— Ну и что?

— Я в библиотеке сидел. Она разыскала меня там и сказала…

— Будь так добр, Сигсби, держись, пожалуйста, ближе к сути.

— Я обещал ей, что сообщу тебе исподволь, не сразу…

— Что сообщишь? С ума сойти можно!

— Помнишь того парня с Запада, ну, Пинча? Он еще заскочил к нам позавчера? Замечательный, веселый такой…

— Вряд ли я забуду этого субъекта. Я отдала строжайший приказ — никогда не пускать его в дом.

— Так вот, этот замечательный молодой человек…

— Меня нисколечко не интересует мистер Финч. По-моему, его зовут именно так.

— А я думаю, Пинч…

— Финч. Да какое вообще это имеет значение?!

— А такое, что Молли хочет носить эту самую фамилию. Понимаешь, она пришла и объявила, что они с Винчем обручились и скоро поженятся.

Выговорив эти слова, Сигсби выпучил глаза на жену с зачарованным ужасом человека, который, просверлив дырку в дамбе, наблюдает, как потихоньку сочится вода, зная, что поправить уже ничего невозможно. У него с самого начала брезжило подозрение, что новость поразит ее, и теперь догадка подтверждалась прямо на глазах. Ничто не могло подвигнуть женщину такого сложения «выпрыгнуть из кресла», но она стала медленно приподниматься, словно воздушный шар, наполовину наполненный газом, и лицо ее так исказилось, а глаза так выпучились, что любой компетентный медик с азартной искоркой поставил бы семь против четырех, что у нее через несколько минут будет апоплексический удар.

Но каким-то чудом беды — если это можно назвать бедой — не произошло. На какое-то время страдалице отказали голосовые связки, слов не получалось, она только квакала. Потом, гигантским усилием воли овладев собой, она выговорила:

— Что — ты — сказал?

— Ты слышала, — угрюмо буркнул Сигсби X., ломая пальцы и желая оказаться сейчас в штате Юта, где он бы занялся угоном скота.

— Я правильно поняла? — Миссис Уоддингтон облизала губы. — Ты сказал, что Молли помолвлена с этим Финчем?

— Да. И, — быстро прибавил Сигсби, давая бой в первом окопе, — не вздумай взваливать вину на меня! Я тут — ни при чем!

— Ты привел его в дом!

— Д-да… — Это слабое звено в обороне Сигсби проглядел. — Ну, я…

На миссис Уоддингтон снизошло призрачное спокойствие, вроде того, что подергивает поверхность расплавленной лавы за миг до извержения.

— Вызови Ферриса! — приказала она. Сигсби позвонил.

— Феррис, — распорядилась миссис Уоддингтон, — попроси мисс Молли прийти сюда.

— Слушаюсь, мадам.

В промежутке, протекшем между уходом дворецкого и приходом заблудшей дочери, беседа была не настолько блестящей, чтобы поведать о ней. Сигсби промямлил «э…», на что миссис Уоддингтон прикрикнула: «Умолкни!» — вот и все. Когда Молли вошла, мачеха смотрела прямо перед собой, грудь ее тихонько вздымалась и опадала, а Сигсби X. только что успешно расколотил фарфоровую статуэтку, которой, сняв ее с ближайшего столика, пытался пожонглировать на кончике ножа для резания бумаги.

— Феррис сказал, вы зовете меня, мама, — сказала Молли, радостно впорхнув в комнату и глядя на родителей сияющими глазами. Щеки у нее прелестно раскраснелись, и ее окружало такое сияние невинной, девичьей веселости, что миссис Уоддингтон с превеликим трудом сдержалась, чтоб не швырнуть в нее бюстом Эдгара По.

— Да, я тебя звала, — подтвердила страдалица. — Пожалуйста, объясни мне, что это за чушь про тебя и… — она поперхнулась, — мистера Финча.

— И скажи наконец, — вставил Сигсби, — кто он все-таки? Финч или Пинч?

— Конечно Финч.

— Ах ты!.. Никудышная у меня память, — посетовал Сигсби. — Помню, учился в колледже с таким Фолансби, и представьте себе, ну никак не мог выкинуть из головы, что его фамилия Фергюссон! Я…

— Сигсби!

— Да?

— Умолкни! — Миссис Уоддингтон снова обратила все внимание на Молли. — Твой отец говорит, ты рассказала ему какую-то чушь, будто ты…

— Помолвлена с Джорджем? — подхватила Молли. — Ну да! Это истинная правда! Помолвлена. По совершенно необыкновенной случайности мы встретились сегодня днем в Центральном парке, у зоологического сада…

— Все собираюсь туда сходить, — снова вставил Сигсби, — но так ни разу и не выбрался.

