— В Ист Гилиэде?

— Да, штат Айдахо. Вы, конечно, и не слыхали про такое местечко, но оно существует.

— Как раз слышал. Мой лучший друг приехал из Ист Гилиэда.

— Не может быть! Кто же это?

— Один юноша по имени Джордж Финч.

— Неужели вы знаете Джорджа? — весело расхохоталась она.

— Он — мой лучший друг.

— Тогда, надеюсь, что он уже не такой тюхтя!

Хамилтон призадумался. Можно ли назвать Джорджа тюхтей? Насколько точно может человек оценить это качество у лучшего друга?

— Под словом «тюхтя» вы подразумеваете?..

— Тюхтю и подразумеваю. Человека, который не может и на гуся шикнуть.

За общением с гусем Джорджа заставать не доводилось, но Хамилтон подумал, что умеет судить о людях и у друга его достанет храбрости на совершение этого поступка.

— По-моему, Нью-Йорк его изменил, — поразмыслив, ответил он. — Вообще-то я зашел к вам из-за него. Дело в том, что он безумно влюбился в Молли Уоддингтон, падчерицу вашей клиентки.

— Вот это да! И так стесняется, что на милю боится к ней подойти.

— Ну нет! Позавчера вечером он прорвался в дом — да, именно прорвался, — и теперь миссис Уоддингтон запретила ему видеться с Молли, опасаясь, что он загубит ее планы. Она хочет выдать бедную девочку замуж за некоего лорда Ханстэнтона.

Мадам Юлали удивленно взглянула на него.

— А вы правы! Джордж переменился.

— И мы с Молли подумали, что хорошо бы склонить вас… ну, не пошли бы вы… э… на одну великодушную хитрость… Миссис Уоддингтон придет к вам сегодня. Может быть, взглянув в хрустальный шар, вы скажете ей, что Молли угрожает опасность со стороны темноволосого человека с моноклем.

— Конечно, скажу.

— Скажете?!

— Не такая уж большая услуга в благодарность за то, что вы сделали для меня.

— Спасибо, спасибо! Я сразу понял: таких, как вы, — одна на миллион. Простите… а не согласились бы вы пообедать со мной на следующий день после возвращения?

— С удовольствием.

— Я оставлю вам свой номер телефона.

— Спасибо. Передайте Джорджу привет. Хотелось бы увидеться с ним.

— Увидитесь. До свидания.

— До свидания, мистер Бимиш.

— Хамилтон. Она заколебалась.

— Не очень-то мне нравится это имя… «Хамилтон»… Какое-то чопорное…

Хамилтон вступил в короткую борьбу с собой.

— У меня есть и другое, Джеймс. Когда-то многие звали меня Джимми. — Чуть содрогнувшись, он храбро повторил: — Джимми.

— Добавьте к ним и меня! — сказала мадам Юлали. — Джимми — куда лучше. До свидания, Джимми!

— До свидания, — отвечал Хамилтон.

Так кончилась первая стадия любовной истории великого человека. Несколько минут спустя он шел танцующей походкой по улице. У Вашингтон-сквер он подарил мальчишке доллар и осведомился, не желает ли тот стать когда-нибудь президентом.

— Джордж, сегодня я встретил твою знакомую, — сказал Хамилтон, — из Ист Гилиэда.

— Как ее зовут? Молли просила что-то передать?

— Мадам Юлали.

— Не помню. А Молли просила что-то передать?

— Она тоненькая, грациозная, а глаза у нее нежно-серые, точно туман, плывущий над озером в волшебной стране.

— Определенно не припоминаю. А Молли просила передать мне что-то?

— Нет

— Нет?! — Джордж в отчаянии рухнул на стул. — Это конец!

— А, да! — вспомнил Хамилтон. — Из головы как-то вылетело. Просила тебе передать, что если ты случайно будешь прогуливаться завтра в Центральном парке поблизости от зоологического сада, то вы нечаянно встретитесь.

— Сегодняшний день, ах, нынешний день, он лучше рая! — завопил Джордж.

Мадам Юлали всмотрелась в хрустальный шар, который держала в изящных руках. Лицо, заставившее Хамилтона Бимиша отречься от принципов всей своей жизни, было сосредоточенно и серьезно.

— Туман начинает рассеиваться, — пробормотала она.

— А-а! — выдохнула миссис Уоддингтон. Она очень на это надеялась.

