Вмешательство в спортивные планы не понравилось Бисквиту.

— Я не мистер Конвей, — резко сказал он. — Мистера Конвея нет дома.

Мистер Роббинс предупредительно воздел обтянутую перчаткой руку. Он ожидал такого рода реакцию.

— Прошу вас, немного терпения, — сказал он. — Понятно, что вы предпочли бы не обсуждать свои дела, но, боюсь, мне придется настоять на этом.

У мистера Роббинса было две манеры разговаривать с людьми. Беседуя с доверившимся ему клиентом, он позволял себе расслабиться и пошутить. Но, имея дело с авантюристами, он был тверд и непреклонен.

Ему не нравился стоявший перед ним мошенник, поэтому он взял холодный тон.

— Я представляю интересы мистера Фрисби, с племянницей которого, насколько мне известно, вы собираетесь заключить брачный союз. Мой клиент положительно настроен не допустить этого брака, и, смею вас заверить, вы не сможете поступить наперекор его желанию. Проявив несговорчивость и неуступчивость, вы потеряете все. Если же вы будете благоразумны, мой клиент готов покончить дело с большой щедростью. Я думаю, вы согласитесь со мной, мистер Кон-вей, — беседуя здесь, с глазу на глаз, в отсутствие свидетелей, — что героизм в данном случае неуместен, и мы можем сразу приступить к обсуждению финансового аспекта.

Бисквит выслушал эту тираду без всякой почтительности. Он достаточно натерпелся за этот день, чтобы кротко внимать глупой болтовне. Седины собеседника, выбивавшиеся из-под шляпы, не позволили ему ответить действием, иначе он сшиб бы эту шляпу одним ударом. Он решил ответить словесно только для того, чтобы поставить завзятого оратора на место. Однако Бисквит не воспользовался возникшей паузой, чтобы указать на ошибку. Мысль о том, что в одиннадцатом часу трудного дня судьба послала ему человека, который заговорил о деньгах — пока очень туманно, но с некоей лучезарной перспективой, — заставила его промолчать.

— Ну так как, мистер Конвей, — возобновил свою речь мистер Роббинс, — будете благоразумны?

Бисквит закашлялся. Палка выпала из его рук.

— Вы предлагаете мне деньги за…

— Позвольте!

— Нет уж, говорите прямо, — прервал его Бисквит, — идет речь о деньгах или нет?

— Идет. Я уполномочен предложить…

— Сколько?

— Две тысячи долларов.

Малберри-гроув поплыл перед глазами Бисквита. Лебедь Эгерт превратился в двух лебедей, близнецов.

— Подумайте хорошенько, — сказал мистер Роббинс.

Он плотно запахнул полы пиджака, больше напоминавшего крылатку. Бисквит бессильно оперся о забор.

— Когда я их получу? — спросил он после паузы.

— Сейчас.

— Сейчас?

— У меня с собой чек. Смотрите!

И мистер Роббинс вытащил из кармана чек и помахал им перед носом Бисквита. Долго махать ему не пришлось.

— Давайте, — прохрипел Бисквит и выхватил чек. Мистер Роббинс пронаблюдал за его жестом с жалостью и отвращением. Он был уверен в успехе своей миссии, но не надеялся, что победа придет так скоро. Хотя адвокат и упомянул, что героизм в этом деле неуместен, он не предполагал, что соперник сдастся без всякой попытки сопротивления.

— Полагаю, юную леди можно поздравить с удачным избавлением, — язвительно заметил он.

— А? — отозвался Бисквит.

— Я говорю, можно поздравить…

— Ах, да, — машинально ответил Бисквит, — спасибо большое.

Мистер Роббинс попытался пробить эту стальную броню.

— Вот моя карточка, — брезгливо сказал он. — Завтра пожалуйте ко мне в контору подписать письмо, которое я продиктую. Спокойной ночи, мистер Конвей.

— А?

— Спокойной ночи, мистер Конвей.

— Что?

— Спите спокойно! — в третий раз пожелал мистер Роббинс.

Он повернулся и пошел прочь. Даже его спина выражала презрение.

Бисквит немного постоял, глядя на воду. Потом, медленно войдя в дом, смешал себе виски с содовой, потому что ситуация безоговорочно того требовала.

