Он собирался заглянуть на тренировку, отчасти для того, чтобы не спускать отцовского взгляда с многообещающих питомцев, отчасти — чтобы снова увидеть, как эти громилы месят друг друга. Но, знаете, то, се, и он еще две недели торчал в столице.

Правда, он полагал, что там, у них, всё в порядке. Дж., думал он, бегает по коттеджу, не жалея сил; а потому удивился, когда в клуб пришел Фредди и сказал, что упомянутый субъект ждет в холле.

— Мрачный такой, серьезный, — прибавил Фредди. — Взял два шиллинга, и как-то загадочно, рассеянно, что ли… Может, что-то не так?

Именно к этой мысли склонялся Пуффи. Посудите сами, Дж. У. должен быть в деревне, а он пришел в клуб. Направившись в холл под присмотром Фредди, он обнаружил своего компаньона, жевавшего незажженную сигару.

— Мое вам почтение, — заметил тот. — А неплохое местечко!

Пуффи было не до болтовни.

— Шут с ним. Как там у вас? Почему вы от них уехали?

— Вот именно, — поддержал Фредди. — Зачем вы их покинули?

— Закавыка вышла, — сказал Дж., закладывая сигару за ухо и напоминая кусок маргарина, отягощенный тайной скорбью. — Если не подсуетимся — всё псу под хвост.

И лаконично, но выразительно, он обрисовал положение дел.

По-видимому, вольная борьба — исключительно тонкое занятие. Тут все по науке, а не по вдохновению, то есть — не шаляй-валяй. Действия Свина и Клина обретают силу только тогда, когда отработаешь каждое из них, вплоть до зубовного скрежета, мало того, обдумаешь в тиши кабинета, а затем и отполируешь. Иначе ничего не получится, публика не примет.

Тем самым борцы должны пребывать в добром согласии. Свин и Клин в нем пребывали до недавней поры, помогали друг другу и забывали о себе ради общего блага.

Однажды Свин предложил Клину, чтобы тот дал ему в нос, поскольку это понравится зрителям, а его, Свина, не обидит, даже вызовет приятное ощущение. Клин не уступил ему в благородстве, предоставив живот в его полное распоряжение — прыгай, сколько влезет, живота у него столько, что он и не заметит, если на нем отобьют чечетку.

— Золото, а не парни, — продолжал Дж. У. — Как эти самые, из Библии. Не хочешь, залюбуешься. И что же? Поругались! Сидят, дуются. Так у нас ничего не выйдет. Клин одолеет Свина за пару минут, это ему раз плюнуть. Публика будет швырять в них бутылки.

— Ну и Бог с ней, — сказал Пуффи, подчеркивая светлую сторону. — За билеты она раньше заплатит.

— А как второй матч? А третий, я вас спрашиваю? Кряк-нется первый, больше никто не придет.

Теперь они поняли, к чему он клонит, и Фредди, жалобно вскрикнув, стал лихорадочно сосать набалдашник трости. По лицу Пуффи прошла туча, двигаясь от прыща к прыщу, словно серна в альпийских горах, одолевающая лощины; и он осведомился, насколько испортились отношения подопечных.

— Ну, — отвечал Дж. У, — еще друг с другом разговаривают.

— И на том спасибо.

— Нет, — поправил гонец, — они ругаются. Истинно говорю, хотите вернуть свои деньги, езжайте к ним, чтобы они одумались.

Пуффи сообщил, что его машина у подъезда. Фредди захотел присоединиться, но получил отказ. Дела и так плохи, нечего мотаться под ногами. Дж. У. спросил, не даст ли Ф. два шиллинга. Фредди ответил, что уже дал их. Дж. У. воскликнул: «Тьфу ты, запамятовал!» — и сослался на резонное беспокойство. После чего они с Пуффи отбыли.

Сказав, что П. Проссер — в беспокойстве, мы ничего не скажем. Состояние его мог бы описать только Шекспир, да и то, если очень постарался бы.

Особенно томила его загадочность ситуации. Свин и Клин много лет дружили, водой не разлить, и вдруг… В чем дело? Он тщетно искал ответа.

Дорога показалась ему удивительно длинной. Приехав, П.П. увидел сразу, что чутья Дж. У. хватает. Обе гориллы были исключительно мрачны. Когда они стали бороться, он понял, что имеет в виду антрепренер.

Пыл угас, как не было. Клин двинул Свина холодно и сухо; Свин прыгнул Клину на живот с такой отрешенностью, что публика, завидев это, немедленно взялась бы за бутылки.

