– Наверное, свитера прячут подальше, – заметила Саша, но спун не расслышал, так как принялся нараспев читать поэму, написанную в честь Прекрасной Мо:

Со всех сторон, насколько хватало глаз, появились сотни, тысячи шкафрумских существ и, сверкая глазками по углам, шурша ленточками, складками, нитками, которые начали подпевать, покачиваясь в такт. Они позванивали бусинками, позвякивали пуговками, будто исполняя неведомый гимн Шкафрума.

Так, сопровождаемые песней, Саша и спун долго шли по анфиладам огромных гардеробных, стараясь обходить ковровых жевунов и не зацепить спящих вниз головой на вешалках пушистых шубных упыриков.

– А сейчас тише, – прошептал спун. – Как можно тише, мы идем мимо белья.

И правда, невдалеке простиралось настоящее бельевое царство: горы пододеяльников, наволочек, простыней, трусов и маек всех возможных расцветок. Между ними разливались озера с яркой, будто подкрашенной, голубой водой. По воде плавали острова пены, напоминая сверкающие айсберги. Раздавалось зловещее бульканье, нос щекотало от запаха стирального порошка и мыла, летали, переливаясь разными цветами радуги, мыльные пузыри. Повсюду валялись коробки со стиральным порошком и рекламными проспектами кондиционера для белья. На веревках, протянутых на километры, сушились полотенца.

Стоя на самой высокой горе тряпок, друг на друга орали две бельевые тюти. По виду их можно было бы принять за сделанных из носовых платков кукол, если бы не злобные визгливые голоса и крайне дурные манеры.

– Засявка бурлявая!! Фы чжоп бубу пыщь!!! – визжала одна, замахиваясь простыней.

– Заса бубу пыщь пыщь! Жобомопа плю! – отвечала вторая, отвешивая смачную оплеуху оппонентке с помощью целого вороха мокрых наволочек.

Вокруг них стоял страшный гвалт: толпа тють улюлюкала и подпрыгивала, вопила и размахивала тряпками. Видимо, ожидалась очередная битва не на жизнь, а на смерть.

Пригнувшись, Саша и спун поспешили дальше, чтобы не попасться стирально-прачечной мафии на глаза.

– Я уже бывала один раз в похожем месте, но там не так красиво и тепло и пахло гораздо хуже, – вспомнила Саша про зюкакайский переход. – И там мне не повезло, очень не повезло.

– Здесь главное – не наступить на бельевую тютю, – предостерег спун. – И не попасться в лапы бисерным феням и вышивальным кошмарницам, а то утащат к себе в логово и будут украшать, как новогоднюю елку, пока не вырвешься…

– Спун, а спун, а может, тут можно одежды раздобыть от Армани, Диора, на халяву, а?

– Раздобыть можно все, но хлопот с этой одеждой будет много, – подумав, сокрушенно покачал головой шерстяной человечек. – Тут надо и за своей одеждой присматривать, а то сбежит или приберет кто.

– А Шкафрум большой? – продолжала расспрашивать Саша.

– Иногда большой, иногда нет, – загадочно ответил спун. – Сейчас мы на Задворках. А вот и Аллея.

Тени на стенах посветлели, висящие одежды раздвинулись, и перед ними открылась залитая светом широкая дорога, по краям которой вился причудливый паркетный узор из красного дерева. Вильнув несколько раз, дорога уперлась в гигантские ворота. Массивный багет украшал запыленное зеркало, закрывшее центральные части обоих створок ворот. Саша задрала голову. Кому нужны такие огромные ворота, высотой в три человеческих роста?

Мутное отражение в створках, будто нехотя, повторило каждое Сашино движение. «Стоит признаться, – подумала про себя девушка, – последняя надежда, что меня будут ждать здесь, разбилась прямо об эти ворота».

– Молли! – крикнула Саша наверх. – Молли, ты здесь?

– Ты здесь!.. Ты здесь!.. Ты здесь!.. – отозвалось далекое эхо.

Под озадаченными взглядами спуна Саша постучала в дверь, толкнула ее наружу и подергала внутрь – безрезультатно. Затем поскреблась в замке и заглянула в замочную скважину. Наконец, оставив пустые попытки, рассерженно села, прислонившись спиной к запертым воротам.

– Прекрасная Мо… – проворчала она. – Шляется где-то опять, курит чьи-нибудь тапки…

– Мо!!! – вдохновенно подхватил спун. – Она – потрясающая, она утонченная, мудрая и прекрасная. Я вяжу ее портрет, чтобы ее образ всегда был со мной, хотите посмотреть?

Саша хотела что-то ответить спуну, но передумала и перевела разговор на другую тему:

– У вас есть что поесть-то?

Спун непонимающе взглянул на Сашу.

– Хотя о какой еде может идти речь, – грустно продолжала Саша, – у вас тут другая, тканевая форма жизни… хотя есть и свои плюсы, тепло и не дует… – Она скинула плащ, сняла ботинки и приготовилась ждать столько, сколько придется. Брошенный ею плащ, смешно подвернув рукава, выгнулся гусеницей и неспешно уполз в теневые недра Шкафрума.

Тем временем спун, притащив целый ворох шерстяных кофт и свернув их в нечто вроде гнезда, принялся развлекать Сашу рассказами. Компанию ему охотно составили свитерные засони, которые спали неподалеку и подползли послушать.

– …Великие и прекрасные Стражи Шкафрума, – нараспев рассказывал спун, – Они жили здесь и несли здесь дозор, охраняя Шкафрумские земли от чужаков и беспорядка. Они были веселые, они пели и рассказывали разные истории, пока один из них не прогневал чужого бога, чем навлек на всех ужасные беды. Стражи исчезли, и больше их никто не видел… Из них осталась только одна Прекрасная Мо. Но мы боимся, что и она может исчезнуть навсегда, как исчезли стражи…

«Даже наверняка, если попробует скурить шапку Гугиса», – рассеянно подумала Саша.

Под монотонные завывания спуна свитерные засони задремали, свернувшись на куче свитеров. Легкий шкафрумский ветер, теплый, пропитанный запахом старого дерева, неспешно нес по высокому сине-коричневому небу поблескивающие шелковые облака, будто полосы легкой ткани летели, развеваясь и играя отблесками небесного света. Неясные мерцающие, будто закатные, блики играли на стенах, перебегая с места на место, прыгая зайчиками по расчерченной паркетом земле. Саша глядела на небо, разглядывая скользящие там тени и стараясь особо не вслушиваться в спуновские повествования:

– Когда-нибудь стражи вернутся, и в Шкафруме наступит весна, – не унимался спун. – Бельевые тюти помирятся, а мы будем петь песни, как пели раньше, и рассказывать стихи, как раньше…

Где-то вдалеке то ли раздалось мяуканье, то ли скрипнула дверь.

Снятые Сашей ботинки стояли поодаль, в них уже кто-то залез и теперь храпел там, ворочаясь и вздыхая. Тихонько подползли теплые пледы и свернулись, как большие белые кошки, у ног.

– Если бы вы знали, как прекрасен Шкафрум, – продолжал спун. – Особенно весной, когда все цветет… Я сейчас прочту вам балладу о Мо на древнешкафрумском языке, и вы поймете…Спун откашлялся: – Слушайте…

– Спасите меня отсюда кто-нибудь, – сказала Саша тихо, закрывая глаза. – Долго я тут не протяну…

К счастью, спун вскоре задремал на своих кофтах, забывшись на полуслове и счастливо улыбаясь во сне. Наверное, ему снился прежний Шкафрум, цветущий и прекрасный, звенящий голосами и песнями.