— Есть некто близкий к вам…

— Дух? — нервно поинтересовалась миссис Уоддингтон, боязливо косясь через плечо. Ей всегда чудилось, что нечто в этом роде может замаячить в углу этой тускло освещенной, пахнущей ладаном комнаты.

— Нет, вы не поняли меня, — мрачно поправила ведунья. — Я хочу сказать, что в шаре проступают очертания человека, очень близкого вам, вероятно — родственника…

— Не мужа, случайно? — огорченно осведомилась миссис Уоддингтон. Она знала цену деньгам, и ее вовсе не прельщала перспектива выбросить десять долларов за встречу с Сигсби.

— Имя вашего мужа начинается на «М»?

— Нет! — облегченно выдохнула миссис Уоддингтон.

— В тумане складывается буква «М».

— У меня есть падчерица Молли.

— Высокая и темноволосая?

— Нет. Маленькая, блондинка.

— Значит, это она! Вижу ее в подвенечном наряде. Она идет по церковному проходу. Рядом темноволосый мужчина с моноклем… Такой человек вам знаком?

— Лорд Ханстэнтон.

— Да, я чувствую букву «X»…

— Лорд Ханстэнтон мой большой друг и очень предан Молли. Вы действительно видите, что она выходит за него замуж?

— Я вижу, что она идет по церковному проходу…

— Ну, это одно и то же!

— Нет! До алтаря она с ним не дойдет.

— Почему? — спросила справедливо раздосадованная миссис Уоддингтон.

— Из толпы выскакивает женщина. Она преграждает им путь. Что-то говорит. Быстро, с большим жаром. Человек с моноклем отпрянул, лицо у него исказилось жуткой гримасой. Он вскидывает руку. Ударяет женщину. Та отлетает. Выхватывает пистолет… И потом…

— Ну? — закричала миссис Уоддингтон. — Ну?

— Виденье растаяло, — кинула мадам Юлали, резко вставая, как человек, отработавший десятку сполна.

— Этого не может быть! Это невероятно!

— Хрустальный шар не обманывает.

— Лорд Ханстэнтон такой милый человек…

— Несомненно, и женщине с револьвером он казался милым… на ее беду.

— А может, вы ошиблись? Многие мужчины темноволосы и носят монокль. Каков этот мужчина собой?

— А лорд Ханстэнтон каков?

— Высокий, стройный, с голубыми глазами и маленькими усиками. Он их вечно крутит.

— Тогда это он.

— Что же мне делать?

— Очевидно, вы не должны разрешать мисс Уоддингтон общаться с этим человеком.

— Но он сегодня придет обедать…

Мадам Юлали, девица импульсивная, чуть не крикнула: «Отравите ему суп!» — но, вовремя опомнившись, заменила совет сдержанным пожатием плеч.

— Миссис Уоддингтон, я предоставляю вам самой выбрать наилучший курс поведения. Советовать я не могу, могу только остерегать. Если у вас только крупные купюры, могу дать сдачу, — присовокупила она, внося в разговор деловую ноту.

Всю дорогу до 79-й стрит миссис Уоддингтон напряженно раздумывала. Она была не из тех, кто привык напрягать мозги, и пока добралась до дома, испытала все ощущения человека, которого огрели по голове тяжелым мешком. Больше всего в мире, чувствовала она, ей требуется полное уединение; и на своего мужа она воззрилась весьма желчным взглядом, когда, несколько минут спустя после ее возвращения, он пришаркал туда, где она укрылась для дальнейших размышлений.

— Ну что тебе, Сигсби? — утомленно спросила миссис Уоддингтон.

— А-а, вот ты где! — заметил Сигсби.

— Тебе что-то нужно?

— И да, и нет.

Миссис Уоддингтон с раздражением отметила, как грубейшая ошибка ее жизни елозит ногами по паркету, будто разучивая новый танец.

— Да стой ты смирно! — прикрикнула она.

— Не могу! Я нервничаю.

Миссис Уоддингтон прижала руку к пульсирующему виску.

— Тогда сядь!

— Попробую, — с сомнением отозвался Сигсби и опустился было на стул, но тут же и вскочил, словно бы сиденье наподдало его электрическим током. — Нет, не могу! Я просто извелся!

— Да что с тобой, Господи?

— Я должен тебе кое-что сказать и не знаю, как начать.

— Что же?

— Вообще-то и говорить-то ничего не хотел бы, — откровенно признался Сигсби. — Но обещал Молли. Она только что вернулась.