Пуффи остался к обеду. Потом борцы разошлись по комнатам, не пожелав друг другу доброй ночи, а Дж. У. с великой печалью посмотрел на гостя. Если бы у него была душа, ее прошло бы оружие.[96]

— Сами видите, — сказал он. — Всё к собакам.

Но Пуффи, как ни странно, повеселел. Острый разум проник в тайну. Когда дело касается денег, мысль его подобна молнии.

— Чепуха! — отвечал он. — Держите хвост пистолетом. Солнце еще не скрылось.

Дж. У. сообщил, что не видит никакого солнца, но Пуффи заверил его, что солнце — здесь, и скоро засияет вовсю.

— Это проще простого, — развил он тему. — Я сразу заметил за обедом, если то был обед. У них несварение желудка.

Компаньон удивился и выругался, а потом спросил, где это слыхано, чтобы у борцов было несварение? Один, помнится, ел только шкварки и мороженое, запивая любимым напитком, шипучим ситро.

— И, надо сказать, просто цвел, как роза какая-нибудь.

— Да, — сказал Пуффи, — борцы могут лопать что угодно. Но у человеческого желудка есть предел, и вы его перешли. То, что мы ели, могла приготовить стервятнику его неопытная супруга. В детстве я знал козла, который ел дверные ручки. Сегодняшний бифштекс его бы испугал. Кто вам готовит, Лукреция Борджиа?

— Одна тетка из деревни.

— Пусть там и сидит, а я найду вам завтра кого-нибудь. Свин расцветет, как роза, Клин подпрыгнет, как холмы.[97] Через неделю будут тузить друг друга в любви и согласии.

Дж. сказал, что Пуффи, наверное, прав. Пуффи сказал, что он прав точно.

— А, вилы им в бок! — вскричал Дж. У, вдохновившийся его пылом. — Да, не зря вы говорили про это, ну, солнце. Один к одному! Насчет нанять не утруждайтесь, я за племянницей пошлю.

— У вас есть племянница? — удивился Пуффи, жалея несчастную девушку.

— Целых три, — не без гордости отвечал Дж. У. — Эта служит при кухарке, на Грин-стрит, в Мэйфер. Когда кухарки нет, она сама стряпает, и ничего, все довольны.

Обдумав эти слова, Пуффи решил, что не возражает против Миртл Кут (именно так ее звали). Как и его компаньон, он любил бесплатную помощь и знал, к тому же, что в аристократическом районе абы кого не наймут. Тем самым, условились, что в Лондоне он передаст ей письмо. Это он и сделал на следующее утро.

Миртл оказалась точно такой, какой должна быть племянница Дж. Обликом и взглядом она напоминала мороженую треску. Очки в стальной оправе удачно оттеняли рыжие волосы и гнусавость. Но Пуффи искал не Венеру и не Елену, а первоклассного профессионала. Частная беседа с кухаркой убедила его, что питание борцов вполне можно доверить этой страшиле. Кухарка заверила, что передала ей все знания, и присовокупила рекомендации от прежних хозяев, из которых следовало, что она (кухарка) искушена в искусстве еды от супа до зубочисток.

Словом, Миртл подучили сказать верховному начальству, что у нее дома кто-то заболел, и назавтра Пуффи отвез ее в коттедж вместе с большой коробкой и аденоидами. Чтобы проверить ее умение, он остался к обеду, о чем не пожалел. Она подала им суп, буквально ласкающий чрево, бифштекс с двумя гарнирами и рулет с изюмом. Все таяло во рту.

На мастодонтов это подействовало быстро и благоприятно. Суп они съели в сладостном сне, и эхо плещущих звуков мгновенно сменилось плеском млека милости.

Когда рулет сделал свое дело, раздоры ушли в прошлое Туши нежно улыбались друг другу. Голос Клина, просившего Свина передать ему сахар, сошел бы за голос горлицы, равно как и голос Свина, говорившего: «На, браток, угощайся». Пуффи так умилился, что пошел на кухню и дал этой Миртл десять шиллингов. Если П. добровольно расстается с деньгами, можете не сомневаться, что он тронут до глубины души.

На обратном пути он подумал, что можно увенчать добрые дела, устранив Фредди с его десятью процентами. Проценты мучили его с самого начала; и позже, встретив друга в клубе, он отвечал на его беспокойство тревожным, печальным взглядом. Разлад между Свином и Клином, пояснил он, зашел далеко, надежды нет, и лично он, Пуффи, поставил крест на их замысле, предотвращая неминуемый провал.