую.
Тамара гордо проследовала к выходу и дернула за руку Анну, мол, идем отсюда.
Оказавшись в приемной, девочка бухнулась на ковер и рассмеялась.
— Как там было весело! Ой, Анна! Как там весело! Там все вверх тормашками!
— Томочка, ради бога, тише! Прошу тебя.
Глухо хлопнула дверь. Глеб прислонился к стене, всеми силами сдерживая хохот. Орион закрыл рукой лицо. Анна смотрела на мужчин, на пищащую от смеха девочку, и чувствовала себя последней дурой.
— Да что с вами такое? — взмолилась она. — Глеб, откуда ты?
— Из бездны Анубиса, вероятно, — парень вытер рукавом влажные от смеха глаза. — Грешно смеяться над больными, но в такое дерь… простите… я еще не попадал. Анна, ты не говорила, что у Филиппа не в порядке с головой.
— Это у вас обоих не в порядке с головами! — воскликнула девушка. — Зачем ты ему наплел про индивидов? А ты что молчал, Орион? Да прекратите хохотать!
— Анна, извини, — выговорил Орион. — Кажется, мы бодро прошли по лезвию ножа.
Анна догадалась, что странное веселье друзей всего лишь маленькая разрядка по завершении щекотливой ситуации, к которой она тоже невольно приложила руку, вернее — язык.
— Тома, — Глеб поднял девочку с пола. — Как это ты научилась хитрить?
Тамара переминулась с ноги на ногу.
— Филипп думал очень плохо, и я испугалась. Я решила, что если Филипп думает так неправильно, а я тоже буду говорить неправильно, то тогда всё получится правильно.
Лица Глеба и Ориона изумленно вытянулись. Девочка сознательно использовала самый сложный для понимания силлогизм.
Уставившись в пол, она тихо продолжала:
— Я не буду рисовать ему Исиду.
— Тома, ты же сказала… — опешила Анна.
— Я не умею рисовать. Я вижу портрет, но нарисовать не получается… пока, — она подняла глаза. — Ты опять думаешь про маму, да? Пойми, я и она — совсем разные. Она мне не мама. А тебе — мама. Будь, как она, и ты нарисуешь! Скоро там, — она показала рукой на кабинет, — встанут те, кого нарисовал компутер. Им будет плохо. И земле будет плохо.
— Тома, мы можем им помочь? — задержав дыхание, спросил Орион.
— Земля поможет, если захочет. Я землю очень просила.
— Когда они встанут? — Глеб смотрел на закрытую дверь.
— Скоро. Мы услышим, Глеб. Мы их встретим! Их обязательно нужно встречать.
— Стас этого не знал, а меня встретил, — тихо сказал Орион.
Анна спохватилась.
— А где Стас? Меня беспокоит его отсутствие.
Орион ощутил острое прикосновение тревоги.
— Я схожу к нему, — медленно сказал он. — Подождите здесь.
Кодовый замок с удовлетворенным писком выплюнул магнитный ключ. Дверь приоткрылась.
— Стас, — неуверенно позвал Орион в темноту. — Стас, ты здесь?
Ответа не было.
Он включил свет.
На кровати под одеялом покоился человек. Белобрысый ежик на голове принадлежал, безусловно, первому помощнику доктора Жулавского. Но лицо! Орион в первый момент едва не отпрянул. Опухшее посиневшее лицо с оплывшими щеками и черными впадинами вокруг закрытых глаз походило на жуткую маску мифического чудовища.
— Стас, что с тобой? Стас! — молодой человек в ужасе наклонился над постелью.
Губы шевельнулись, из горла вырвалось шипение.
Орион опустился на колени и взял отекшую кисть. Пульс едва прощупывался.
— Стас! Что это? Стас, прошу тебя!.. — он сжал его руку, будто это могло удержать неумолимо утекающую из тела жизнь.
Веки задрожали. Сквозь ресницы просочился мутный взгляд. Уголки губ чуть-чуть растянулись, рот приоткрылся, хрип превратился в подобие голоса, и Орион разобрал: «Прости… я не успел…»
— Стас, нет! Подожди, я вызову врачей!
Голова едва заметно качнулась.
— Поздно, мой друг, — Стас вложил в слова последние силы. — Ты свободный человек. Живи… и люби…
Между веками застыла белесая ледяная полоска.
— Стас! Так нельзя, Стас! Стас, останься… — выкрикнул Орион.
Тишина. Струя тепла скользнула по щеке и исчезла во тьме.
Непоправимое обрушилось, согнуло, скомкало мысли и дыхание. Из груди просочился глухой протяжный стон. Орион зажмурился. Горячая капля упала на простыню и расплылась крошечным влажным пятном.
Ярко горел искусственный свет. Настольные часы с циферблатом тонко просигналили начало нового часа, и минутная стрелка поползла на новый круг.
— Он ушел, Орион, — послышался за спиной голос Глеба. — Его тепло ушло в землю.
— Почему?… Почему он? Он был лучше всех, он был…
Речь смешалась с беззвучным рыданием.
Глеб опустил ладонь на холодное лицо умершего и медленно закрыл остекленевшие глаза.
— Орион. Пойдем. Ты сделал все, что мог.
— Я ничего не сделал, — прошептал тот, не двинувшись.
— Ты его проводил. Человек не должен рождаться в одиночестве, и не должен в одиночестве умирать. Идем отсюда, сообщим медикам. Идем, Орион.
Глеб потормошил его за плечо. Молодой человек тяжело поднялся и, автоматически переставляя ноги, вышел в пустой коридор.
— Почему? — прошептал он, когда в панели щелкнул магнитный ключ. — Это земля предупредила нас, что не желает сносить на себе индивидов?
— Не городи чушь, — жестко осадил Глеб и вернул на лацкан друга его бадж. — Земля — не убийца. Но злые руки способны сделать из ее сокровищ страшные яды.
Орион вздрогнул, как очнулся.
— Ты предполагаешь умышленное отравление?