В промежутках между глотками он, слегка фальшивя, напевал баритоном боевую мелодию. Тонкая перегородка, отделявшая гостиную «Заводи» от гостиной «Уголка», позволяла Берри, пытавшемуся сладить со своей трагедией, слышать каждую ноту.

Берри передернуло. Если так его приятель выражает свою великую любовь, славу Богу, что он не отозвался на его стук в окно.

Спустя двадцать минут автомобиль с капитаном Келли и мистером Хоуком въехал на Малберри-гроув.

— Прибыли, — объявил капитан. — Вылезай. Мистер Хоук вылез из машины.

— Теперь вот что, — сказал капитан Келли, по-военному озирая окрестность, — вот что мы сделаем, рыба ты снулая. Ступай за угол и стань на шухер позади дома. Я буду здесь, у входа. И помни, никто не должен выйти ни из того, ни из этого дома. Всех впускать, никого не выпускать. Уразумел?

Мистер Хоук, преисполненный решимости выполнить свой долг, кивнул одиннадцать раз.

— Пушку купил, — сказал он.

Диета из большого количества виски с незначительным добавлением содовой на протяжении дня и вечера, время от времени перемежаемая чистым бренди, — палка о двух концах. С одной стороны, она имела своим результатом появление Дж. Б. Хоука с револьвером в руках на задворках усадьбы, каковой подвиг он никогда бы не смог совершить на лимонаде; но с другой — она сильно ослабила его способности.

Прислонившись к дереву и вдыхая ароматный ночной воздух Вэлли Филдс, мистер Хоук плохо понимал, что с ним происходит. Ему смутно вспоминался какой-то странный разговор с другом, капитаном Келли, в ходе которого было сказано много интересного, но по меньшей мере три кардинальных вопроса оставались неясными.

Вот эти вопросы:

(а) Кто он такой?

(в) Где он находится?

(с) Зачем он здесь?

Никто, кроме него самого, не мог ответить на эти вопросы.

В сущности, над теми же проблемами задумывался, бывало, Марк Аврелий. Но у мистера Хоука было преимущество перед римским императором. Последний искал объяснения своему пребыванию в большом мире. Дж. Б. Хоук хотел только знать, зачем он прислонился к дереву в каком-то деревенском саду.

Он чувствовал, что его привела сюда какая-то серьезная причина, и надеялся, что если будет сохранять спокойствие и сосредоточится, то припомнит, какая именно.

Итак, затерянный в пространстве мистер Хоук размышлял о первопричинах своего бытия. Размышлял он и в тот момент, когда судьба подсобила ему, ослабив руку, которой он опирался о ствол дерева. Потеряв равновесие, мистер Хоук повалился на бок и больно ударился левым виском. Шок, вызванный ударом, не замедлил сказаться. Сидя на земле и потирая ушибленное место, мистер Хоук обнаружил, что память вернулась к нему.

Он вспомнил все. Все стало на свои места. Капитан поставил его здесь, в саду, чтобы предотвратить — если понадобится, то силой — исход молодого Конвея и его рыжего приятеля. Мистер Хоук решительно поднялся и отряхнул брюки. Голова слегка кружилась, но зато ответы на фундаментальные вопросы бытия были найдены.

Инстинктивно чуя, что такая вещь непременно пригодится в экспедиции, Дж. Б. Хоук захватил с собой внушительную карманную фляжку. Теперь он извлек ее и основательно приложился. И сознание его, проделав путь из тьмы непонимания к высотам знания, сделало новый вираж. Если бы случайный прохожий осветил в этот момент лицо мистера Хоука, его поразило бы в нем выражение твердости. Дж. Б. Хоук глубоко погрузился в думы о Берри и его друге. Ишь чего захотели! Увести из-под носа хорошего человека заслуженное им богатство! Не на того напали, думал мистер Хоук.

Широким жестом, как бы сметающим с его пути незадачливых заговорщиков, он театрально воздел к небесам руку. К несчастью, это оказалась та самая рука, которая держала фляжку. Пальцы, повинуясь внезапному порыву мистера Хоука, ослабили хватку. Драгоценный предмет сгинул в ночи, оставив бывшего владельца в лихорадочных поисках.

Мистер Хоук никогда не числился в любителях поэзии. А то, несомненно, вспомнил бы горькие строки Лонгфелло о том, как поэт направил в небо стрелу, а та упала на землю и пропала неизвестно где.