— Сигсби!

— Да ладно, ладно. Я ведь только говорил…

— Мы оба ужасно удивились, — продолжала Молли. — Я сказала: «Подумать только, и вы здесь!». А он отвечает…

— У меня нет ни малейшей охоты узнать, что ответил Финч.

— В общем, погуляли мы немножко, посмотрели на зверей — и вдруг, у клетки сибирского яка, он попросил меня выйти за него замуж.

— Ну уж нет! — с неожиданной твердостью воскликнул Сигсби, решивший хоть раз в жизни настоять на своем. — Замуж ты выйдешь в церкви святого Фомы, как приличная девушка!

— Да нет! У клетки он сделал мне предложение.

— А-а, понятно! — облегченно вздохнул Сигсби. Мечтательное выражение затуманило глаза Молли. Ее губки сложились в нежную улыбку, как будто она вновь переживала тот чудесный в жизни любой девушки миг, когда мужчина, которого она любит, позвал ее отправиться с ним в рай.

— Вы бы видели его уши! — хихикнула она. — Они стали — ну абсолютно малиновыми!

— Не может быть! — тоже хихикнул Сигсби.

— Прямо алыми! А когда он попытался говорить, то только булькал.

— Вот бедняга! Поистине недотепа… Молли, сверкая глазами, набросилась на отца:

— Как ты смеешь обзывать моего Джорджа недотепой?

— А как ты смеешь называть этого недотепу своим Джорджем? — парировала миссис Уоддингтон.

— Потому что он и есть мой Джордж! Настоящий ягненочек! Я его люблю! И выйду за него замуж.

— Ничего подобного! — Миссис Уоддингтон трясло от ярости. — Ты что, воображаешь, я позволю тебе губить жизнь? Он — жалкий охотник за приданым.

— Нет!

— Он — нищий художник.

— Он страшно умный и сумеет продавать свои картины за большие деньги.

— Ха!

— А кроме того, — вызывающе добавила Молли, — когда я выйду замуж, я получу жемчужное ожерелье, отцовский подарок маме. Я продам его, и этих денег нам хватит на долгие годы.

Миссис Уоддингтон готова была возразить — и без сомнения, возражение это было бы весьма метким, как любое, слетавшее с уст этой дамы, но ее перебил страдальческий стон.

— Ну что еще, Сигсби? — раздосадовано спросила она. Судя по всему, он сражался с бурным волнением, таращась на дочку выпученными глазами.

— Ты сказала… Ты хочешь продать ожерелье? — заикаясь, пролепетал он.

— Ах, да успокойся ты, Сигсби! — оборвала миссис Уоддингтон. — Какое это имеет значение? При чем тут жемчуг? Эта заблудшая девушка намеревается броситься в объятия убогого мазилы, бренчащего на гавайской гитаре…

— На гитаре он не играет, он мне говорил…

— …когда могла бы выйти замуж за превосходнейшего человека, с прекрасным старинным титулом, который…

Миссис Уоддингтон запнулась. В памяти ее всплыла сцена у мадам Юлали.

Молли живо воспользовалась заминкой и ринулась в контратаку.

— За лорда Ханстэнтона я не выйду! Даже если бы на свете не было других мужчин…

— Знаешь, солнышко, — тихо проговорил Сигсби, — лично я на твоем месте ожерелье продавать не стал бы.

— Ну что ты, непременно продам! Когда мы поженимся, нам понадобятся деньги.

— Вы не поженитесь. — опомнилась миссис Уоддингтон. — Любая разумная девушка отвергла бы этого обтрепанного, убогого типа. Да ведь он настолько труслив, что даже не осмелился прийти сюда и объявить мне эту ужасающую новость. Все спихнул на тебя…

— Джордж не смог прийти! Его арестовали.

— Ха-ха! — торжествующе воскликнула миссис Уоддингтон. — И за такого субъекта ты собираешься выйти замуж! Арестант! Хулиган!

— Нет, тут дело в том, что он очень добрый, — возразила Молли. — Он был очень счастлив, что мы обручились, и стал раздавать прохожим доллары. Это было на углу 59-й стрит и Пятой авеню. Через две минуты собралась толпа до Мэдисон-сквер и образовалась пробка. Транспорт встал на несколько миль, вызвали полицейских, Джорджа увезли на патрульной машине, а я позвонила Хамилтону Бимишу, чтобы он его выкупил под залог и привел сюда. Так что с минуты на минуту они приедут.